Вадим Суханов - Тайны веков. Сборник.
Леппих был способным увлекающимся изобретателем, а не шарлатаном. Нельзя сказать, что он относился к делу несерьезно. Он строил дирижабль как мог в тех условиях, производил опыты с малыми шарами для пробы. Один лишь размах начатого дела сам по себе вызывает уважение. Недаром же тянулись потом в Ораниенбаум 130 тяжело груженных подвод.
Конечно, не обошлось и без ошибок. Судя по тому, что ферма дирижабля (деревянная конструкция с металлическими деталями) была длиной всего 50 футов (15 метров), объем его не превосходил 800 кубометров. Действительно, больше двух человек такой дирижабль не поднял бы. Но если бы Леппих назвал эту малую цифру, ему не было бы царской поддержки. А какой изобретатель откажется от возможности реализовать свою мечту? Да и те, кто поддерживал проект, не выглядят тут близорукими и невежественными. Идея была новая, заманчивая, и воплощение ее в жизнь сулило выгоды неоценимые. Отсюда и затраты на финансирование проекта. Кстати, они не столь уж грандиозны. Если бы в наши дни строить такой дирижабль, пришлось бы организовать конструкторское бюро и производственную базу с соответствующими штатами и финансовыми расходами.
В донесении генерала Вындомского говорится, что «шар» (а иначе его и не называли) поднимался в воздух «на привязах», но его «крылья» оказались недостаточными для полета «противу ветра». Значит, дирижабль все-таки был построен и испытывался в воздухе! И если при тогдашнем состоянии техники он не мог показать лучших результатов, в этом изобретатель неповинен.
Вот и выходит, что волею обстоятельств в России впервые в мире сооружался дирижабль полужесткого типа.
И поэтому вряд ли стоит относиться иронически к «неудачливому шарлатану», как это делали до сих пор. К Леппиху надо отнестись справедливее и вывод сделать более лестный для нашего Отечества.
М. БАРИНОВ, журналист
ЗАГАДКА СЕМЛЕВСКОГО ОЗЕРА
Обоз остановился в лесу. Смолкли скрип колес и чавканье копыт по грязной снежной каше. Уланы конвоя сразу задремали в седлах. Солдаты-обозники поплотнее закутались в пеструю смесь всевозможных одежд. Остановка длилась недолго. Короткий приказ — и снова одна за другой тронулись вперед повозки, фуры, телеги, кареты. Переваливаясь через придорожную канаву, заваленную ветками и тонкими стволами осин, они въезжали в узкую просеку.
Просека выводит к маленькому лесному озеру.
Прямо от кромки леса начинается сплавина — плотно связанный из стеблей и корней плавучий берег. Он колышется под ногами солдат, и на черной поверхности озера возникают едва заметные волны.
Стучат топоры. Солдаты гатят сплавину. Саперы собирают плоты. Два плота уже плавают по поверхности озера. Идет промер глубины. На берегу — группа старших офицеров. Впереди высокий смуглый генерал в черном плаще.
— Мой генерал! — Перед генералом стоял молодой офицер, который только что спрыгнул на берег с плота. — Глубина озера на середине пятьдесят футов, у берега — тридцать пять футов. На дне, по-видимому, толстый слой ила, толщина двадцать футов...
Вдруг лес наполнился сдержанным гулом многих голосов. На просеке послышались возгласы возниц и скрип колес. Ближайшие к берегу повозки подались в сторону, и на опушку выехала кучка всадников во главе с Наполеоном.
Смуглый генерал, высоко поднимая длинные ноги в ботфортах, подошел к императору.
— Все сделано, сир.
— Что сделано? — почти выкрикнул император.
— Все готово. Глубина озера пятьдесят футов, и на дне много ила.
— Начинайте.
Наполеон круто повернул коня и в сопровождении свиты ускакал.
Простуженным голосом генерал выкрикнул команду. Солдаты, толпившиеся вокруг плотов, потащили их к воде, проваливаясь и оступаясь. Началась погрузка. Артиллерийские запряжки въезжают с гати прямо на огромный плот. Солдаты сбрасывают в воду тяжелые тюки в грубой холстине.
Через час все было кончено. Поверхность озера успокоилась...
Нужны ли поиски?
...Итак, может ли Семлевское озеро хранить в своих глубинах московские трофеи Наполеона?
