Александр Зихунов - Медовый месяц императора
Геккерн показал письмо Бенкендорфу. Возможно, Геккерн сам прокомментировал некоторые места. Например: "Подобно старой развратнице, Вы сторожили жену мою во всех углах, чтобы говорить ей о любви вашего незаконнорожденного или так называемого сына..." Пушкин явно, как и многие, знал о подлинных взаимоотношениях сорокашестилетнего Геккерна и двадцатипятилетнего Дантеса. Отсюда намек на старую развратницу и на "так называемого сына". Для голландского посланника этот скандал мог означать конец карьеры только в том случае, если Пушкин знал или догадывался о связи любовника-посла с Третьим отделением. Конец дипломатической карьеры автоматически лишал его множества благ, среди которых интерес к молодым мужчинам преобладал. А молодые кавалергарды стоят дорого. Геккерну пришлось даже заняться мелкооптовой контрабандой спиртных напитков в Петербург, чтоб как-то поправить свое финансовое положение. Другим источником его доходов стала торговля антиквариатом. Но всего этого катастрофически не хватало. В январе 1837 года Дантес женится на Екатерине Николаевне Гончаровой, сестре Натальи Николаевны Пушкиной, урожденной Гончаровой. Брак удобен как маскировка. Теперь Дантес женат и жена его находится в одном доме с Геккерном. Приличие соблюдено.
Но что-то в этих строчках письма обеспокоило всесильного шефа жандармов. Сам по себе скандал с Геккерном и его любовником Бенкендорфа не пугал. Пугал его Пушкин, который сумел докопаться до деловых отношений шефа жандармов и посланника иностранного государства. А что, если он копнет глубже? Конечно, только это могло испугать Бенкендорфа настолько, что он идет на обман императора. Скорей всего, об увлечениях Геккерна Третье отделение знало давно. Эта категория лиц всегда уязвима для шантажа и вербовки. Дантеса Геккерну "подставили", пообещав быстрое продвижение по службе, что и произошло в действительности. Вся гвардия удивлялась, как могло получиться, что Дантес, в нарушение всех правил, был принят в полк сразу офицером. Пушкин отметил это событие в своем дневнике.
Таким образом, нидерландский посланник барон Луи Геккерн оказался объектом вербовки и стал давать информацию. Скандал с Геккерном мог приоткрыть завесу над тайной взаимоотношений иностранного дипломата и тайной политической полиции России. Кроме того, агент, причем очень ценный агент, мог быть окончательно потерян.
Желания и намерения барона Геккерна и генерала Бенкендорфа полностью совпадали. Бенкендорф проникся озабоченностью Геккерна.
Они сидят друг против друга. Равные противники и сильные партнеры. Их возможный разговор легко реконструировать. Посланник сообщает, что дуэль неизбежна, и просит принять меры для её предотвращения, предотвращения раз и навсегда. Дуэли в России запрещены, и шеф жандармов обязан пресечь нарушителя закона, но... официального донесения агентов пока нет, следовательно, реагировать рано; если же такое донесение поступит, то наряд жандармов на место дуэли будет послан, но совсем необязательно он попадет именно туда, где будет происходить эта дуэль.
Лукавый Александр Христофорович очень точно оценил редчайшую возможность не только разделаться с беспокойным поэтом независимо от исхода поединка, но и ещё сильнее повязать своего агента кровью.
Геккерна такой подход к решению проблемы не устраивал. Причин было две.
Первая: если исход поединка трудно предсказать, то каким образом можно гарантировать безопасность Дантеса?
Бенкендорф со свойственной ему жестокой язвительностью напомнил встревоженному папаше, что дуэль - дело благородное, кроме того, стальной панцирь, заказанный для Дантеса ещё в ноябре 1836 года, мог в значительной мере обезопасить его1. Конечно, согласно правилам секунданты обязаны проверять перед началом поединка одежду соперников, но эту формальность теперь уже никто не выполняет.
Вторая: как обезопасить Дантеса от закона, который очень сурово вплоть до смертной казни - карал участников дуэли?
Скорее всего, Бенкендорф заверил, что он, основываясь на мнении света, которое наверняка будет на стороне Дантеса, приложит все усилия, чтоб смягчить приговор. В худшем случае виновник послужит пару лет на Кавказе кстати, молодому человеку это пойдет только на пользу.
Барон покинул графа неудовлетворенным. Необходимо обезопасить Дантеса не наполовину, а полностью или почти полностью.
