История и память - Жак Ле Гофф
Итак, Ранке следовал линии Гумбольдта, был приверженцем (осторожным) учения об исторических идеях; он верил в прогресс культуры, считая его содержанием истории, и придавал большое значение исторической психологии, что он и продемонстрировал в своей «Истории римских пап» (1834-1836). Однако, хотя очень часто цитируют фрагмент его высказывания, в котором он говорит, что «каждый народ непосредственно связан с Богом», он был «противником национальных исторических теорий » [Fueter. Р. 169].
Историцистский оптимизм достигает своего апогея в прусской школе, наиболее значительными фигурами которой были Иоганн Густав Дройзен (1808-1884), изложивший свои теории в «Очерках по истории» («Grundriss der Historik») (Leipzig, 1868), и Генрих фон Зибель (1817-1895). Дройзен полагает, что между моралью, с одной стороны, и историей или политикой - с другой, не существует конфликта. Если правительство опирается не только на силу в чистом виде, но и на этические принципы, то оно достигает высшей стадии этико-исторической реализации - государства. В XIX в. прусское государство стало показателем успешности того подхода, который в античности реализовал Александр (Македонский. - Ред.). В лоне государства больше нет места для конфликта между личной свободой и общественным благом. Зибель в еще большей степени указывал на особую миссию государства и настаивал на реальности всеобщего прогресса человечества. Он говорил о превосходстве разума государства, но считал, что в случае конфликта с правом сила должна его подавлять.
Наш весьма сжатый обзор нужно было бы дополнить рассмотрением тесных связей между описанными выше взглядами на историю и немецкой и европейской историей XIX в., а также другими областями науки, в которые с таким триумфом был имплантирован немецкий историцизм, например исторической школой права, исторической школой экономики, исторической лингвистикой и т. д. [Iggers. Р. 173].
Для конца века характерен спад внимания к историцизму в Германии, тогда как в других странах он одерживал победы, подвергаясь позитивистской (Франция и США) или идеалистской (Италия, Кроче) деформации.
Как отметил Иггерс, критика историцизма развернулась перед 1914-1918 гг. прежде всего как критика идеализма, а уже затем как критика идеи прогресса. Для меня очень важно разграничить критику философов и критику историков.
По поводу первой я отсылаю читателя к большой книге Раймона Арона «Критическая философия истории» (1938, новое изд. 1987), а также к прекрасным исследованиям Пьетро Росси «Современный немецкий историзм» («Lo storicismo tedesco contemporaneo») (1956) и Карло Антони «Историцизм» («Lo storicismo») (1957).
Я напомню также о двух главных фигурах в области философской критики - о Дильтее и Максе Вебере.
Дильтей (1833-1911) начал с критики основных понятий историцизма Гумбольдта и Ранке - народная душа (Volksseele), дух народ (Volksgeist), нация, социальный организм, которые, по его мнению являются понятиями «мистическими» и не пригодными для истории [Iggers. Р. 180]. Затем он предположил, что в науках о духе - в том числе и в истории - знание возможно, потому что жизнь «объективируется» в таких формах, как семья, буржуазное общество, государство и право, искусство, религия и философия [Ibid. Р. 182]. В конце своей жизни (1903) он задумал определить цель своих исследований, с тем чтобы предпринять «критику исторического разума». Он полагал, что «историческое видение мира {gechichtliche Weltanschauun носило бы характер освобождения человеческого разума, который был бы избавлен от последних оков, еще не разорванных науками о природе и философией» [Ibid. Р. 188].
В целом критика историцизма в конце XIX и начале XX в. была двусмысленна. В большей степени - и это мы увидели на примере Дильтея - она стремилась преодолеть историцизм, а не отрицать его.
Макс Вебер (1864-1920) был не только философом, но одновременно и выдающимся историком и социологом. Раймон Арон следующим образом изложил веберовскую теорию истории: «Любая полемика, в которой участвовал Вебер, имела своей целью косвенным образом доказать истинность его собственной теории, устранив все те концепции, которые могли бы ей угрожать. «История - это наук позитивная-, однако положение это ставят под сомнение а) метафизи ки - сознательно или бессознательно, открыто или стыдливо, - использующие трансцендентное понятие (свобода) в логике истории, и б) эстеты или позитивисты, исходящие из предрассудка, согласно которому существуют только науки и понятия, относящиеся к общему, в то время как индивид может быть понят лишь посредством интуиции. История всегда частична, поскольку реальность бесконечн а направленность исторических исследований изменяется вместе с самой историей. Эти положения ставят под сомнение а) «натуралисты», которые утверждают, что закон является единственной целью науки, или надеются исчерпать содержание реальности с помощью системы абстрактных связей; б) простодушные историки, которые, не осознавая их ценности, полагают, будто им в самом историческом мире удалось открыть деление явлений на существенные и случайные; в) все метафизики, воображающие, что они позитивным образом постигли сущность феноменов, глубинные причины и законы всего того, что на самом деле управляет становлением, оставляя при этом в стороне людей, представляющих себя деятельной силой и верящих в это» [Агоп, 1938 Ь. Р. 279].
Как мы видим, Макс Вебер критиковал как идеалистическую, так и позитивистскую стороны историцизма - оба уклона немецкой исторической мысли XIX в.
Глава, посвященная историцизму и его критике, завершается концепциями двух последних выдающихся немецких историков XIX-XX вв.: Эрнста Трёльча (1865-1922) и Фридриха Майнеке (1862-1954), - которые в конце своего творческого пути опубликовали труды, посвященные историцизму: первый - «Историзм и его проблема» («Der Historismus und seine Probleme», 1922), а второй - «Историзм и его триумф» («Der Historismus und seine Überwindung»349,1924).
Прежде всего, они первыми стали называть историзмом то на правление немецкой исторической мысли XIX в., центральной фигурой которого являлся Ранке350. Кроме того, они вели нескончаемую полемику по вопросу об истолковании историзма и историцизма, а в отдельных случаях - и об установлении различий между ними [Iggers, 1973]. Оба сочинения представляют собой одновременно и критику историцизма, и своего рода памятники во славу его. Трёльч, который, как и Ранке, полагал, что существует не одна, а
