Лев Успенский - Слово о словах
А в то же время, если на деле английские слова почему-то всегда оказываются короче русских, а русские короче финских, то от чего это зависит? Пожалуй, тогда любопытно поставить такой оригинальный вопрос: какое из человеческих слов является самым длинным во всем мире и, наоборот, которое из них может получить звание чемпиона краткости?
Такой вопрос поставить можно. Правда, ученый-языковед вряд ли отнесется к нему благожелательно. Вероятнее всего, он назовет его «не имеющим никакого интереса», может быть, даже «пустым». Но ведь мы пока еще не ученые-языковеды; нас и это может заинтересовать. А разбирая даже столь несерьезную проблему, мы можем попутно столкнуться с такими явлениями внутри слова, с такими его особенностями, с такими закономерностями, свойственными различным человеческим языкам, которые никак уж не назовешь ни малозначительными, ни несерьезными. Так не будем стесняться поднимать и так называемые «пустые вопросы». Как сказал когда-то Д. И. Менделеев, «истина часто добывается изучением предметов на взгляд малозначащих».
УДИВИТЕЛЬНЫЙ РОБИНЗОН КРУЗО
Вот вам задача: садитесь и напишите на русском языке самый маленький рассказик, строк в пять или десять, но так, чтобы в нем не было ни единого слова больше чем в один слог «длиной».
Сделать такую вещь всерьез почти немыслимо. Шутки ради попытаться можно:
«Я в тот миг шел с гор в лес. Шел вниз, там, где ключ. Влез в лог. Глядь – кто там? Пень иль зверь? Ой нет, то – барс! Я так, сяк… Мой ствол пуст, пуль нет… Как быть? Вот я стал бел, как мел… Раз – и в тень! Цап за нож, а нож – бряк у ног вниз, в мох… Ни сядь, ни встань! Бьет дрожь… Во лбу гром, звон, хоть плачь! И что за страх? Стыд и срам…
Вдруг из-под трав – шасть еж! Хвать мышь за хвост – и в куст: чтоб мышь ням-ням. Чтоб съесть! Я в сей бок, барс в тот! Скок, прыг… Шаг, два, три, пять, сто… Все вдаль, все вдаль!.. Где зверь? Вдруг – мрак, глушь, тишь…
Я сел на пень. Зуб о зуб так: щелк, щелк! А мне в мозг мысль: ведь я трус! Да! да! Трус!»
Как видите, я довольно долго боролся с тем твердым законом русского языка, который не позволяет нам обходиться только односложными словами. Нельзя сказать, чтобы я одержал полную победу: рассказик получился неважнецкий: читать его так же трудно, как идти по железнодорожным шпалам[99].
А ведь надо заметить, что я составлял его очень простым способом, подбирая, так сказать, не слова по мысли, а подходящие мысли по заранее намеченным словам. Куда труднее было бы рассказать или пересказать таким образом даже самую простую, но уже готовую историю. Но вот однажды мне попала в руки довольно толстая английская книжка: «Робинзон Крузо» для самых младших школьников, едва начинающих читать.
Поверьте, если можете: заботливые британские педагоги переписали весь роман так, что в нем, кроме имен собственных, не осталось ни единого слова длиннее, чем в один слог! И, надо сказать, на первый, по крайней мере, взгляд и слух, эта искусственность не бросалась в глаза, не была очень заметной. Почему?
Чтобы понять это, достаточно прочитать (даже не понимая их смысла) любые несколько строк из какого угодно английского стихотворения. Возьмем для примера хотя бы начало серьезной, отнюдь не шуточной, поэмы Дж. Байрона: «Шильонский узник».
My hair is grey, but not with years,Nor grew it white in a single night,As men’s have grown from sudden fears…
Наверное, вы помните, как звучит это начало в превосходном русском переводе его, сделанном В. А. Жуковским:
Взгляните на меня: я сед,Но не от хилости и лет;Не страх внезапный в ночь однуДо срока дал мне седину…
В подлинном тексте – 23 слова, в русском – 22. Но Байрону понадобились три восьмисложные строки там, где Жуковский едва уложился в четыре. Откуда взялась лишняя строка? Подсчитайте: из английских слов односложны, строго говоря, 21, потому что такие слова, как «have» (произносится «хэв») и «white» (звучит как «уайт»), для англичанина имеют явно по одному слогу и только «single» и «sudden» являются двусложными. А в русском переводе?
У Жуковского односложных слов только 15, двусложных – 3. Остальные четыре («внезапный», «хилости», «взгляните» и «седину») содержат по три слога каждое.
