Андрей Гусаров - Маршал Берия. Штрихи к биографии
Понимая абсурдность обвинения в шпионаже, авторы всего этого цирка решили примешать к вымыслу реальные факты из недавнего прошлого – события в Германии. Берию обвинили в потворстве германскому реваншизму и предательстве социалистической Германии. И это за то, что Берия всего лишь предлагал не торопиться с ускоренной советизацией ГДР. Последним рубежом следствия, как всегда, стали сексуальные преступления подследственного. В этой области постарались на славу, превращая любовниц в жертв изнасилования. Быстро нашлись и нужные свидетели, которые не только слышали, но и видели «бериевские оргии». Обычно статьи по преступлениям на сексуальной почве дополняли более тяжелые обвинения и полагались как бы в нагрузку. Подследственного нужно было еще и опорочить в глазах общественности, показать всю его гнусность и коварство, всю глубину падения. В случае с Л. П. Берией эта часть обвинения использована в максимально возможной форме – количество сексуальных жертв маршала Советского Союза идет на сотни. И только Антонов-Овсеенко, автор книги о Берии, пошел дальше, обвинив Берию еще и в утилизации изнасилованных и затем убитых им же женщин при помощи камнедробильной машины. Откуда такие фантазии?
Т. К. Окуневская
В истории взаимоотношений женщин и Лаврентия Павловича неким особняком стоит артистка Татьяна Кирилловна Окуневская, оставившая мемуары с подробностями приставания к ней Берии, совместного с ним ужина, изнасилования, требования новых встреч и так далее – события происходили после войны. Вторая их встреча, на которой Берия говорит своей жертве: «Что вам надо?! Я второй раз с вами, и это честь для вас, я за ваш поцелуй многое для вас могу сделать!» – стала последней. В ноябре 1948 года Окуневскую арестовали – Сталин припомнил ей дружбу с югославским диктатором Броз Тито. При Абакумове актрису осудили на 10 лет лагерей – ее отправили в Степлаг на строительство обогатительной фабрики, и на свободу она вернулась только в 1954 году.
В истории с Окуневской не все так просто. Ее дочь опровергает информацию о том, что Л. П. Берия был ее ухажером. Инга Дмитриевна Суходрев (дочь актрисы) в одном из интервью так ответила на вопрос корреспондента: «Мне кажется, историю с изнасилованием в особняке Лаврентия Павловича мама позаимствовала. Я ей однажды рассказала о своей подружке, которую Саркисов, начальник охраны Лаврентия Павловича, привез к нему в дом, когда она еще училась в девятом классе». Можно ли верить дочери? Очевидно, да. А подружка, о которой говорит Суходрев, – это Ляля Дроздова, о судьбе которой мы уже говорили.
Несостоявшийся реформатор
Организаторы устранения Берии постарались скрыть следы своего злодеяния таким образом, что даже известные официальные документы не дают возможность достоверно и окончательно установить ни дату гибели Лаврентия Павловича, ни обстоятельства, предшествовавшие этому. Основной своей задачей Хрущев и остальные участники этого дворцового переворота видели очернение имени Берии, и можно с уверенностью констатировать, что отрицательный миф, созданный ими, многократно перевесил юридические неувязки так называемого следствия и последовавшего за ним суда.
Эпилог
После гибели Лаврентия Павловича его родственники по полной программе ощутили на себе прелести нового режима. Верные ученики вождя, монументально лежавшего в мавзолее рядом со своим учителем, постарались отыграться на близких Берии. Это потом верный сталинец Никита Сергеевич Хрущев на XX съезде будет рассказывать о чужих преступлениях в надежде, что потомки забудут его собственные. Это спустя некоторое время еще один верный сталинец, Георгий Максимилианович Маленков, «и примкнувший к ним Шепилов», познают горечь унижения. Слава Богу, что добрый Хрущев не расстрелял своего соучастника по заговору против Берии – лишь сослал директором электростанции в Усть-Каменогорск, подальше от столицы. В какой-то степени казахская ссылка стала для Маленкова расплатой за предательство Берии.
Репрессии обрушились на семью опального министра внутренних дел СССР. Жена маршала и сын с семьей после ареста (или убийства Берии) встретились на даче, уже окруженной бронетранспортерами и солдатами. Сына маршала Серго Лаврентьевича и его семью (беременную жену и двоих детей) власти приказали вывезти на одну из государственных дач в Подмосковье. Едва успел Серго приехать к матери, как его с женой и детьми посадили в машины и повезли в неизвестном направлении. Вывозили их на двух машинах, дочерей отдельно от родителей. Жена Лаврентия Павловича пока осталась на их даче. На прощание она сказала сыну: «Ты только не бойся ничего, человек умирает один раз, и, что бы ни случилось, надо встретить это достойно. Не будем гадать, что произошло. Ничего не поделаешь, если судьба так распорядилась. Но знай одно: ни твоих детей, ни твою жену никто не посмеет тронуть. Русская интеллигенция им этого не позволит…».
