Елена Обатнина - Алексей Ремизов: Личность и творческие практики писателя
57
Впервые: Бем А. «Индустриальная подкова» Алекс. Ремизова // Руль. 1931. 13 августа. № 3256. Цит. по: Альфред Людвигович Бем: Письма о литературе. С. 81.
58
Там же. С. 76.
59
Ремизов А. Образ Николая Чудотворца. Алатырь — камень русской веры. Париж, 1931. С. 90.
60
Цит. по: Числа. 1931. № 5. С. 283–284.
61
Спустя полтора десятилетия Ремизов вновь повторит ту же самую мысль в дневниковых записях (9 февраля 1947 г.): «Писать надо ни для кого и ни для чего, а только о том, что пишется, и что потом выделывается. Как часы часовщик, разве он видит меня или кого; все внимание на часах и больше ни на кого» (Ремизов А. М. Безымянный писец. Огненная память / Публ. и примеч. А. М. Грачевой // Алексей Ремизов. Исследования и материалы. (Europa orientalis. 4). С. 264).
62
Числа. 1931. № 5. С. 284. Позиция Ремизова представляет собой радикальное развитие мысли Л. Шестова, высказанной в книге «Достоевский и Ницше (Философия трагедии)» (1902). Ср.: «Нет большего заблуждения, чем распространенное в русской публике мнение, что писатель существует для читателя. Наоборот — читатель существует для писателя. Достоевский и Ницше говорят не за тем, чтоб распространить среди людей свои убеждения и просветить ближних. Они сами ищут света, они не верят себе, что то, что им кажется светом, есть точно свет, а не обманчивый блуждающий огонек или, хуже того — галлюцинация их распространенного воображения. Они зовут к себе читателя как свидетеля, они от него хотят получить право думать по-своему, надеяться — право существовать» (Шестов Л. Избранные сочинения. М., 1993. С. 171).
63
Цит. по: Ремизов А. Безымянный писец. С. 273.
64
Числа. 1931. № 5. С. 283.
65
Числа. 1931. № 6. С. 255–256.
66
Ср. запись в тетради «Безымянный писец» от 25 июля 1949 г.: «Один приятный человек, порядочный телебень, дал мне дружеский совет: в моих литературных упражнениях „перестроиться“ или как выразилась заносчиво и неумно З. Н. Гиппиус: она будет шить простые платья, не фасонистые, так будто бы и я» (Ремизов А. Безымянный писец. С. 281). Ср. также запись от 29 июня 1948 г.: «Лучше пропад, чем обернуться серединой. (Однажды от доброго сердца посоветовал мне серединнейший из середины Яша Цвибак: „Надо вам [переключаться] переустроиться!“…)» (Там же. С. 273).
67
Amherst Center for Russian Culture, USA. The Zinaida Gippius and Dmitry Merezhkovsky papers.
68
См.: Грякалова Н. Ю. Человек модерна: Биография — рефлексия — письмо. СПб., 2008. С. 251–289.
69
См.: Waszkielewicz Н. Modemistyczny starowierca Glówne motywy prozy Aleksego Riemizowa. Krakyw, 1994.
70
Ср.: «Его (Ремизова. — E.O.) обычно относят к „чистым“ символистам. Это не вполне точно. Ремизовское творчество тоже обладает чертами „промежуточного“ художественного состояния, хотя в делом, оно, действительно, теснее, органичнее связано с модернизмом, чем творчество Андреева или Зайцева» (Келдыш В. А. Русский реализм начала XX века. М., 1975. С. 267–268).
71
Схожую точку зрения высказывает X. Баран, полагая «модернизм» «привлекательным, однако чрезмерно нивелирующим понятием» по отношению к творчеству Ремизова. См.: Баран X. Поэтика русской литературы начала XX века. С. 207.
72
См.: Руднев В. П. Словарь культуры XX века: Ключевые понятия и тексты. М., 1999. С. 12–13. Ср. также: «Практически развести авангард и модернизм вряд ли возможно, хотя бы в силу хронологического и событийного их переплетения и того факта, что действующими лицами обоих направлений часто становились одни и те же персонажи. Постоянное обновление, активное интерпретационное поле, обращение к подсознанию и т. д. — вероятно, важнейшие качества культуры первой половины XX века, общие и для авангарда, и для модернизма в целом, да и для всего искусства этого времени» (Герман М. Модернизм. Искусство первой половины XX века. М., 2003. С. 10). О близости модернистского опыта к авангардистским творческим установкам свидетельствует также тот факт, что в парадигме «магического реализма» особая роль отводится личности творца.
