Джаред Даймонд - Третий шимпанзе
Если оценивать убийства, совершаемые обыкновенными шимпанзе, по меркам человеческих убийств, то трудно не поразиться тому, сколь неэффективно действуют обезьяны. Несмотря на то, что на одну жертву нападали группы от трех до шести атакующих, продолжавших атаку в течение десяти-двадцати минут или более, в конце нападения жертва всегда оставалась живой. Да, нападавшим удавалось обездвижить жертву, и часто через некоторое время после нападения наступала смерть. Сначала жертва пригибалась к земле и пыталась защищать голову, но затем прекращала попытки самообороны, а расправа продолжалась некоторое время после того, как жертва переставала шевелиться. В этом отношении нападения на другую стаю отличаются от более мягких стычек, часто случающихся внутри стаи. Способы убийства, применяемые шимпанзе, неэффективны в силу отсутствия у них оружия, но при этом удивительно, что они не научились удушать своих жертв, хотя это им вполне под силу.
Низкой результативностью, по человеческим меркам, отличаются не только каждое отдельное убийство, но и весь процесс геноцида у шимпанзе. С момента убийства первого шимпанзе из стаи Кахамы до полного уничтожения стаи прошло три года и десять месяцев, и каждый раз совершалось убийство только одной особи; ни разу не было убито сразу несколько шимпанзе из стаи Кахамы. А австралийским колонистам часто удавалось уничтожить группу аборигенов, лишь единожды атаковав их стоянку на рассвете. Отчасти неэффективность убийств объясняется, как уже отмечалось, отсутствием у шимпанзе оружия. Поскольку все шимпанзе одинаково безоружны, убийство может быть совершено только тогда, когда на единственную жертву набрасываются несколько нападающих, превосходящих силой; тогда как колонисты Австралии, имея огнестрельное оружие, находились в более выгодном положении, чем безоружные аборигены, и имели возможность устраивать многочисленные убийства. Кроме того, шимпанзе, совершающие геноцид, уступают человеку по умственным способностям, а следовательно, и по возможностям стратегического планирования. Шимпанзе определенно не умеют планировать ночное нападение или согласованную атаку из засады штурмовой группы.
И все же в том, как шимпанзе осуществляют геноцид, можно заметить осознанное намерение и некоторое планирование, пусть и элементарное. Чтобы истребить стаю Кахамы, Касакела выдвигались к границам территории Кахамы или вторгались на нее, действуя быстро и бесшумно, а затем залезали на деревья и прислушивались в течение почти часа, и наконец, заметив шимпанзе Кахамы, наскакивали на них. Для шимпанзе, как и для людей, характерна ксенофобия; они явно воспринимают членов других стай как чужих и обращаются с ними совершенно не так, как с членами собственной стаи.
Короче говоря, среди всех исключительно человеческих особенностей, — таких как искусство, устная речь, употребление наркотиков и пр., — геноцид имеет наиболее очевидные связи с соответствующим поведением у животных. Обыкновенные шимпанзе совершают запланированные убийства, истребление соседних стай, ведут войны с целью захвата территории и молодых привлекательных самок. Если бы шимпанзе получили копья и научились их использовать, совершаемые ими убийства по эффективности сравнялись бы с человеческими. На основе поведения шимпанзе можно предположить, что основной причиной такой характерной особенности человека, как проживание в группах, является защита от других групп, в особенности после того, как у человека появилось оружие, а развитие мозга позволило планировать нападения из засады. Если такой ход рассуждения верен, этим подтверждается традиционное для антропологов мнение о том, что основной движущей силой человеческой эволюции была охота, — с уточнением, что в этой охоте, подтолкнувшей человека к общественной жизни, добычей и хищником, ему угрожавшим, был не мамонт, а другой человек.
Каждая из двух наиболее распространенных у человека схем геноцида имеет прецеденты в животном мире: в случае, когда убивают и мужчин, и женщин, человек действует подобно шимпанзе и волкам, а когда убивают мужчин, но оставляют в живых женщин, — подобно гориллам и львам. Но есть и вариант, не имеющий прецедентов в животном мире; так расправлялись со своими жертвами аргентинские военные в период с 1976 по 1983 год, уничтожив более 10 000 политических оппонентов и их семьи, которых стали называть desaparecidos (исчезнувшие). Жертвами были мужчины, небеременные женщины и дети в возрасте старше трех-четырех лет, которых перед смертью часто подвергали пыткам. Что касается беременных женщин, здесь действия аргентинских военных не имели аналогов в поведении животных: арестованных держали в заключении до самых родов, а после рождения ребенка мать получала пулю в голову, а новорожденного усыновляли бездетные аргентинские военные.
