Габриэль Сеайль - Леонардо да Винчи. О науке и искусстве
Властители губили себя в лабиринте своей запутанной политики, а Винчи трудился, чтобы сделать их увеселения более благородными. Он вносил в их празднества благородство линии, гармонию красок, нечто такое, что затрагивало душу, примешивало мысль к роскошной обстановке. Но ремесло машиниста и декоратора было только случайной игрой его гения. Если он и забавлялся изобретением эфемерных зрелищ, которые на минуту овладевали изменчивым воображением знатных миланских дам, то в то же время он трудился над великими произведениями, которые будут вечно жить и казаться новыми человеческому уму.
III
Максимилиан, покровитель Ганса Бюргмайера и Альберта Дюрера, любил искусство. Чтобы окончательно заручиться его благосклонностью, Людовик поручил Винчи нарисовать для императора запрестольный образ, представляющий Рождество Христово. «Эта картина, – говорит анонимный биограф, – считается знатоками несравненным и чудным шедевром искусства». Мы ничего не знаем о судьбе этой потерянной для нас картины.
Великое произведение живописи Леонардо в Милане – это «Тайная вечеря», которую он нарисовал в трапезной монастыря Санта-Мария-делле-Грацие. В живописи не существует более знаменитого, но в действительности менее известного произведения. О ней писались комментарии, которые в свою очередь нашли себе комментаторов. Лишь только она была окончена наставником, ученики стали воспроизводить ее. Древние копии, находящиеся в Милане, Лувре и лондонской Королевской Академии, приписываются – верно или нет – Марко д’Оджоне[15]. В начале нашего века Босси в своей книге Il Cenacolo насчитал около 50 копий. Каждый год открывают новые, и Рихтер (Leonardo. London, 1864) говорит еще об одной, найденной в одном из Афонских монастырей, в Македонии.
Это произведение еще более распространилось посредством гравюр. Самые старинные эстампы – в падуанском и флорентийском стилях. Самый знаменитый из них тот, который Рафаэль Морген (Morghen) сделал в 1800 г. для великого герцога Тосканского. Его считают верным изображением подлинника. Но в действительности Рафаэль Морген не выезжал из Флоренции в течение трех лет, пока продолжалась его работа. Он ограничился воспроизведением рисунка живописца Т. Маттеини, который по его просьбе был послан герцогом в Милан. Если верить Аморетти, то Маттеини ввиду плачевного состояния оригинала должен был прибегнуть к копии Кастеллоцо, приписываемой Марко д’Оджоне.
Голова св. Иакова для «Тайной Вечери» и архитектурные наброски, 1495 г.
Трудно с точностью определить время, когда Леонардо окончил «Тайную вечерю». Он над ней работал долго, может быть, десять лет. В счете монастырского архитектора, помеченном 1497 г., написано: «За работы в трапезне, где Леонардо нарисовал апостолов, и за окно – 36 ливров 16 су». Из этого заключают, что «Тайная вечеря» была уже окончена к этому времени. Но письмо Людовика Мора к своему секретарю доказывает, что в 1497 г. Леонардо еще не выполнил взятого на себя обязательства. «Мы вам поручаем, – пишет герцог, – заботиться о делах, упоминаемых в прилагаемом при сем списке; хотя наши приказания уже были даны вам на словах, но для большей верности мы их вкратце излагаем в нескольких строчках, дабы вы поняли важное значенье, которое мы придаем их быстрому исполнению». Этот список любопытен; он доказывает, что Людовик Мор лично интересовался делами искусства и что «Тайная вечеря» была начата по его поручению. Из тринадцати пунктов, заключающихся в нем, почти все относятся к произведениям искусства; в одном из них сказано: «Потребовать у Леонардо, чтоб он окончил свою картину в трапезной монастыря Санта-Мария-делле-Грацие». От друга Леонардо, Фра Луки Пачиоли (для его книги De Divina proportione Винчи приготовил рисунки), мы узнаем, что «Тайная вечеря» была окончена в 1498 г. В письме к Людовику, которое служит предисловием к этому самому сочинению, он, намекая на факт, случившийся 9 февраля 1499 г., говорит следующее: «Своей поразительно прекрасной кистью Леонардо уже изобразил великолепное подобие нашего пламенного стремления к спасению, в достойном и почтенном месте духовной и телесной трапезы святого храма, которому отныне должны уступить первое место все произведения Апеллеса, Мирона и Поликлета». Таким необыкновенным языком говорит ученый монах.
