Стивен Рансимен - Сицилийская вечерня. История Средиземноморья в XIII веке
На самом деле и для Бонифация, и для Карла II сицилийский вопрос имел второстепенное значение. Первый был слишком занят ссорой с Филиппом IV Французским, ссорой, достигшей своего апогея в унизительной сцене пленения Бонифация VIII французскими посланцами в его собственном дворце в Ана-ньи.410 Главной же целью Карла II сейчас было укрепление своей династии в Венгрии. Его жена, венгерская принцесса, передала свои права своему старшему сыну, Карлу Мартелу, многообещающему юноше, чья смерть от лихорадки в 1296 г. нанесла тяжелый удар по анжуйцам. Притязания Карла Мартела на титул, однако, не были признаны за пределами владений его отца, а война на Сицилии не позволила Карлу II предпринять что-нибудь против короля Андраша III, которого венгры поддерживали.411
Карл Мартел и его жена Клеменция Габсбург, умершая вскоре после своего мужа, оставили троих маленьких детей, сына и двух дочерей. Когда Бонифаций VIII взошел на папский престол, они с Карлом II договорились, что итальянские и провансальские владения короля перейдут его третьему сыну, Роберту, поскольку второй его сын, Людовик, принял духовный сан, а второй сын Карла Мартела, Карл-Роберт или Каробер, получит венгерский трон. После смерти Андраша III в начале 1301 г. Каробер был отправлен на венгерскую территорию в Далмации и там коронован. Но тем временем венгерские аристократы предложили трон королю Чехии Вацлаву IV, чья бабка была венгерской принцессой. Он принял предложение для своего сына Владислава, который и был коронован короной Св. Стефана, без чего венгерская коронация была недействительна. В августе 1301 г. Папа призвал обоих королей предстать перед его третейским судом, но явился только Каробер. Таким образом, его права были признаны Римом. Следующие несколько лет папские легаты защищали права анжуйцев в Венгрии, а Рудольф, Римский король, второй дед Каробера, оказывал давление на короля Чехии. Владислав чувствовал себя так неуютно на венгерском троне, что после смерти отца в 1305 г. отрекся от него, но передал драгоценную корону Св. Стефана не анжуйцам, а Оттону, герцогу Баварскому, чья мать была принцессой из рода Арпадов. Правление Оттона было несчастливым. В 1307 г. он поехал к самому могущественному своему вассалу, Владиславу Кану, воеводе Трансильвании, полагая, что женится на его дочери. Но Владислав решил, что Оттон не стоит его поддержки, арестовал его и отпустил только тогда, когда тот передал ему корону Св. Стефана. За сим Оттон с радостью вернулся в Баварию. Большинство венгерских аристократов, собравшись наконец, провозгласили королем Каробера в октябре 1307 г., но оставались еще серьезные препятствия. Только в ноябре 1308 г. он смог приехать в Пешт и вступить во владение королевством. Каробера короновали в июне следующего года, но только изготовленной специально для этого случая диадемой, поскольку воевода Владислав отказался вернуть корону Св. Стефана. Наконец, под угрозой отлучения от Церкви следующим летом воевода сдался, и Каробер был снова коронован священной реликвией в августе 1310 г.412
Пристальное внимание, с которым неаполитанский двор наблюдал за молодым королем Каробером, отвлекло его от Сицилии. Венгерский трон давал более широкие возможности, чем владение средиземноморским островом, и в итоге именно в Венгрии Анжуйская династия достигла своего расцвета. Карл Анжуйский, женив своего сына на дочери венгерского короля, не мог предвидеть, какую славу он таким образом принесет своей династии, и все же из всех его решений это в конце концов оказалось самым удачным.
