Павел Блонский - Память и мышление
А между тем мы видим, что память, поднимаясь в связи с развитием все на более и более высокую ступень сознания, тем самым все более и более приближается к мышлению в конце концов настолько близко, что даже в повседневной речи в этих случаях без различения употребляются слова «вспомнил» и «подумал», да и специалист-исследователь теряется в своем анализе, где кончается в таких случаях память, а где начинается мышление. Тем настоятельней становится вопрос об отношении между памятью и мышлением, и попытку подойти к решению этого вопроса представляет настоящее исследование. Надо подчеркнуть, что на данной стадии разработки этого вопроса речь может идти только, конечно, о попытке подхода к решению вопроса, а не о полном решении его. На это данное исследование не претендует.
I
Память и чувство
1. Что помнится дольше всего?
Я предлагал студентам в аудиторной обстановке написать «первые пришедшие им в голову воспоминания» из текущего года и, когда они уже написали, предлагал еще раз сделать то же, но уже из жизни до института. Так было собрано мной 224 воспоминания.
Воспоминания из текущего года распределялись так (в %):
Неприятное.................................... 38
Новое.......................................... 24
Приятное....................................... 19
Прочее......................................... 19
Сразу бросается в глаза, что воспоминаний об эмоционально индифферентных событиях было только 19%: огромный процент воспоминаний (81 %) относился к эмоционально пережитым случаям, так как «новое» в той или иной степени также эмоционально действует (поражает, удивляет и т. д.).
Обращает внимание также и то, что среди воспоминаний об эмоционально воспринятых событиях наибольший процент приходится на воспоминания о неприятном: их было почти столько же, сколько всех остальных из этой группы, и вдвое больше, чем воспоминаний о приятном.
Келлер давал испытуемым прочитывать бессмысленные слоги и спустя некоторое время давал снова читать такие же слоги, среди которых были и новые и показанные раньше. В своих отчетах испытуемые характеризовали новое как «несимпатичное», «отталкивающее», «трудное», «раздражающее», «несвязанное со знакомым». Отсюда Келлер делает вывод: «Суждение чуждости приобретает характер какого-то защитного рефлекса»[ 46 ]. Опыт Келлера наталкивает на обобщение, что вообще в восприятии нового, по своему содержанию эмоционально индифферентного, пусть хотя бы в малой степени, есть момент неприятного волнения. Если так, то воспоминания о новом еще больше увеличат процент неприятных воспоминаний (в группу «новое» я включал воспоминание только об эмоционально индифферентном новом).
Воспоминания из лет до института распределялись так (в %):
Неприятное .................................... 64
Приятное....................................... 19
Новое........................................... 9
Прочее.......................................... 8
Это более давние воспоминания, и в них процент эмоционально индифферентного резко уменьшился (всего 8%). Но сильно уменьшился также процент воспоминаний о новом, которые сравнительно с воспоминанием о приятном или неприятном были воспоминаниями о менее эмоционально действующем (в группу «новое» я включал воспоминания только о таком новом, которое нельзя было причислить ни к приятному, ни к неприятному). С другой стороны, очень возрос процент воспоминаний о неприятном.
Первые воспоминания детства, конечно, самые давние воспоминания, и, анализируя их, можно получить убедительный ответ на вопрос, что помнится дольше всего. Собранные мной 190 первых воспоминаний детства у студентов педагогических высших учебных заведений (среди них были и учителя) распределяются так (в %):
Загадочное и новое.............................. 18
Смерть......................................... 16
Сильные испуги и страхи........................ 16
Сильные наказания и обиды..................... 15
Несчастные случаи в семье ребенка.............. 11
Несчастья с близкими............................ 6
Разлука ......................................... 4
Счастливые моменты ............................ 6
Прочее.......................................... 8
Только 8 % воспоминаний об эмоционально индифферентном. Но, при известном желании, можно оспаривать в сторону уменьшения даже этот небольшой процент: все эти «прочие» воспоминания относятся к очень раннему детству (1-3 года), и возможно предположить, что события, кажущиеся нам, разбирающим эти воспоминания, совершенно неэмоциональными, на малютку действовали эмоционально[ 47 ].
Так или иначе, можно считать вполне обоснованным следующий вывод: дольше всего помнится сильно эмоционально возбудившее событие.
При дальнейшем анализе поражает ничтожный процент воспоминаний о приятных событиях: всего 6%. Но к этим воспоминаниям обычно присоединяется меланхолическое чувство, и их можно назвать грустными воспоминаниями о потерянном счастье детства. С другой стороны, в группе воспоминаний о загадочном и новом довольно большое место занимает загадочно-странное, пугающее и т. п.
