Борис Соколов - Котовский
Существует еще и, так сказать, «экономическая» версия убийства легендарного комбрига. Сахарный завод давал очень большую прибыль. Начальник охраны завода Мейер Зайдер, пользуясь своим служебным положением, совершил крупные кражи сахара или денежных средств, а Котовский узнал об этом. Приблизительно в два часа ночи к Котовскому приехал старший бухгалтер Центрального военно-промышленного управления и сообщил о результатах ревизии. Возмущенный Котовский решил разобраться с начальником охраны завода. Тогда Зайдер попытался шантажировать комкора. Котовский в ярости бросился на Зайдера с кулаками, а тот с перепугу застрелил Котовского.
Эта версия вряд ли имеет отношение к действительным мотивам убийства. Начальник охраны сахарозавода сам по себе ничего украсть не может. Он может только войти в преступный сговор с руководством завода и организовать нелегальный вывоз продукции без накладных или по фальшивым накладным. Причем у этого нелегального сахара должны еще найтись покупатели. Но руководство завода может и само организовать вывоз сахара по фальшивым накладным, и тогда начальник охраны будет ни при чем. Он ведь не знает, что накладные — фальшивые. Так что если даже допустить, что Котовский накануне своей гибели получил какую-то информацию о хищениях на сахарозаводе, он бы в первую очередь стал разбираться с директором завода, а не с начальником охраны. Охрана ведь могла ловить только несунов — рабочих завода. Для расследования же крупных хищений требовались не вохровцы, а бухгалтера и ревизоры.
Бывший командир штаба 2-го корпуса Евгений Сергеевич Шейдеман, автор одного из первых биографических очерков о Котовском, свидетельствовал: «Через несколько дней после убийства, просматривая бумаги Котовского, я нашел чрезвычайно характерный документ — письмо Зайдера на имя Котовского. В этом письме Зайдер, в то время работавший на нашем сахарном заводе в качестве начальника охраны и совершивший на заводе несколько краж, обращался к Котовскому с целым рядом наглых требований, в том числе с требованием, чтобы Котовский назначил его администратором сахарного завода. Причем в конце письма он позволил себе прибегнуть даже к угрозам. Получив письмо, Григорий Иванович сказал своей жене Ольге Петровне: „Ну, видно настала пора совсем развязаться с Майорчиком, так как его нахальство начинает превосходить всякие границы“. Через три дня после этого Зайдер убил Котовского».
Это свидетельство укладывается в официальную версию о том, что Зайдер убил Котовского из-за того, что тот не повысил его в должности. Однако оно не снимает ранее возникших и новых вопросов. Почему Котовский должен был сделать Зайдера директором сахарозавода? Почему и чем угрожал Зайдер Котовскому? И почему отказ Котовского сделать его администратором завода спровоцировал Зайдера на убийство? Неужели он надеялся после убийства избежать тюрьмы? Не исключено, что свое свидетельство Евгений Сергеевич выдумал, чтобы подкрепить официальную версию. Бывший офицер царской кавалерии и сын известного генерала С. М. Шейдемана хотя и дослужился в Красной армии до комбрига, но в 1938 году был расстрелян.
Убийца Котовского не был ни его адъютантом, ни курьером штаба, как называли его в некоторых публикациях. Можно вполне поверить Ольге Петровне, что Мейер Зайдер был начальником охраны Перегоновского сахарного завода. Часто его называют адъютантом Мишки Япончика. Но достоверных подтверждений этому нет. Как мы помним, Утесов упоминал адъютанта Япончика, но называл его Мейер Герш-Гундосый. Кроме того, он утверждал, что адъютант «короля» криминальной Одессы был одноглазым. Ни водном источнике не говорится, что убийца Котовского был одноглазым. Поэтому кажется несостоятельной версия, будто Мейер Зайдер мстил Котовскому за гибель Япончика. Во-первых, Котовский не был непосредственным виновником его убийства. Во-вторых, начальник охраны Перегоновского сахарного завода вряд ли был так уж близок к Япончику. Об убийце Котовского достоверно известно только то, что в 1917–1920 годах он был владельцем большого публичного дома в Одессе. Такая должность скорее подходит не гангстеру-налетчику, а пособнику-барыге. В 1918 году Зайдер спрятал Котовского в своем заведении после налета на контрразведку, когда его преследовали солдаты и полицейские, и дал Григорию Ивановичу гражданское платье, на которое тот сменил надетый для маскировки офицерский мундир. Котовский не забыл этой услуги, спасшей ему жизнь, и обещал отблагодарить. После того как в Одессе установилась советская власть, публичный дом был закрыт и Зайдер оказался безработным. Помыкавшись несколько лет случайными заработками, он в 1922 году явился к Котовскому в Умань. И тот выполнил обещание, устроил его начальником охраны сахарного завода. Зайдер же подсказал Котовскому одну здравую экономическую идею. Заготовляемые в ВПО корпуса кожи котовцы стали возить в Иваново, где обменивали на ткани, из которых, в свою очередь, в мастерских корпуса шили обмундирование. Если бы речь шла о мести за Япончика или за что-то (кого-то) еще, Зайдер имел сколько угодно времени для ее осуществления таким образом, чтобы беспрепятственно скрыться с места преступления. Поэтому о заранее подготовленном убийстве и речи не может быть. Ведь убийца без сопротивления сдался в руки котовцев.