Новое место жительства Серго и его жены Марфы кругло суточно охраняли военные с автоматами, во дворе стояли бронетранспортеры. Телефоны заранее отключили, газеты передавать запретили. Начальник охраны сообщил Серго, что его временно задержали, хотя кормили, как и раньше, гулять по территории дачи узникам не запрещалось. Но это было только начало. Далее Серго Лаврентьевича ждало Лефортово. По телефону Хрущев рассказывал сказки академику Курчатову о том, что Серго Берии нечего бояться, что пусть живет, как жил, что все будет хорошо. Но реальная жизнь оказалась куда трагичнее. О своем пребывании в тюрьме Серго вспоминал: «Не успел я переступить порог тюрьмы, как меня попытались обыскать. Но тут я уже не выдержал и проявил свой характер в полной мере. Связали, надели наручники. Попытались переодеть в тюремную одежду – не подошел размер. Таким было начало. <…> Сколько же судеб изломано в твоих стенах, Лефортово?.. В первой моей тюремной камере ждала неожиданность: двое охранников. Это что-то новое, решил я. В рассказах друзей и знакомых такого не было. У двери тоже был выставлен пост. Камера представляла собой клетушку шесть шагов в длину и метра два в ширину. Зарешеченное окно было довольно высоко, и увидеть, что происходит за ним, невозможно. Привинченная кровать, умывальник и, так сказать, санузел. Обычное „жилище“ заключенного. „Соседи“ мои примостились на табуретках рядышком. Оба были в штатском и менялись через каждые четыре часа. Мне до сих пор непонятно, зачем все это было нужно: двойной пост в камере, двойной – у двери… Ордер на арест мне так и не предъявили. На допросы тоже не вызывали. Несколько раз пытался заговорить с охранниками. Безрезультатно. Лишь однажды один из них не выдержал:
– Ну что ты к нам пристаешь? Мы – охрана. Сказали нам сидеть тут, мы и сидим. Мы же тебя не беспокоим? <…>
Спустя некоторое время дверь открылась, и в камеру вошел капитан:
– Чего вы добиваетесь?
– Если мне не будет предъявлен ордер на арест, я начну вести себя не так, как вел до сих пор, – отвечаю.
– Попробуйте… – прошипел он угрожающе.
И я не выдержал. Сказалось, наверное, нервное напряжение последних месяцев. Я ударил, а он не успел отшатнуться. Меня тут же избили и связали. Через час пришли люди в белых халатах и развязали меня, предупредив, что посадят в карцер. <…> Часы у меня отобрали раньше, и я даже не знаю, когда меня повели на первый допрос. Четверо охранников шли рядом. Мы прошли какими-то коридорами, и я понял, что попали в другое здание. Впереди шел человек с флажками и периодически подавал какие-то сигналы, надо полагать, чтобы никто нам не встретился. Это тоже, я знал, обычная тюремная практика.
Пройдя мимо многих дверей, попали в большой кабинет. Письменный стол, кресло, рядом – маленький столик. В стороне сидели несколько человек – генералы и люди в штатском. Предложили сесть. Я промолчал.
– Вы привлекаетесь по делу контрреволюционного заговора, направленного на свержение советского строя и восстановление капитализма…
Весь смысл случившегося лишь начинал в полной мере доходить до меня. „Террористическая организация“, „шпионаж в пользу английской разведки“, „аппаратура связи нами изъята“, „нелегальные связи“, „вы изобличены“…»
Власти решили идти по накатанному сценарию: если папа – шпион, то и сын, непременно, вырастет шпионом. Ничего оригинального. На допросах Серго следователи так и говорили: «Организатор – ваш отец. Он уже дал соответствующие показания. Ваша мать тоже созналась во всем». Семейный подряд какой-то! Уговаривать дать показания против отца в тюрьму приехал Маленков. «Как член партии, – вещал он Серго, – ты обязан дать нужные следствию показания». Еще они искали досье на высших партийных руководителей, которые Берия якобы собирал. В тюрьме Маленков несколько раз спрашивал у Серго об этих бумагах, да так и не поверил, что сын не знает об их существовании.
