Джерри Койн - Вера против фактов: Почему наука и религия несовместимы
Обычный пример полезной веры – сценарий «умирающая бабушка». Представьте, что ваша бабушка находится на смертном одре, и ее глубоко утешает мысль о том, что скоро она будет на небесах и соединится с покойным мужем и предками. Вы совершенно в это не верите, но ничего ей не говорите. Что в этом плохого?
Ничего. Если эта вера облегчает бабушке последние минуты жизни, было бы жестоко разрушать ее, поскольку цена такого вмешательства высока, а пользы в нем ноль. К несчастью, этот сценарий часто используется для критики атеистов, которые, как считается, в нетерпении бьют копытом, спеша разрушить иллюзии бедной женщины и ее надежды на жизнь вечную. Но я не знаю ни одного неверующего, который бы так поступил или сказал, что в том, чтобы позволить умирающему сохранить свою веру, есть что-то дурное. Более того, как рез теисты пытаются обратить человека в свою веру хотя бы на смертном одре и сообщают смертельно больным людям, что им предстоит гореть в аду, если они не примут Иисуса. Ныне покойный Кристофер Хитченс, как видный атеист, подвергался особенно активным нападкам такого рода.
Но хотя такого рода вера в конце жизни может быть благотворной, это не означает, что общество в целом становится от нее лучше. Как мы уже видели, есть серьезные аргументы против этого. Помимо вреда от попадания на удочку религиозной морали, люди многое теряют. Большинство людей живут долго, и у многих из них жизнь была бы совсем другой, если бы они не верили, что после смерти им предстоят вечные муки или вечное блаженство.
Что до веры (необязательно религиозной) в то, что ты одолеешь серьезную болезнь, то в этом вреда немного – за одним исключением. Хотя такой оптимизм может уберечь человека от депрессии (хотя, судя по всему, с лечением он не особенно помогает), он имеет неприятный побочный эффект: заставляет человека откладывать приготовления к возможному исходу (нужно ведь помириться со старыми врагами, попрощаться с любимыми, привести в порядок дела и т. д.). Религия дает утешение, но часто это происходит за счет практичности.
Этот размен между утешением и практичностью важен при рассмотрении одного из самых распространенных аргументов о ценности веры, который приводят и атеисты и верующие. Даже если у нас нет или почти нет доказательств божественного, говорят сторонники этой точки зрения, людям все же полезно верить в Бога. Этот аргумент бывает двух видов (в зависимости от того, о какой части населения идет речь). Если мы рассматриваем общество в целом, то вера объединяет нас в солидарности, взаимном уважении и морали. Если же речь идет об угнетенных, социально отчужденных и бедных, то религиозная вера дает таким людям надежду и силы жить дальше – иногда только потому, что они верят: в загробной жизни все будет по-другому, правильно. И даже если надежда обманчива, а смерть окончательна, они никогда об этом не узнают, но жизнь их будет менее мучительна.
Обе эти позиции представляют то, что Дэниел Деннет называет «верой в веру»: утверждение, что вера не обязательно должна быть истинной, чтобы быть полезной. Я слышал этот аргумент от многих атеистов, причем в их устах он звучит очень снисходительно: «Мы достаточно умны, чтобы расстаться с богами, но маленьким людям нужны боги. В конце концов, они не воспринимают разумные аргументы и не могут реализовать себя без веры». Но даже в устах верующих первый аргумент (что религия – это социальная необходимость и всегда будет с нами) сомнителен. Чтобы его разрушить, достаточно всего двух слов: Северная Европа.
Когда-то глубоко религиозная (Спиноза в конце концов был изгнан из амстердамской еврейской общины за ересь), в последние несколько столетий Северная Европа стала преимущественно атеистичной. Доля тех, кто согласен с утверждением «Я не верю, что существует дух, Бог или жизненная сила любого рода», в Германии, Дании, Франции и Швеции колеблется от 25 до 40 % населения. Уровень нетеистической духовности («Я верю, что существует какой-то дух или жизненная сила, но не Бог») еще выше: от 25 до 47 %. Если сложить эти две группы, получится, что нетеистов большинство: 71 % в Дании, 73 % в Норвегии, 79 % в Швеции, 67 % во Франции, 52 % в Германии и 58 % в Великобритании. Для сравнения: в США нетеисты составляют всего 18 % населения, в то время как 80 % верят в Бога.