Прежде всего следует точно выбрать род оружия. Учитывая разницу в росте и быстроте реакции между Дантесом и Пушкиным, казалось бы, что предпочтение должно быть отдано холодному оружию. Кто-то подсказал, что Пушкин в прошлом был хорошим фехтовальщиком. Кроме того, дуэль с помощью холодного оружия предполагает плотный контакт противников, что исключает участие третьего лица, имеющего возможность повлиять на исход поединка. Выбор пистолетов связан с появлением на месте дуэли третьего лица - ещё одного стрелка. Именно под него выбирали место и время дуэли.
Но осторожный Геккерн делает попытку примирить непримиримое. Вечером 26 января, после посещения Бенкендорфа, он едет к Пушкину. Жуковский записал у себя в дневнике: "В понедельник приезд Геккерна и ссора на лестнице".
В дом барона не пустили. Пушкин вышел к нему на лестницу. Вероятно, Геккерн уже в эту секунду понял, глядя на Пушкина, что примирение невозможно. Екатерина Николаевна Мещерская (урожденная Карамзина), встретившись с Пушкиным во второй половине декабря 1836 года, писала позднее: "...я была поражена лихорадочным состоянием Пушкина..."
Пушкин сам отмечал свое нервно-болезненное состояние. Будучи на именинах у Николая Ивановича Греча, он говорил хозяину: "Все словно бьет лихорадка, все как-то везде холодно и не могу согреться; а порой вдруг невыносимо жарко".
Они стоят друг против друга на полутемной лестнице. Барон унижен - его даже не пригласили в переднюю. Выдержка начинает ему изменять. Пушкин только этого и ждет. Он взрывается целым потоком оскорблений. Михаил Яшин полагал, что имело место оскорбление действием.
Это возможно. Он мог избить швейцара "по всем правилам английского бокса" только за то, что несчастный не вовремя открыл ночью дверь, он бросался с ножом на капитана Рутковского, а приложиться к физиономии Геккерна в тот момент и в том состоянии - святое дело.
На другой день Геккерн принял вызов, но кажется, что он ещё надеется на мирный исход. В его письме к Пушкину есть слово, которое можно воспринять как скрытый, слабый символ надежды. "Мне остается только сказать, - пишет барон Геккерн, - что виконт Д'Аршиак едет к вам, чтобы условиться о месте встречи с бароном Геккерном; прибавлю при этом, что эта встреча должна состояться без всякой отсрочки. Впоследствии, милостивый государь, я найду средство научить вас уважению к званию, в которое я облечен и которое никакая выходка с вашей стороны оскорбить не может".
Еще П.Е. Щеголев обратил внимание на слово "впоследствии".
Он писал: "Очевидно, Геккерн не верил в серьезность дуэли, если писал, что впоследствии, после дуэли, он найдет средство научить Пушкина уважению к его званию. Не лишенная интереса черточка!"
Геккерн действительно, с одной стороны, старается уладить дело, даже после того как Пушкин вышвырнул его из своего дома и, видимо, при этом нецензурно ругался. В оправдательном письме на имя своего министра Геккерн пишет: "Все же я готов представить вашему превосходительству копию с него (письма от Пушкина. - А.З.), если вы потребуете, но на сегодня разрешите ограничиться только уверением, что самые презренные эпитеты были в нем даны моему сыну, что доброе имя его достойной, давно умершей матери было попрано, что моя честь и мое поведение были оклеветаны самым гнусным образом". Ни слова о матери Дантеса Пушкин не написал. Возможно, Геккерн имеет в виду намек на незаконнорожденность Дантеса, но это маловероятно. Скорей всего, Геккерн смешал письменные и устные оскорбления, прозвучавшие на лестнице у квартиры Пушкина. Боюсь, что Пушкин ругался "по матушке", а иностранец Геккерн перевел идиоматическое выражение буквально.
С другой стороны, практически лишь одни сутки идет окончательная подготовка к тому, что А.Я. Булгаков позднее назовет "убийством без всяких правил".
Подыскивается подходящее место на Черной речке неподалеку от Комендантской дачи. Вроде бы не совсем удобно, ибо на даче зимой жил сторож, а рядом - дом арендатора Дм. Мякишева, могли быть нежелательные свидетели, но зато есть хозяйственные постройки, что могут послужить замечательным местом для размещения некоего третьего лица, которое условно мы назовем "Стрелок".
Надо сказать, что выстрелы действительно были услышаны. Вот что писал В.Я. Рейнгард в статье "Где настоящее место дуэли Пушкина?": "...прибежал к старику Мякишеву впопыхах дворник Комендантской дачи Матвей Фомин и сказал, что за комендантским гумном какие-то господа стрелялись".
