Николай Свешников - Воспоминания пропащего человека
Что было нажито отцом, то прожито сыном <…>
Номер седьмой. Рядом с Дмитрием Федоровым в небольшом ларе торговал Василий Иванович Арабчик. Фамилия ли была ему Арабчик, или прозвище, этого я хорошенько не знаю. Это был небольшого роста рыженький человечек, скромный и тихий. Он торговал и любил немецкие книги и по-немецки умел говорить хорошо. Он, кажется, был петербургский мещанин. Был ли он женат или холост, мне неизвестно, так как он в 1855 году скончался.
После его смерти этот товар купил ходячий букинист Митрофан Афонасьев, который и продолжал торговлю в этом ларе, но только уже более французскими книгами.
Хотя он и торговал в ларе, но часто уходил с мешками и книгами к знакомым своим покупателям и продавал им что, кто и какие книги требовал. У него много знакомых было студентов. В то время студентом был лет двенадцать тому назад бывший в С.-Петербурге старшим цензором Владимир Максимович Ведров[332], которому Афонасьев продавал много книг на разных языках.
Много было латинских, а всего более французских и более всего о России и Польше, которые были запрещены в продаже. Ведров же мне и рассказывал, когда я с ним познакомился случайно в 1870-х годах, как еще студентом ходил в рынок в 1860-х годах. Знавал он и других торговцев книжников, но настоящий его поставщик был Афонасьев. До пожара рынка он вел торговлю так себе, ни шибко, ни валко, ни на сторону. Но когда сгорел рынок и у него сгорел весь товар, тогда Афонасьсв опять принялся торговать вразнос, но порядочно устаревши, он поступил на Апраксин приказчиком к некоему мебельщику Веревичу, который, завидуя книжникам, что они много наживают, задумал торговать книгами. И когда продавались книги с акцыона у Кожанчикова, имевшего магазин на Невском проспекте и в Гостином дворе внутри кладовые, то все книжники собрались на этот акцыон, в том числе и Веревич, согласившись покупать вместе и не набивать цены друг на друга. С лишком целую неделю продолжался этот акцыон, и на несколько тысяч было куплено товару. Между книжниками была вязка. Вот тут-то Веревич и вывязал много товару и даже целые издания неважных брошюр. После книжники долго над ним смеялись между собою. Рядом вязал с ним вязку Иван Семенов Красноглазый, прозванный товарищами Земский Ярыжка[333] (впрочем, о нем речь будет после). Он-то этого новичка Веревича и вваливал в яму, т. е. награждал ненужным хламом. Тот же Веревич вывязывал книги, купленные с акцыона в Гостином дворе после Михина и Колесова[334], которые ранее жили у Якова Алексеевича Исакова, открыли сообща свой магазин рядом с Исаковым и, проторговав года два или три, обанкротились. Вот у них-то и куплены были атласы картин «Описание Сибири» Булычева[335], которые ценились в то время очень дорого. Картины были крашеные; числом в каждом альбоме около 60. Книжки же описания не было при альбомах. Мне часто приходилось в рынке у книжников покупать эту книжку по 15 и 20 коп. Немногие книжники знали ей цену, а которые и знали, сбивались с толку, потому именно, что в конце книжки было сказано: «Конец 1-й части», но более не выходило. Всего была издана одна часть. Сам же я продавал их по 4 и 5 руб. А покойному Ф.И.Стриви некоему продал за 6 руб. Эти альбомы тогда вывязали Павел Богданович Богданов с В И. Губинским. Другим же товаром награждали Веревича.
К этому-то Веревичу и поступил Афонасьсв. Дела шли у них как-то тихо и плохо, и Веревич проторговался в пух и прах, а вскоре помер. Митрофан же Афонасьич совсем устарел, и за него стали хлопотать влиятельные знакомые ему покупатели. И по их просьбе он был определен и принят на Васильевский остров в богадельню братьев Елисеевых. Говорили мне, что он там был помощником церковного старосты <…>
Номер восьмой. Рядом с Афонасьевым торговал в небольшом ларе Иван Семенов Красноглазый, который впоследствии переменил свою фамилию. Семенов был прозван своими собратьями Земский Ярыжка именно потому, что любил в молодости над своим братом поскалить зубки. В то время ему было годов около тридцати <…>
Иван Семенов цену книгам хорошо знал, а особливо книгам старинного письма староверским или раскольничьим, которые в то время ценились очень дорого. И если какому торговцу приходилось приобрести этот товар, то Семенов почти всегда у него перекупал и сбывал с большим барышом. А учил его узнавать цену этим книгам один старичок Иван Иванович, родной дядя его жены, который и сам был старовер и состоял уставщиком в староверческой молельне, бывшей тогда в доме закоренелого старовера и богача К. Косцова. Дом этот сейчас принадлежит Волковской купеческой богадельне. Он находится на Фонтанке между Семеновским мостом и Апраксиным переулком. Так для этой-то молельни и приобретал книги Семенов и наживал хорошие деньги.