Таким образом, можно считать вполне обоснованным вывод: дольше всего помнится неприятное. При предположении, что загадочное и новое до известной степени относится сюда же, 86% всех первых воспоминаний детства таковы, и даже без этого предположения по самому скромному подсчету таких воспоминаний 68%. А если скинуть со счетов «прочие» воспоминания, так как трудно решить, какой характер имели соответствующие события для малютки 2-3 лет, и если принять во внимание элегический характер воспоминаний о счастливых моментах, то можно было бы говорить даже о 100 %.
Так или иначе несомненен вывод: дольше всего помнятся сильные эмоциональные впечатления, притом неприятные.
Насколько общепризнано в современной психологии, что сильные эмоциональные впечатления хорошо запоминаются, настолько резко расходится с господствующими взглядами утверждение, что лучше всего запоминаются сильные неприятные впечатления. Сейчас в очень большом ходу как раз противоположная, фрейдистская теория, что как раз именно неприятное вытесняется из памяти. В ряде работ, особенно в «Психопатологии повседневной жизни», Фрейд приводит ряд примеров, анализ которых «каждый раз обнаруживает в качестве мотива забвения неохоту вспомнить нечто, могущее вызвать тягостные ощущения». Но, как известно, примерами, особенно такого рода, какие приводит Фрейд (не поддающиеся повторной проверке отдельные казусы, весьма поверхностно описанные), можно доказать что угодно. Насколько же вообще Фрейд был плохо знаком с соответствующим фактическим материалом, видно из того, что, вопреки тому, что есть в действительности, он утверждал, «что в самых ранних воспоминаниях детства обыкновенно сохраняются безразличные и второстепенные вещи, в то время как важные, богатые аффектами впечатления того времени не оставляют (не всегда, конечно, но очень часто) в памяти взрослых никакого следа[ 48 ]. На самом деле как раз наоборот. Поскольку фрейдистская теория «вытеснения» неприятного находится в вопиющем противоречии с вышеприведенным мной фактическим материалом, она должна быть решительно отвергнута, тем более, что обосновывается она фрейдистами не путем систематического исследования, а примерами, т. е. ненаучно.
Со времен Эббингауза принято думать, что экспериментально-психологические исследования доказали, что приятное запоминается лучше неприятного[ 49 ]. Действительно, ряд экспериментальных исследований приводит к таким выводам. Но как раз то обстоятельство, что вопрос об отношениях между аффективным тоном и удержанием, по словам современного обозревателя, является вопросом, «теперешнее экспериментирование над которым было необычайно активно»[ 50 ], показывает, как далек этот вопрос не только от решения, но даже от правильного ведения опыта: не дальше, чем в 1933 г. Юнг резко критикует методику подобных экспериментов, а Кейзон — обычно делаемые выводы[ 51 ].
Шаблонные экспериментальные исследования с запоминанием слов приятного и неприятного содержания ничего решающего по данному вопросу сказать не могут. Юнг правильно указывает на обычное смешение в подобных экспериментах действительного переживания того или иного чувства с «холодным познавательным» пониманием приятного и неприятного: «Если намереваются экспериментировать над про чувствованным приятным, то пусть будет продумана аффективная методология, и в частности основательность того, насколько очевидно, что действительно прочувствованное переживание является фактором в данной экспериментальной ситуации». Но даже если не считаться с этим справедливым указанием, другое замечание мне кажется еще более убийственным: разве стимулы, подобные словам, примененным в таких опытах, можно считать действительно сильными приятными и неприятными стимулами? Такие сильные стимулы в лабораторной обстановке, конечно, не применяются: такие стимулы, как смерть матери, сильнейший ожог, сильно покусавшая собака и т. п., имеют место в жизни, а не в лаборатории. Наконец мне кажется, против выводов из подобных лабораторных экспериментов говорит и то, что они не имеют обыкновенно дело с длительным запоминанием: под последним в лаборатории понимают не то, что в жизни. Где мы имеем в лаборатории воспоминание через 20-30 и более лет, какие дают нам первые воспоминания детства? Когда я собирал первые попавшие в голову воспоминания о вчерашнем дне, воспоминаний о приятном было в полтора раза больше, чем о неприятном, но, когда речь шла о воспоминаниях из текущего года, воспоминаний о приятном было вдвое меньше, чем о неприятном, а среди первых воспоминаний детства воспоминаний о приятном было очень мало, да и те при ближайшем рассмотрении оказались неприятными.
