В Винокуров - Энциклопедия загадочного и неведомого. Полтергейсты.
Соседи Татьяны Петровны подозревают ее квартирантов, поскольку именно с их появлением начались акустические сеансы. Но каким образом постояльцам удавалось организовать эти трансляции, не знают.
Естественно, Дарья Петровна так же, как и Татьяна Петровна, первым делом обращалась в милицию. В этом смысле дело на Хуторском обстоит гораздо сложнее, поскольку там "диктор" таился от представителей закона (так же как и от соседей), и Дарье Петровне долгое время просто-напросто не верили. Тот факт, что она слышит какой-то голос, считали явлением галлюцинаторного порядка: "Я думала, они устроят засаду или как-то незаметно подберутся к дому, чтобы услышать его, но у них и в мыслях этого не было". Только когда "дух" развил бурную деятельность на ВЧК, милиция вспомнила о Дарье Петровне".
В конце концов, бурной деятельности "духа" пришел конец. Невидимый "диктор" чувствовал, что круг поисков сужается именно вокруг него, и стал подготавливать общественное мнение к своему исчезновению. Вот какой диалог состоялся у него в начале июня с одной из знакомых Ивановых: - Бессовестный хам, когда же ты замолчишь? - Я навсегда замолкну в воскресенье седьмого июня.
Однако не сдержал обещания и замолчал досрочно - пятого. Именно в этот день прозвучал первый по-настоящему тревожный звонок - жильцам дома дали прослушать голос, записанный Дарьей Петровной в дни XXVI съезда КПСС в доме по Хуторскому проезду. Сыщики, естественно, обнаружили, что до переезда на улицу ВЧК Лена жила на Хуторском, в том же самом "говорящем" доме. Все жильцы дома УЛИЦЫ ВЧК признали тождество голоса с магнитофонной пленки с тем, что так зло издевался над ними с 25 мая. У следствия появилась версия, которая вскоре подтвердилась: невидимым "диктором" была Лена!
Вначале имелись только косвенные улики. В обоих домах раздавался один и тот же голос, который знал, кажется, все об их обитателях и соседях. Посторонних же он лишь материл, в лучшем случае - издевательски комментировал внешность, одежду походку, высказывания, но не более того. Во всех эпизодах с голосом - без исключения! - фигурировала Лена. Эксперты-психологи, изучив стенограммы речей, раздававшихся в доме по улице ВЧК, пришли к такому выводу: "Автором высказываний судя по характеру речи, ее содержанию и логике, могла быть только женщина". Но говорил-то мужчина - что за чертовщина? Оказалось, что и чертовщины никакой не было: Лена владела, как заключили специалисты, особым даром - могла говорить в диапазоне двух с половиной октав - то был российский аналог знаменитой певицы Ирмы Сумак! Поэтому Лене не требовалось усилий, чтобы говорить мужским голосом. Одна из ее сокурсниц показала, что девушка прекрасно копирует голоса преподавателей, а однажды при ней свободно разговаривала по телефону мужским голосом. Более того, Лена великолепно подражала голосам знакомых, блестяще копировала голоса известных актеров. В конце концов, она сама во всем призналась, но следствию этого было мало - решили провести следственный эксперимент.
Независимые эксперты, которые ничего не знали о сути дела, сравнили фонограммы с Хуторского и специально наговоренную Леной. Вывод: обе начитаны одним и тем же голосом.
Следователь Родионов, пишут Чубукины, который своими глазами наблюдал и своими ушами слышал, как молоденькая девчонка орет жутким мужланским голосищем, вспоминает:
"Говорила она губами, как обычно, без всяких специальных устройств. При этом в ней не чувствовалось никакого напряжения, внешне ее физическое состояние оставалось без изменений. Я смотрел и думал, что если не знать о ее даре заранее, не обращать на нее внимания, то ни за что не догадаешься, что кричит именно она".
Чубукины приводят выписку из следственного дела - собственноручно написанные Леной показания. Они настолько любопытны, что я привожу их полностью:
"Мы с Николаем были на улице. Я стирала, а хозяева ушли на поминки к своим соседям. И когда я пошла стирать, то полоскать белье подошла к дороге. Там был проведен шланг, и можно было полоскать, не принося воду из дома. Это было как раз недалеко от кустов. Коля сидел на лавочке от меня метрах в 10-15. На улице уже темнело, поэтому я подошла к веревке, куда вешала прополосканное белье и громко закричала: "Казашка, убью!" Когда Николай встал и пошел посмотреть того, кто это закричал, то я взяла камешек небольшой и бросила ему в спину. Так как я шла сзади него, он на меня не подумал, а подумал на того, кто издает голос. Когда пришли хозяева с поминок, то я громко также закричала, что "Маруська, убью!". Потом: "Ивановы, за ноги подвешу" и что-то еще, даже нецензурное, собрался народ, все бегали по кустам, на меня никто не обращал внимания, так как никто и не подумал, что это я.