До Винчи многие живописцы изображали последнюю трапезу Христа с учениками. Джиотто (в часовне падуанской церкви Мадонна-делль-Арена, построенной на месте, где стоял римский амфитеатр) держится еще традиций Средних веков. Он окружает громадными сияющими венцами головы апостолов, из которых некоторые, обращенные спиной к зрителям, производят комическое впечатление. В своих фресках, находящихся во флорентийском монастыре Санта-Аполлония, Андреа дель Кастаньо первый обрабатывает сюжет в духе эпохи Возрождения. Он снимает с апостолов неуклюжие венцы, сажает их рядом за длинным столом, занимающим всю длину стены; один, только Иуда, согласно преданию, сидит в стороне от своих товарищей; на другой стороне стола спит св. Иоанн, положив голову на руки. В 1480 г., прежде чем Леонардо оставил Флоренцию, Гирландайо окончил свою «Тайную вечерю» в трапезной монастыря Оньисанти. Произведение Гирландайо вследствие своего резкого контраста с картиной Винчи дает возможность понять все оригинальные особенности последней. Она производит впечатление красивой декоративностью, но в ней чувствуется что-то суровое и сосредоточенное. Стол помещен среди длинной деревянной галереи, напоминающей церковные хоры; сверху как бы два открытых свода, через которые виднеются деревья, листва, птицы; все это напоминает внутренне галереи уединенного картезианского монастыря. Иуда, согласно преданию, изолирован от тех, кого он предает, а голова св. Иоанна покоится на груди Христа, который только что произнес потрясающие слова[16]. Художник, видимо, старался разнообразить жесты и лица. Он собрал здесь благородных старцев, людей зрелого возраста и юношей. Но душевное состояние выражается у них всех в совершенно одинаковой мере. Не схвачено непроизвольное, свободное проявление различных возрастов, темпераментов, характеров. Это в самом деле совсем не люди, а святые, как они рисуются в старинной легенде.
Совсем другой характер носит картина Винчи. Она пострадала от разрушительной силы времени и других невзгод, она теперь почти стерта. Когда посмотришь на нее, то сначала приходишь в отчаяние; но кто подольше постоит перед ней, тот чувствует, как постепенно она оживает перед его глазами и воскресает в его душе. Эта живая и потрескавшаяся стена хранит еще, вопреки всему, тайну, которую ей доверил гений. Предшествующие художники, как неистощимые и милые рассказчики, покрывали целые стены наивной передачей христианских легенд. Флорентийские мастера питали страсть к гармоническим группам, представляя их в величавых и ясных очертаниях, радующих глаза и сердце; у Леонардо были новаторские стремления. Он хотел создавать живых людей, соперничая с природою. Чтобы верно передать «Тайную вечерю», он мысленно представляет ее себе не только как поэт, но так же как историк и психолог.
В сущности, о чем идет здесь речь? Люди из народа, с чистой душой и энергическим характером подверглись влиянию великой души. Они все бросили, чтобы следовать за Иисусом; но к ним прокрался негодяй, который изменит учителю и предаст его палачу. Как они будут держать себя, когда тот, кого они так любят, произнесет страшные слова: «Истинно, истинно говорю вам, что один из вас предаст меня». Такова задача. Леонардо для ее разрешения не прибегает к молитвам, как Фра Анжелико; он посещает площади и рынки Флоренции. «Тайная вечеря» – вот что значит для него: следует создать тринадцать живых людей; следует представить тринадцать тел с различным строением и деятельностью, комбинируя мышцы, кровь и нервы в своеобразных пропорциях. По его теории, телесная машина, бесконечную сложность которой он знает, есть произведение души. Форма – только видимое проявление духа: ее вызывает к жизни чувство, выражением которого она должна служить. Но эти лица не должны быть изолированными; необходимо, чтоб они, как участники в одном и том же событии, были заняты им. Различные лица на картине представляют собою только оттенки той же самой эмоции, видоизменяемой темпераментом тех, кто ее испытывает. Леонардо мечтал вот о чем: сделать произведение живым, придать каждому апостолу тело, соответствующее его душе, и душу, соответствующую телу; силою размышления проникнуть в сокровенные соотношения, доходящие у человека до бесконечности; из этого анализа посредством гениального синтеза воспроизвести жизнь во всем ее своеобразном богатстве: а затем – как следствие одного и того же чувства, одновременно и внезапно охватившего их, – слить этих многосложных личностей, этих живых элементов, в живое единство гармонического творения.