При этом ничто не говорит о том, что Северная Европа социально ущербна. Более того, во многих отношениях можно утверждать, что в этих странах общество функционирует лучше, чем в религиозных Соединенных Штатах. Социологи измеряют благополучие стран при помощи индексов социальной дисфункции, где учитывается уровень разводов и убийств, количество заключенных, подростковая смертность, потребление алкоголя, бедность, неравенство доходов и т. д. И по этой шкале благополучие Скандинавии и Северной Европы оценивается куда выше, чем благополучие США, которые среди 17 экономически развитых стран заняли прочное последнее место. (Четырьмя самыми «успешными» странами оказались Норвегия, Дания, Швеция и Нидерланды.) Я тоже проанализировал ситуацию и выявил отрицательную связь между общественным благополучием и религиозностью: наиболее успешны наименее религиозные общества. Сама по себе такая корреляция ничего не значит, но при этом никак не скажешь, что религия необходима для гармоничного общества. Кроме того, Северная Европа отнюдь не кажется рассадником безнравственности, несмотря на все утверждения о том, что религия служит источником морали и поддерживает ее.
Хотя доверие европейцев к религии за последние несколько веков очевидно ослабло, социальная гармония в этих странах не пострадала. Конечно, опыт Европы нельзя примерять на глобальном уровне, да и секуляризация в США шла гораздо медленнее. И все же не стоит делать вывод, что вера неизбежна и необходима в хорошо организованном обществе.
Второй аргумент в пользу веры заключается в том, что она дает утешение и надежду обездоленным. И это, без сомнения, правда. Когда ситуация такова, что надежды уже не остается, человек находит утешение в мыслях, что Бог и Иисус заботятся о нем (даже если не особенно помогают), а в следующем мире все будет как надо. Я подозреваю, что именно поэтому европейские страны с мощной системой социальной защиты – включая медицинскую помощь за счет государства, отпуска для матерей и отцов по уходу за ребенком, специальные учреждения для ухода за больными и пожилыми – наименее религиозны. Когда государство о тебе заботится, не нужно искать помощи свыше.
Данные свидетельствуют, что когда человек считает себя менее благополучным, чем окружающие, или оказывается в неприятной ситуации или среде и чувствует, что теряет контроль над своей жизнью, то он либо становится более религиозным, либо отчаяннее цепляется за свою веру. Хорошим показателем как религиозности, так и ощущения благополучия будет неравномерность доходов: даже если ты относительно благополучен в сравнении с остальным миром, ты все же чувствуешь себя бедным, если твои соотечественники богаче тебя. Наполеон Бонапарт, очевидно, сознавал паллиативное воздействие религии на такое неравенство и ее пользу в управлении страной: «Я вижу в религии не столько загадку воплощения, сколько загадку социального порядка. Она вкладывает в мысль о рае идею равенства, и это спасает богатых от уничтожения бедными».
В США имущественное неравенство по статистике сильнее прочих факторов коррелирует с уровнем религиозности: чем сильнее неравенство, тем выше уровень религиозности. Более того, оба эти фактора колеблются согласованно, причем религиозность повышается только после того, как усиливается неравенство, и снижается только после того, как оно уменьшается. Эта временнáя задержка позволяет предположить, что именно неравенство питает веру, а не наоборот.
Мы видим, что религиозные убеждения – это ответ на неопределенности и тяготы жизни на этой планете. Ответ на трудности, но не способ их преодоления. Я не марксист, но кое в чем Маркс прав: у многих религия снижает потребность в решении как личных, так и общественных проблем. И это – главная проблема религии как социального паллиатива. Маркса часто критикуют за очернение религии, приводя известную цитату: «Религия – это опиум для народа». Но это высказывание, если рассматривать его в контексте, далеко не так однозначно – это призыв к социальным переменам, которые сделали бы религию не необходимой.
Религиозное убожество есть в одно и то же время выражение действительного убожества и протест против этого действительного убожества. Религия – это вздох угнетенной твари, сердце бессердечного мира, подобно тому, как она – дух бездуховных порядков. Религия – это опиум для народа.
Упразднение религии как иллюзорного счастья народа есть требование его действительного счастья. Требование отказа от иллюзий о своем положении есть требование отказа от такого положения, которое нуждается в иллюзиях. Критика религии есть, следовательно, в зародыше критика той юдоли плача, священным ореолом которого является религия.
