Владимир Кирсанов - Научная революция XVII века

Интересно, что «Новая наука» была написана по-итальянски — в этом Тарталья является связующим звеном между Леонардо и Галилеем. Кроме того, Тарталья был автором первого дошедшего до нас перевода на итальянский «Начал» Евклида. Правда, первым, кто сделал такой перевод, был Лука Пачоли, но, к сожалению, его перевод утерян безвозвратно. Часто указывают на то, что Галилей главные свои сочинения — «Диалог» и «Беседы» — написал по-итальянски, движимый стремлением обратиться к аудитории, находящейся за пределами схоластической науки (и это, по-видимому, верно;, но важно отметить, что ко времени Галилея в Италии существовала в научной литературе определенная национальная традиция (чего не было, например, ни в Германии, ни в Англии) и в этом смысле, как и в чисто научном плане, Тарталья — прямой предшественник Галилея.

Родина Тартальи — Венецианская республика занимает особое место в истории позднего Возрождения. Во-первых, это одна из немногих территорий, свободных от иностранного господства, а во-вторых, это единственная независимая республика XVI в. на фоне калейдоскопа больших и малых монархий. Относительная свобода Венеции, обусловленная ее исключительным положением средиземноморского торгового центра, не могла не сказаться на развитии искусства и науки. В это время наблюдается расцвет венецианской живописи: здесь творили Джорджоне и Тициан, здесь писал свои сатирические памфлеты «бич монархов божественный Пьетро Аретино», с Венецией были связаны счастливые годы молодого Галилея. Столица Адриатики была замечательна еще в одном отношении — она была поистине источником просвещения для Италии: типографии Венеции выпускали книг больше, чем все остальные города, вместе взятые.

Венецианцем был и ученик Тартальи Джамбаттиста Бенедетти (1530–1590), который среди предшественников Галилея внес наибольший вклад в развитие механики. С натурфилософами итальянского Возрождения его роднит антиаристотелевская направленность творчества. Уже в первом своем трактате «Общее решение проблем Евклида» (1553) он высказывает (вопреки Аристотелю) положение, что два различных тела будут падать с одинаковой скоростью. Бенедетти рассматривает две однородные сферы, центры которых находятся на одинаковом расстоянии от центра Земли, причем одна вчетверо больше другой. Предположим, говорит он, что мы мысленно разделим большую сферу на четыре меньших; мы увидим, что каждая из них будет перемещаться за то же время, за которое перемещается упомянутая вначале меньшая сфера. Следовательно, оба тела, как большая сфера, так и малая, будут падать с одинаковой скоростью. Аналогичные соображения высказывает впоследствии и Галилей в своем раннем трактате «О движении».

Главная критика положений Аристотеля содержится в капитальном труде Бенедетти «Различные математические и физические рассуждения», опубликованном в Турине в 1585 г., где он был к тому времени придворным математиком герцога Савойского. Бенедетти рассматривает здесь аристотелевскую теорию тела, движущегося после броска, и находит ее всецело ошибочной. В то время как, согласно Аристотелю, движение тела происходит в результате взаимодействия тела со средой, в которой оно движется, согласно Бенедетти влияние среды всегда сводится к тому, Что она препятствует движению. Движение всегда объясняется наличием в движущемся теле некоего движущего начала, безотносительно к тому, является ли это движение естественным или насильственным. Для Аристотеля существовало резкое различие в объяснении этих двух видов движения.

Представления Бенедетти о природе движущего начала, или импетуса, было во многом схоже со средневековыми представлениями, но тем не менее его представление значительно ближе к Современному понятию инерции. Например, для него вращательное движение безусловно является насильственным, поэтому и камень, выпущенный из пращи, летит по прямой линии. По Словам А. Койре, Бенедетти в противоположность намеренно эмпирической и качественной физике Аристотеля пытался построить — па основе архимедовой статики — физику, которая, по его Собственному выражению, была бы «математической философией» природы.

С иных позиций критиковал Аристотеля крупнейший представитель итальянской натурфилософии Бернардино Телезио (1509–1588). Для него Аристотель был символом авторитарного диктата И философии и науке, и он выступал скорее против средневековой схоластики, канонизировавшей Аристотеля, против тех, кто руководствуется «не разумом и не — что более бы следовало — ощущением, но одним авторитетом Аристотеля». Эти мысли Телезио высказал в главном своем сочинении «О природе согласно ее собственным началам», опубликованном в 1565 г. Как и для Кардано, для Телезио материя является основой мироздания, я опыт — главным источником познания природы. Это последнее представление Телезио оказало определенное влияние на философию Френсиса Бэкона, который говорит о нем как о родоначальнике опытной философии. Вместе с тем системе Телезио (как и впоследствии системе Бэкона) присущ тот недостаток, что примат Опытного познания остается лишь декларацией, и в своих исследованиях он обращает мало внимания на эксперимент, строя свою Картину мира на абстрактных и достаточно наивных представлениях, ведущих свое начало от идей ионийцев и Эмпедокла.