Король Карл II мог пережить потерю Сицилии с холодной невозмутимостью. Для Федерико Арагонского Кальтабеллотский мир был достойной наградой за усилия. Его не беспокоило, что он лишь прижизненный владелец острова, этот вопрос можно было еще обсудить позже. Не подчинился Федерико Папе и в его решении датировать начало его правления лишь с момента утверждения договора Папой. Успех также привел Федерико к примирению со своим братом, королем Хайме Арагонским, который, выжав все, что было можно, из союза с врагом, позволил своим семейным привязанностям вновь одержать верх.413
Сицилийскому народу этот договор принес даже большую, но вполне заслуженную, награду. Война была выиграна благодаря стремлению сицилийцев к свободе. На протяжении двадцати лет после Вечерни они отклоняли уловки правителей и государственных деятелей и дали понять, что не примут мирный договор, который отдавал бы их обратно под власть ненавистных французов. Сицилийцы не сожалели, что у их нового короля не было владений на материке, — он мог лучше позаботиться об их процветании. На протяжении наступающего столетия Сицилия была свободным и независимым королевством, не очень богатым и играющим не слишком большую роль в мировой политике, но зато счастливым.414
Анжуйцы, конечно, не оставляли надежды отвоевать Сицилию. В 1314 г. Роберт, который к тому времени сменил отца в Неаполе, попытался вторгнуться на остров, чтобы наказать короля Федерико за то, что тот предложил помощь его врагу, императору Генриху VII. Вторжение закончилось полным провалом. Главным его итогом стал отказ Федерико от пункта Кальтабеллоттского мира, ограничивающего срок правления его династии на Сицилии сроком его жизни. Сицилийский парламент признал сына Федерико, Педро, его наследником. В 1328 г., чтобы развеять все возможные сомнения, Федерико сделал Педро своим соправителем. В конце своего правления король Роберт предпринял несколько попыток вернуть себе Сицилию. Он снарядил в общей сложности шесть походов на остров, но добивался лишь временных успехов. Был совершен ряд атак во время правления внучки и наследницы Роберта, Джованны, пока наконец в 1372 г. в Аверсе при поддержке Папы не был подписан долгосрочный мирный договор. Этот договор безоговорочно оставлял Сицилию за потомками Федерико Арагонского. Но король Тринакрии должен был признать не только папство, но и правителя «Сицилийского королевства» в Неаполе, своими сюзеренами. Этот сюзеренитет был не слишком тяжел для острова и означал, что нападениям и угрозам со стороны материка пришел конец. Вскоре упадок королевства Анжуйской династии при ветреной и неумелой королеве Джованне и последовавшие за ее убийством беспорядки свели сюзеренитет к пустой формальности.415 В начале XV в. Сицилия перешла по наследству королям Арагонским, и вассальная зависимость вскоре была забыта.416
В 1435 г. Альфонс III, король Арагонский и Сицилийский, отнял королевство на материке у косвенной наследницы последнего правителя династии Карла I, королевы Джованны П. Так Арагон в конечном счете победил. Но прошлое странным образом вернулось, и остров Сицилия остался присоединенным к арагонской короне, а Неаполь на протяжении полувека наслаждался независимостью под управлением побочной династии.417
Сицилия уже никогда не была независимой после 1409г. От королей Арагонских она перешла к их наследникам, королям объединенной Испании. В XVIII в. после кратких перерывов Австрийского и Пьемонтского правления она была передана вместе с Неаполем одной из ветвей французской династии Бурбонов, которая правила Испанией. Их королевство было названо королевством Обеих Сицилии, но из этих двух Сицилии остров был младшим компаньоном, если не считать тех нескольких лет, когда войска Наполеона вынудили королевскую династию искать убежище в Палермо. От Бурбонов Сицилия была освобождена Гарибальди, чтобы стать частью объединенной Италии, но частью, которой долго пренебрегали и обделяли. Теперь, наконец, у Сицилии снова есть свой парламент, и ее друзья могут надеяться, что свирепое мужество, проявленное народом Сицилии на протяжении всей ее истории, будет вознаграждено.
Глава XVII. ВЕЧЕРНЯ И СУДЬБА ЕВРОПЫ
Эту тему следует рассматривать с двух сторон. События Вечерни в Палермо отметили жестокую и важную поворотную точку в истории Сицилии. Они также преподали урок всей Европе.
Со смертью императора Фридриха II и упадком империи Гогенштауфенов папство, казалось, восторжествовало над своим главным соперником в борьбе за всеевропейское господство. Для сохранения победы политика папства заключалась в предотвращении сосредоточения слишком большой власти в руках одного монарха. Со времени смерти Фридриха в 1250 г. и вплоть до коронации Генриха VII в 1311 г. на Западе не было ни одного коронованного императора. Отчасти случайно, но в большей степени из-за политики папства, Римский король, избранный император, был не более чем просто король Германии; и расширению его власти на Италию, по возможности, препятствовали обдуманные действия Папы. Но папство на самом деле не могло повелевать христианским миром без помощи светской власти. Сколь много верующих ни соглашались бы с его завышенными требованиями, ему все равно была необходима материальная поддержка. Как бы хорошо ни был организован папский двор в качестве правового и финансового центра, он нуждался в физической поддержке для обеспечения выполнения указов и сбора назначенных им налогов и десятин. Идеальным решением был бы зависимый император, чьи войска были бы в распоряжении Папы. Иннокентий III на это и рассчитывал, когда позволил своему подопечному, Фридриху II, стать императором. Но Иннокентий и его преемники не смогли понять, что от гордого и честолюбивого императора нельзя ожидать, что он будет строить свою политику таким образом, чтобы угодить иерарху, чьи интересы не всегда совпадали с интересами императора и его подданных. Сталкиваясь с императором, Папа препятствовал единственной центростремительной силе того времени. И наоборот — поддерживал главную центробежную силу, зарождающийся дух национализма, который станет значительно большей угрозой для идеи вселенского папства. Папа поощрял рост обособленных светских государств, не понимая, что сила этих государств держится на их национализме. Никогда не было более преданного и честного сына Церкви, чем король Людовик IX Французский. Но Людовик Святой верил, что его главное служение, после служения Богу, разумеется, — это служение людям, которыми Бог призвал его править. Людовик не пожертвовал бы интересами французов в угоду имперскому строительству папства. Если бы все монархи того времени обладали такими же достоинствами, правление в Европе было бы спокойным и у папства было бы время осознать границы своей власти. Но Людовик был исключением. В суматохе времен Папы никогда не останавливались, чтобы подумать.