19 октября 1812 года армия Наполеона покидала Москву. Значительно выгоревшая и покинутая большинством жителей Москва нанесла этой армии незримый и неожиданный удар. Без продовольствия, без регулярного снабжения, наполеоновская армада пьянствовала и мародерствовала. Выступившие из Москвы интервенты были обременены гигантским обозом, везли с собою много золотых и серебряных изделий, ценной посуды, тканей, мехов... «После полудня, — пишет в своих мемуарах сержант Бургонь, — мы двинулись в поход... Вскоре мы очутились среди множества повозок... Они шли в три-четыре ряда, и вереница тянулась на протяжении целой мили». Сержант пишет, что среди прочих ценностей, найденных в подвалах сгоревших московских зданий, он нес в своем ранце даже обломок обшивки креста с московской колокольни Ивана Великого[5]. Крест этот был сделан из дерева, окован серебряными золочеными полосами и удерживался несколькими также золочеными цепями. «Рабочая команда, плотники и другие были отряжены снять этот крест, — пишет Бургонь, — для перевезения его в Париж в качестве трофея». Сняты были и золоченые орлы с вершин кремлевских башен. Таким образом, кроме личных трофеев, обоз отступавшей армии имел и трофеи, которым придавалось особое, символическое значение. Мемуары этого, как и многих других участников похода в Россию, не оставляют сомнений, что из Москвы в 1812 году были вывезены большие ценности.
После ожесточенного сражения при Малоярославце, то есть 25 октября 1812 года, положение отступавших стало настолько тяжелым, что, как свидетельствует вюртембергский военный врач Г. Роос, «отдан был приказ поджечь и отдать в жертву пламени все, что будет оставлено на месте»[6]. При этом были взорваны даже громоздкие фуры со снарядами. 1 ноября обоз понес новые потери, на этот раз в результате нападения казаков. «Казаки... напали 1 ноября на обоз и имели некоторые успехи», — признавал в своих мемуарах Арман де Коленкур. На следующий день, когда отступавшая армия достигла района Вязьма — Семлево, положение стало для нее настолько угрожающим, что, по свидетельству того же Рооса, в Вюртембергском корпусе приказано было даже снять с древков знамена и раздать наиболее здоровым и выносливым солдатам, которые должны были спрятать их либо в своих ранцах, либо обмотав вокруг тела. Выли и другие причины, побуждавшие Наполеона сократить обоз своей армии. Из-за утомительных переходов, постоянных схваток с русскими войсками и партизанами, а также по недостатку корма количество лошадей значительно уменьшилось. Кроме того, нужно было везти с собой множество раненых.
Все это указывает на такую поспешность отступления, на такое бедственное положение отступавших и на такое осознание ими грозящей опасности, что возможность уничтожения трофеев представляется вполне реальной.
Снаряды взрывали, повозки жгли, а те из них, при которых еще сохранились лошади, предоставляли раненым. Следовательно, надежд на доставку трофеев в Париж не оставалось. Но чтобы сделать недоступным противнику большое количество ценностей, их нужно было, конечно, не взорвать, а лишь утопить, причем не в мелкой речке, какие попадались на пути отступления, а в достаточно глубоком водоеме. Им, видимо, и оказалось Семлевское озеро...
Итак, обоз с большими московскими ценностями мог быть столь же реальным, сколь и сами обстоятельства, побудившие Наполеона и его штаб к решительному ускорению бегства из России. И если армия вынуждена была взрывать боеприпасы, заведомо ослабляя свою способность к сопротивлению, то необходимость избавиться от крайне обременительного груза, требовавшего сильной охраны, представляется очевидной.
Мы думаем, что есть все основания считать Семлевское озеро хранилищем московских трофеев Наполеона, и поиски там этих трофеев заслуживают самой активной поддержки.
Ф. ШАХМАГОНОВ,
писатель
КОГО ЖЕ ПРЕДАЛ РЯЗАНСКИЙ КНЯЗЬ ОЛЕГ?
Работая над романом-хроникой о становлении Московского государства во времена Димитрия Донского и о победе русского оружия над золотоордынским ханом Мамаем, я задумался над ролью великого рязанского князя Олега Иоанновича в событиях тех лет.
В исторической науке еще со времен, когда историками нашими были летописцы, утвердилось без какой-либо тени сомнения, что князь Олег в решительный час борьбы русского народа за освобождение от ига золотоордынских ханов изменил общерусскому делу, вступил в союз с ханом Мамаем и литовским князем Ягайлой против Москвы, а позже выдал Москву хану Тохтамышу.
От участия в Куликовской битве уклонился не только рязанский князь, уклонились великий тверской князь Михаил Александрович и Дмитрий Нижегородский, тесть Димитрия Донского. Их не обвиняют летописцы в измене, относя их позицию к обычной княжеской усобице, Олег же представлен нам изменником. Вслед за летописцами историки прошлого столетия и в наше время продолжают утверждать, за редчайшим исключением, что Олег Рязанский предатель. «Это было полным предательством русской земли и именно так сознавалось русской летописной историографией». Так утверждают Б. Греков и А. Якубовский в своей книге «Золотая Орда и ее падение» (М., 1950, с. 291; текст А. Якубовского). Книга «Золотая Орда и ее падение» получила высокое признание, авторам присуждена была Сталинская премия. Труд этот серьезный, хотя написан неровно, особенно слабыми нам представляются тексты А. Якубовского. Мы не можем снять упрек за изложение исторического материала, ибо и изложение есть оружие историка. Однако суть сейчас не в этом. Справедлив ли такой вывод, справедлива ли оценка действий Олега — самого значительного из рязанских князей русского средневековья?