И повторяю еще, что и другие редкие книги, которым он знал цену хорошо, покупал у своего брата торговца.
В то время он имел небольшой ларь и товару у него было не очень много.
В то время акцыоны книгами были часты и на эти акцыоны, где продавались книги, другие торговцы, так называемые маклаки, не ходили (как это делается нынче), а покупали именно тот товар, кто каким торговал.
Раз продавались книги после графа Новосильцева[336]. Туг были редкие экземпляры иностранных, преимущественно латинских книг. Много было и на восточных языках. Были редкие книги на пергаменте, в собачьих переплетах, были книги и с гравюрами, и много отдельно картин и гравюр.
Две недели каждодневно ходили книжники покупать эти книги и вязали между собою в рынке вязку, которую в совершенстве знал И. Семенов. Знал расчет, и у него были повышонки чуть ли не вдвое супротив других торговцев.
Пишущему эту статью пришлось получить 84 руб., а Иван Семенов получил 132 руб. вязки, т. е. барыша, да притом он ничего почти не вывязал товару, а меня же латынью наградили рублей на 70, да спасибо покойному протоиерею Казанского собора отцу Федору Сидонскому, который и взял эти книги (сказав):
— Хотя и не стоят эти книги такой цены, но я тебя выручу.
А у других торговцев продавался этот товар два и три года.
Но богачи книжники держались цены крепко, и [книги] продавались у них по хорошей цене, но много непроданных, вероятно, сгорели во время пожара рынка.
После пожара Апраксина рынка И. Семенов стал торговать у Полицейского моста у дома графа Строганова на столике, сколоченном из досок. Как пожарного [т. е. погорельца. — А.Р.] пожалел его управляющий и позволил ему раскладывать и продавать книги.
Он сам стоял мало, да и книг было у него корзины 3–4, а торговала его жена, тетка Василиса, с сыном, еще тогда мальчишкой, Васильем. Сам же Семенов ходил вразнос по знакомым покупателям.
Впоследствии, когда на мостах были выстроены по приказанию градоначальника Ф.Ф. Трепова лари, тогда он снял ларь на Красном мосту. Впоследствии, когда устарел, — по Большой Морской и Вознесенского, у сквера, у Исаакия Далматинского. Тут он поправился и расторговался, имел много редкого хорошего товара и скопил деньги.
И когда сын его вырос, он его женил и отделил, снял ему лавочку в Ново-Александровском рынке. Но там он немного проторговал, а снял [помещение] на Литейном проспекте в доме графа Шереметева.
Сам И.С. Семенов умер в 1884 г. <…>
В.И. Семенов после смерти отца весь товар перевез на Литейную. И ранее того он выпивал порядочно, а по получении наследства отца запил мертвую. Лицо опухло, и с ним стали делаться удары и припадки. И он от пьянства в 1894 г. скончался. После него остались жена и сын, которому в то время было лет десять. В настоящее время я не знаю, где они находятся и чем занимаются.
Под старость Иван Семенов переменил свой характер и сделался степенным и перестал зубоскалить и смеяться над себе подобными людьми. Ну, сделался таким, как пишет о нем Свешников.
Номер девятый. Рядом с Семеновым торговали книгами братья Штукины, Василий и Алексей Дмитриевичи. Старик отец, хотя и приходил иногда, но редко, потому что был очень стар и притом болен.
Отец их издал сочинения Державина в четверку, напечатанные в два столбца, с портретом Державина, гравированным за границей[337]. (Эта книга хотя попадается и сейчас, но уже редко).
Торговали они преимущественно русскими книгами историческими и переводными романами, повестями и другими беллетристическими произведениями и отдавали книги разным лицам на прочет. В то время читались публикой романы Загоскина «Юрий Милославский» (издан был в трех частях с виньетками), за который платили по 4 руб. за экземпляр, «Аскольдова могила» — тоже, «Брянский лес» — 3 руб., а также романы Зотова «Таинственный монах», «Леонид», «Фра-Диаволо», Лажечникова «Ледяной дом», Булгарина «Дмитрий Самозванец», «Мазепа», «Иван и Петр Выжигины». И все эти книги продавались по дорогой цене, а также переводные романы Дюма «Граф Монте-Кристо» в 16-ти частях, перевод Строева, который стоил 8 руб., «Три мушкетера» и «Двадцать лет спустя», тоже 3 руб. Читались романы Евгения Сю «Вечный жид», «Мартин Найденыш»[338], а некоторые любили и зачитывались Поль-де-Коком, и все они продавались по дорогой цене. Поэтому-то эти романы Штукины неохотно продавали, а находили выгоднее отдавать на прочет и выручали за чтение очень порядочные деньги. Впрочем, держали они и учебники.