Телезио, который считал, что доктрина Аристотеля зиждется всецело на ошибочных положениях, основал в Неаполе естественнонаучное общество (Academia Telesiana) для истинного изучения природы. В дальнейшем это общество послужило образцом для многих других аналогичных академий в Италии. Заслуга Телезио не ограничивается «реабилитацией материи»; согласно его представлениям, природа подчиняется одним и тем же законам, которые в равной мере справедливы и на Земле, и за ее пределами. Космическая дихотомия Аристотеля, как мы помним, предполагала существование двух областей — подлунной и надлунной, которые различались по характеру действующих в них физических законов. Например, в подлунном мире естественные движения совершались по прямой, в то время как в надлунном мире они представляли собой идеальные движения по окружности. Первое, с чего начал впоследствии Галилей в своей попытке построить новую физику, было разрушение аристотелевской дихотомии движений, что повлекло за собой полную перестройку картины мира и замену ее гелиоцентрической системой Коперника. Предпосылки такой перестройки лежат, как мы видим, не только в физических аргументах в пользу гелиоцентризма, но и в философском наследии итальянских гуманистов и натурфилософов, в значительной мере перестроивших стиль мышления эпохи. Идея Телезио о единстве природы подверглась дальнейшей разработке в трудах его последователей Франческо Патрици (1529–1597) и Томмазо Кампанеллы (1568–1639), а наиболее ярким достижением итальянской натурфилософии было творчество Джордано Бруно (1548–1600).

Бруно представляется нам исключительной фигурой прежде всего потому, что он был наиболее ранним и наиболее ярким пропагандистом теории Коперника, в которой он видел не столько способ более просто представить движения небесных тел, сколько основу для более общего философского переосмысления картины мира и места в ней человека. Но не менее исключительной личностью предстает перед нами Бруно как некий контрапункт различных философских, религиозных и естественнонаучных представлений, сплавленных воедино в эпоху итальянского Возрождения. В настоящее время эта сторона личности Бруно приобрела особый интерес для историков, и для историков науки в первую очередь. Его связь с герметической традицией помогает восстановить линию преемственности в эволюции научных идей от Средневековья к новому времени, а его отношение к религиозным обрядам и догмам — увидеть в его творчестве ростки рационализма и антиклерикализма, столь характерные для XVIII и XIX вв.

Сама удивительная и трагическая жизнь Бруно может восприниматься как отражение той сложной, противоречивой и глубоко взаимосвязанной в своих частях картины, какую представляло собой рождение новой науки.

Сын бедняка из провинциального городка Нолы, он в четырнадцать с небольшим лет поступает послушником в орден доминиканцев, а вскоре — уже сделавшись монахом — призывается к панскому двору вследствие своих поразительных успехов в искусстве памяти, которым славились доминиканцы. Спокойная жизнь, однако, продолжается недолго — обвиненный в ереси за свои Сомнения в истинности пресуществления и непорочного зачатия, Бруно вынужден бежать из Италии. С 1576 по 1592 г., т. е. более пятнадцати лет, он скитается по Европе. Во Франции он читает лекции, посвященные книге Аристотеля «О душе» и книге Раймонда Луллия «Великое искусство». Критика Аристотеля, вызвавшая резкое неодобрение со стороны парижских богословов, Становится одной из главных тем в творчестве Бруно, но в результате оставаться в Париже ему уже невозможно и он переселяется в Лондон, где, впрочем, находит дружеский прием у французского посла, который становится его другом и покровителем. В Лондоне были написаны главные его сочинения. В 1583 г. он вновь отправляется в Европу, живет в Париже, Виттенберге, Праге, Франкфурте-на-Майне и Цюрихе. Лишь в 1592 г. Бруно возвратился в родную Италию, но лишь всего несколько месяцев ему удалось пожить на свободе. По доносу он был схвачен инквизицией в Венеции, затем отправлен в Рим, где его в течение семи лет держали в тюрьме, пытаясь склонить к раскаянию. 17 февраля 1600 г. он был сожжен на Площади Цветов в Риме как еретик и нарушитель монашеского обета (впрочем, детали обвинения инквизиции до сих пор неясны).