73
См.: Гурьянова Н. Ремизов и «будетляне» // Алексей Ремизов. Исследования и материалы. СПб., 1994. С. 142–150.
74
Пайман А. История русского символизма. М., 1998. С. 299.
75
Ср.: «Авангард это или разумное перераспределение элементов, или сведение к эстетическому скелету, или творчество не от „головы“ или „сердца“, а от печенки и спинного мозга, или честная „реникса“, или „долой искусство“ — дырка от бублика. У Ремизова иное; он скорее реалист, но особого толка…» (Марков В. Неизвестный писатель Ремизов // Aleksej Remizov: Approaches to a Protean Writer. P. 15–16).
76
См.: Руднев В. П. Словарь культуры XX века. С. 12.
77
Amherst Center for Russian Culture, USA The A Remizov and S. Dovgello-Remizova papers. Box 3. Folder 6. В составе этой папки «Мой девиз» объединен с рукописными материалами к очеркам о Пришвине.
78
Подробнее см. Доценко С. Проблемы поэтики А. М. Ремизова. Автобиографизм как конструктивный принцип творчества. Tallinn, 2000; д’Амелия А. «Автобиографическое пространство» Алексея Ремизова // Ремизов А. М. Собр. соч. Т. 9. Учитель музыки. М., 2002. С. 449–464.
79
Цит. по: Грачева А. М. Алексей Ремизов и древнерусская культура. С. 36.
80
Грачева А. М. Революционер Алексей Ремизов: Миф и реальность // Лица: Биографический альманах. 3. М.; СПб., 1993. С. 442.
81
Грачева А. М. Алексей Ремизов и древнерусская культура. С. 36.
82
Ремизов А. М. Собр. соч. Т. 9. С. 439.
83
Мочульский К. [Рец.] А. Ремизов. Образ Николая Чудотворца. Алатырь-камень русской веры. YMCA-Press. Париж, 1931; А. Ремизов. Московские любимые легенды. Три серпа. Изд. Таир. Париж, 1929. 2 т.; А. Ремизов. По карнизам. Повесть. Белград, 1929 // Современные записки. 1932. № 48. С. 480–481.
84
Отметим, что проблема жанра литературной автобиографии нами не рассматривается. Подробнее см.: Аверин Б. Дар Мнемозины: Романы Набокова в контексте русской автобиографической традиции. СПб., 2003.
85
См.: Бахтин М. М. Эстетика словесного творчества. М., 1986. С. 141.
86
Там же. С. 140.
87
Подробнее см.: Там же. С. 186–187.
88
Ср.: «В самом деле, кажется, аргументацию и ход мысли Барта сравнительно легко можно отнести и к ремизовскому письму. Как отметил Барт, процесс десакрализации автора начинается в XX веке с сюрреализма. <…> В настоящее время письмо все большее и больше напоминает перформативный акт, а текст принимает форму многомерного локуса, где соревнуются друг с другом разного рода письма, и не одно из них не является оригинальным: оживляются в таком тексте цепь цитат и разные источники культуры. В этом многоярусном письме можно развязать узлы, но расшифровать его нельзя: можно обойти этот локус, но нельзя его пройти. Это письмо ориентировано на читателя: цена рождения читателя — смерть автора» (Сёке К. Проблема идентификации автобиографического героя // Алексей Ремизов. Исследования и материалы. (Europa Orientalis. 4. С. 20–21).
89
Ср. интерпретацию А. М. Грачевой принципа «автобиографизма» в ремизовском осуществлении как исходного тождества в художественном целом текстов писателя, героев и фактов из «своей» и «чужой» жизни (Грачева А. М. Алексей Ремизов и древнерусская культура. С. 36).
90
Ср.: «Тайна существования, конкретного бытия исчезает в объекте, в процессе объективации. Отождествление „объективного“ и „реального“ есть величайшее заблуждение. Думают, что познавать — значит объективировать, т. е. делать чуждым, но подлинно познавать — значит делать близким, т. е. субъективировать, относить к существованию, раскрывающемуся в субъекте, как существующему» (Бердяев Н. А. Философия свободного духа. М., 1994. С. 250).
91