Все это время было то же самое в основном. Говорилось и на Марину, такие слова: "Марину…" Время было в 10-м часу вечера, говорила отрывисто, голос изменяла, понижала и кричала. В этот раз по кустам бегали ребята, искали голос, на меня внимания никто не обращал.
Утром 27 мая в мою голову дурную пришла мысль о том, что надо кричать не во дворе и в саду, а в кухне. Кроме того, я не хотела бегать, так как могли, в конечном счете, увидеть. С этого утра я ежедневно, изменяя голос, говорила различные фразы вплоть до утра 15 июня 1981 года. Я не говорила 30 мая, потому что 29 мая я поссорилась с Николаем и переживала. И сейчас не помню, что я говорила в каждый из выбранных мною дней. Я употребляла нецензурные слова, говорила о фактах, которые мне были известны из разговоров с хозяйкой и соседкой. Что именно я говорила, точно вспомнить не могу, но общее содержание своих разговоров помню и знаю хорошо. Я также хотела показать, что невидимый голос видит что делается, понимает вопросы, которые ему задают. Еще я обратила внимание на то, что в трубах голос изменяется, хотя и не совсем. И что нет такого места, где можно было бы понять, откуда голос исходит.
Когда я 27 мая произнесла угрожающую фразу, то получился голос, который был не похож на мой, к тому же громкий. В дальнейшем я так и поступала и старалась, чтоб во время моего разговора, кто был в кухне, близко ко мне не подходил, так как я боялась, что смогут узнать, что говорю я. В будни я разговаривала с 8 до 8.30 примерно. Говорила отрывистыми фразами, а вечером, с 21 до 23, с большими перерывами. Я помню разговор с Марией Николаевной. Она сразу стала на пороге открытой двери из коридора в комнату и спросила: "Почему это я (имела в виду голос) обижаю ее тетю"… Я стояла к ней спиной, метра два от нее, и, подойдя под самую трубу, сказала, что они отобрали наследство и издеваются над бабкой-соседкой.
В другие дни стали приходить соседки. Они стояли на пороге открытой двери, выглядывали в нее. Когда я начинала что-то говорить, то они заходили в кухню и становились около меня. После чего я уже молчала.
В один из дней начала июня 1981 года в комнате находился один из работников милиции, он был то в комнате, то выходил в коридор, то на улицу, то в другую комнату. При нем я сказала "чекисты" и употребила нецензурное слово. Но он не видел, что я говорила, а только заметил, что я подходила к трубе. Курсант, который в один из дней дежурил в доме, тоже это заметил. Из соседей же никто не замечал, потому что они вообще не подозревали меня и не обращали на меня никакого внимания.
Говорила я, изменяя голос, в отношении разных лиц, включая себя и Николая. Отдельные фразы я перемешивала с нецензурными словами либо говорила нецензурные слова, иногда и бессмыслицу. О Николае говорила: убирайся со своей казашкой в Казахстан. Себя я называла казашкой, потому что мой муж казах, и тоже типа угрозы убить. О Марье Николаевне "Маруська, убью!" или что он, голос, якобы убьет нас обеих, так как мы оставались по утрам одни. Татьяне Петровне - что она то ли проститутка, то ли еще кто, не помню точно. Однажды я ей просто вежливо сказала: "Татьяна Петровна, доброе утро!" - на что она очень удивилась. О женщине в очках сказала: "очкастая", и что еще - не помню. Володьке - что голос убьет его на Пушкарной. Мужчине с усами "усатый черт", а Наташке - нецензурно и что убью. Зое Алексеевне - что она уже седая и нецензурно. А в один из дней я сказала, что я - Миха Кутепов с Хуторской, что я подкуплен Вовой Блохой, Валерой. Еще я произносила измененным голосом антисоветские лозунги. Я запомнила некоторые из них: "Долой советскую власть", "Да здравствует фашизм" и еще что-то про Мао Цзэдуна, что конкретно - не помню, но смысл состоял в провозглашении здравия в их честь. Я это делала вовсе не для того, чтобы агитировать против советской власти или показать, что я имею лично против нее. Советская власть плохого мне ничего не сделала, она дала мне возможность учиться, закончить школу, поступить в училище, обучаться там бесплатно, да еще получать стипендию. Также моя мама получает на меня деньги за то, что я обучаюсь, т. к. она сама инвалид труда 1 группы. Государство каждый год помогает нашей семье материально. Я произносила эти слова совершенно бессмысленно и глубоко раскаиваюсь в том, что я делала. Я рассказала всю правду, поэтому прошу меня простить и сделать снисхождение. Подписано собственноручно и правильно".