Если по своей склонности к убийству мы не уникальны среди животных, то возможно ли, что эта наша особенность все же является патологическим плодом современной цивилизации? Современные авторы, возмущенные тем, как «первобытные» общества разрушаются «развитыми», склонны идеализировать первые, считая их благородными дикарями, миролюбивыми или способными лишь на убийства отдельных людей, а не на массовую резню. Эрих Фромм полагал, что для военных действий у охотников-собирателей характерно, что те «не сопровождаются большими кровавыми жертвами». Конечно же, некоторые народы, не имеющие письменности (пигмеи, эскимосы) кажутся менее воинственными, чем другие (племена Новой Гвинеи, Великих равнин, а также индейцы Амазонки). Даже воинственные народы — как утверждается — ведут войну как ритуальное действо и прекращают ее после гибели всего нескольких человек со стороны противника. Но такие идеализированные представления не подтверждаются тем, что я узнал от жителей высокогорных районов Новой Гвинеи, о которых часто пишут, что война у них носит ограниченный и ритуальный характер. Большая часть сражений в Новой Гвинее представляла собой стычки, в результате которых никто не погибал, либо число жертв было минимальным, но при этом иногда случалось, что одна группа совершала массовое убийство членов соседней группы. Как и другие народы, новогвинейцы предпринимали попытки вытеснить или убить своих соседей в тех случаях, когда находили это выгодным для себя и безопасным, или связывали с этим возможность собственного выживания.
Если же мы обратимся к истории древних цивилизаций, имевших письменность, то письменные свидетельства подтверждают, что геноцид был явлением весьма частым. Войны греков с троянцами, римлян с карфагенянами, ассирийцев и вавилонян с персами заканчивались одинаково: побежденный народ истребляли вне зависимости от пола; либо мужчин убивали, а женщин порабощали. Все мы знаем библейскую историю о том, как стены Иерихона рухнули от звука труб Иисуса Навина. Гораздо реже пишут о том, что произошло дальше. Навин послушно выполнил веление Господа, в соответствии с которым были перебиты жители не только Иерихона, но и Аи, Маккеде, Либны, Хеврона, Дебира, а также многих других городов. Это считалось настолько рядовым явлением, что в Книге Иисуса Навина каждый случай массового убийства отмечен всего одной фразой, будто подразумевается, что нет ничего особенного в том, что Навин убил всех жителей, — мол, чего еще вы могли ожидать? Единственный более подробный рассказ касается массовой бойни в самом Иерихоне, где Навин совершил поистине необычный поступок: он пощадил жизнь одному семейству (поскольку те помогли его разведчикам).
Сходные эпизоды мы находим в истории крестовых походов, конфликтов между жителями тихоокеанских островов и многих других групп. Я, как легко можно заметить, не говорю, что вслед за сокрушительным поражением в войне всегда следовало массовое убийство побежденного народа вне зависимости от пола. Тем не менее именно такой исход, или же более мягкие его разновидности, такие как убийство мужчин в сочетании с порабощением женщин, случались настолько часто, что их нельзя считать явлением, представляющим редкое отклонение от человеческой природы. С 1950 года произошло почти двадцать случаев геноцида, в числе которых два, насчитывавших более миллиона жертв каждый (в Бангладеш в 1971 году и в Камбодже в конце 1970-х) и еще четыре, в которых было более сотни тысяч жертв (Судан и Индонезия в 1960-е, Бурунди и Уганда в 1970-е годы).
Таким образом, геноцид уже миллионы лет является частью наследия человечества, а начало свое он берет в эпоху до появления человека. В свете этой долгой истории можем ли мы по-прежнему считать, что геноцид XX века носил уникальный характер? Вне всякого сомнения, число жертв геноцида Сталина и Гитлера превзошло все предшествующие случаи, поскольку у этих диктаторов было три преимущества по сравнению с теми, кто вершил убийства в предшествующие эпохи: более высокая плотность населения, лучшие системы коммуникации, позволяющие согнать жертв в одно место, и усовершенствованные технологии массового убийства. В качестве другого примера того, как технология может способствовать геноциду, я могу рассказать о жителях лагуны Ровиана, расположенной в юго-западной части Тихого океана, среди Соломоновых островов; племя прославилось набегами на соседние острова, в ходе которых эти охотники за головами перебили значительную часть населения. И все же, как рассказали мне мои товарищи-антропологи, эти набеги не были столь ужасными до момента, когда в XIX веке на Соломоновых островах появились стальные топоры (каменным топором трудно обезглавить человека, острый край быстро затупляется, а повторная заточка требует времени и усилий).