Для того чтобы понять, почему Зайдер стрелял в Котовского, проследим его дальнейшую судьбу, а также попытаемся реконструировать судьбу одного из его убийц. Зайдера сначала пытались обвинить в том, что он убил Котовского по заданию румынской службы безопасности («сигуранцы»), но быстро поняли, что на румынского агента он не тянет. Да и поведение Майорчика было совсем не таким, каким должно быть поведение наемного убийцы. Он не попытался быстро и незаметно скрыться с места преступления, а сразу же побежал каяться перед вдовой убитого. Тогда попробовали обвинить Зайдера в убийстве из-за ревности. И он под диктовку следователей сперва показал, что Котовский ухаживал за его женой и он его за это застрелил. Однако вскоре следователи сообразили, что такой мотив убийства сильно компрометирует не только вдову Котовского, но и самого Григория Ивановича, который постепенно превращался в культового героя. Поэтому на суде, который состоялся год спустя, в августе 1926-го, Зайдер озвучил совсем другую версию: он убил комкора потому, что тот отказался повысить его по службе. Суд приговорил его к десяти годам тюрьмы, из которых Майорчик, с учетом предварительного заключения, отсидел только три. Он вышел на свободу за хорошее поведение уже в 1928 году и устроился работать в Харькове сцепщиком вагонов. Создается впечатление, что самой сложной задачей следователей было придумать сколько-нибудь убедительный мотив, толкнувший Зайдера на убийство. А мягкий приговор суда для убийцы легендарного Котовского — всего-то десять лет заключения — объясняется просто. И судья, и следователи не сомневались, что на свободе Зайдер долго не проживет. Но убийца Котовского прожил целых два года.
Украинский журналист Эдуард Зуб писал в газете «Вечерний Харьков» 18 августа 2005 года: «Напоследок судьба жестоко посмеялась над Зайдером, едва не сделав из него побратима Анны Карениной. В октябре 1930 года боевые товарищи аккуратно уложили задушенного Майорчика на рельсы неподалеку от Южного вокзала. Но изобразить несчастный случай котовцам не удалось: поезд опоздал. И что любопытно: „народные мстители“ Стригунов и Вальдман никакого наказания не понесли».
Что же случилось потом с Григорием Абрамовичем Вальдманом? Вальдман как раз в 1925 году был награжден вторым орденом Красного Знамени. В прошлом был одесским медвежатником, а в дальнейшем получил то ли два, то ли три ордена Красного Знамени. Впрочем, в списках награжденных котовцев и первых кавалеров ордена Боевого Красного Знамени за Вальдманом числится лишь два ордена. Может быть, третье награждение было орденом Трудового Красного Знамени или почетным революционным оружием? По утверждению сына Котовского, Вальдман был расстрелян в 1939 году. Однако никаких доказательств расстрела Вальдмана мне пока обнаружить не удалось.
Тринадцатого ноября 1937 года политбюро санкционировало расстрел по первой категории некоего Федора Григорьевича Вальдмана, проживавшего в Харьковской области. Однако нашего Вальдмана, как мы помним, звали Григорий Абрамович. Маловероятно, что Федор Григорьевич был сыном Григория Абрамовича. Ведь тогда он должен был быть совсем молодым человеком, и у него было мало шансов попасть в сталинские расстрельные списки, где преобладали высокопоставленные номенклатурные деятели. Среди расстрелянных в 1937–1938 годах было немало латышей и немцев с фамилией Вальдман, репрессированных в ходе операции НКВД по национальным контингентам. Но Григорий Абрамович был не латышом, а евреем, и в существующей на сегодня базе данных репрессированных по политическим мотивам его имени нет.