Нельзя при этом забывать, что В. А. Жуковский, безусловно, очень старательно подыскивал для перевода самые короткие русские слова; не мог же он допустить, чтобы строка Байрона по-русски стала в полтора или два раз длиннее!
Теперь ясно: английскому языку «краткословие» действительно очень свойственно. Более того, англичанина затрудняет произнесение слов больше чем в два-три слога длиной: таких в его словарном запасе крайне мало. По этому поводу можно даже вспомнить забавный рассказ.
Один человек, русский, поспорил будто бы с неким заносчивым англичанином, чей язык труднее изучить. Чванливый британец полагал, что трудность языка – лучшее доказательство его совершенства, и страшно кичился своим знаменитым по сложности произношением. «Попробуйте научитесь выговаривать эти звуки правильно! – хвастался он. – А у вас? Ну какие там у вас затруднения? Да я выучусь по-русски в несколько дней!»
Пока дело шло о произношении звуков и о их изображении на письме, русскому и впрямь пришлось туговато: он чуть было не сдался. Самонадеянный соперник торжествовал уже.
Но вот началось чтение текста. «И тут, – говорит автор, – я задал ему прочитать одну фразу. Самую безобидную фразу: „Берег был покрыт выкарабкивающимися из воды лягушками“. „А, голубчик, – сказал я ему. – Что? Не выходит? Пустяки! Заучите это наизусть! Ничего, ничего, не пугайтесь: я не спешу…“
Затем я рассмеялся сатанинским смехом и ушел. А он остался выкарабкиваться из этой фразы. Выкарабкивается он из нее и до сих пор».
Как говорит итальянская поговорка: «Если это и не правда, то это хорошая выдумка».
Так обстоит дело с английским языком. А с финским – наоборот. Слова финской речи, конечно, бывают самого различного «размера», порой даже короче соответствующих русских: работа – «тюо»; девушка – «нэйто»; пуговица – «на́ппи». Но для финского языка характерны не короткие, а, наоборот, очень длинные, многосложные слова:
босой – пальясйалькайнен,
десант – маихинноусуйоукко,
диспансер – тервеюдентаркастуслаитос,
доставка – периллетоимиттаминен,
отчет – тоиминтакертомус.
Именно они приводили в отчаяние Бельского, переводчика «Калевалы». Именно по сравнению с ними наши русские слова по своей «длине», по числу звуков и слогов, на которые их можно разделить, кажутся такими «коротенькими». Именно их мы и будем иметь в виду, разрешая вопрос о причинах «длиннословия» и «краткословия» различных языков.
Так что же? Финский язык как раз и является всемирным чемпионом такого «длиннословия»? Отнюдь нет! И Бельского и Бунина, который с таким трудом переводил «Гайавату» с английского, «короткословного» языка, могло бы утешить одно соображение: их труд был «детской игрой» по сравнению с работой американских фольклористов, собиравших и перелагавших индейские легенды в английские стихи. Почему? Да потому, что им-то ведь приходилось иметь дело с индейским языком. А вот полюбуйтесь на индейское (племени паю́т) слово, которое сами языковеды называют «немножко длинноватым даже и для этого языка, но все же отнюдь для него не чудовищным»:
«Виитокучумпункурюганиюгвивантумю».
Ничего себе словечко, а?
Очевидно, способность к производству либо очень коротких (то есть малосложных), либо очень длинных (многосложных) слов бывает действительно не в одинаковой мере свойственна всем языкам.
Но тогда ответ на вопрос «От чего зависит и чем регулируется, управляется эта способность?» – является уже отнюдь не пустым вопросом.
АНАТОМИЯ СЛОВА
Когда мы рассматривали гнездо корня «лов», нам встречались слова разного «состава» и разного «размера».
Мы видели и русские и болгарские «лов», равнозначные слову «охота». Они были замечательны тем, что состояли как будто «из одного только корня».
Слово:
Корень:
лов
-лов-
дом
-дом-
ёж
-ёж-
Однако рядом с этими словами мы встречали и совершенно иначе устроенные:
Слово:
Префикс:
Корень:
Другие части:
ловить
…
лов-
+ ить
ловля
…
лов-
+ ля
наловить
на +
-лов-
+ ить
наловленный
на +
-лов-
+ л + ен + н + ый
В этом как будто нет ничего удивительного. Любой школьник отлично знает, что́ это за части. Это так называемые аффиксы. Они разделяются на приставки, стоящие перед корнем, суффиксы – следующие за ним, и окончания, место которых на конце слова.
