Максим Чертанов - Герберт Уэллс
С лета 1912-го Уэллс начал делать наброски к трактату «Освобожденный мир» (The World Set Free: A Story of Mankind) — основная часть работы будет сделана в начале следующего года, — и одновременно писать роман «Страстные друзья» (The Passionate Friends). Эту книгу принято называть слабой, скучной, напыщенной. Да, ее хвалил Форд, ею восторгался Баринг, как обычно сравнивавший автора с Достоевским и Толстым, но мы ведь уже знаем, что «идейные» друзья Уэллса готовы были превозносить любую его строчку. Автор сам только что заявил, что будет отныне писать нудные идеологические романы — чего можно от него ожидать? Был, правда, один человек, заявивший, что «Страстные друзья» — один из самых недооцененных романов столетия, да ведь человек этот был Набоков, который мог любой признанный шедевр объявить дрянью, а любую дрянь — шедевром, к тому же он признался, что книга эта поразила его в возрасте 14 или 15 лет…
Стрэттон, герой, от лица которого написан роман, рассказывает свою жизнь взрослому сыну — это желание возникло у него, когда умер его отец и он осознал, что лишился друга. (Вот и подоспела реакция на смерть Джозефа Уэллса.) Вся первая глава посвящена мальчику — Стрэттон вспоминает, как тот болел: «Какое-то время ты лежал, непривычно тихий, а потом проснулся и тебе было очень больно. И тогда ты вновь ранил меня в самое сердце. У нас было принято не плакать и не кричать, и ты помнил об этом. „Мне, может быть, будет полегче, если я поплачу“, — сказал ты рассудительно. И весь день, получив разрешение, ты плакал…» Может, этим Набокова тронули «Страстные друзья»? Он и сам очень похоже писал о своем сыне.
Стрэттон встретил Мэри, героиню, когда они были детьми, и любовь их началась с детской дружбы равных, где полу нет места, отсюда и выражение «страстные друзья». «Я никогда не любил ее в общепринятом смысле этого слова, подразумевающем, что женщина — младшее, застенчивое, неразбуженное, податливое существо, а мужчина соблазняет, разъясняет, убеждает и принуждает. Мы любили друг друга… как если бы мы были друзьями, охваченными страстью». Но когда Стрэттон просит Мэри стать его женой, она отказывается: «Если я уеду с тобой и мы будем жить вместе, я очень недолго буду твоей любимой и скоро превращусь в твою скво. Мне придется разделять твои заботы и варить тебе кофе — и я буду разочаровывать и губить тебя. Я не хочу быть твоей служанкой и собственностью». Но за богача Джастина она согласна выйти, хоть и без любви: «Это другое дело, Стивен. Нас будут разделять пространство, воздух, бесчисленное множество слуг». Героиню Уэллса беспокоит не то, что нужно варить любимому кофе, а то, что в брачном союзе она лишится «личного пространства». До сих пор считается, что этот страх обычно мучает только мужчин, а женщине пространства ни к чему; но Мэри — не обычная женщина[48]. Стрэттон в бешенстве от ревности: «Я не хотел, чтобы она была счастливой, как я хочу, чтобы ты был счастливым даже ценой моей жизни, — признается он сыну, — я хотел обладать ею. Я хотел ее, как варвары хотят настичь врага — живым или мертвым. <…> Самый глубокий вопрос к человечеству — может ли эта ревнивая жадность уступить место другой, более щедрой страсти?»
Стрэттон уходит на войну с бурами, не видит в ней ничего, кроме бессмысленного ужаса, возвращается домой, планирует парламентскую карьеру, встречает Рэйчел — будущую мать его сына. «С Мэри мы любили друг друга как две реки, сливающиеся воедино на пути к морю; до той минуты, когда мы впервые поцеловались, мы росли бок о бок; но твою мать я искал, я выбирал, я добивался, чтоб она стала моей. <…> Все мое отношение к ней было насквозь искусственным. Я придумывал, чем ее можно заинтересовать, я видел, что она смотрит на меня снизу вверх, и должен был поддерживать в ней иллюзию моего превосходства. И я заполучил ее, и потом понадобились долгие годы, годы тайного одиночества и скрытых чувств, нелепых отговорок и недоразумений, прежде чем мы отказались от этой традиции неравенства, и взглянули друг другу в глаза, как равные, и простили друг друга».
Но без Мэри жить Стрэттон не может. Они встречаются; она хочет тайного романа, он хочет все открыть мужу. Джастин застает их. «Он сделал странное, незавершенное движение одной рукой, словно хотел расстегнуть верхнюю пуговицу на жилете, но передумал. Он очень медленно вошел в комнату. Когда он говорил, в его голосе не было ни гнева, ни обвинительной интонации. Он просто произносил слова. „Я знал, что это продолжалось“, — сказал он. И добавил, обращаясь к жене так, как если бы делал замечание о чем-то не касающемся его: „Однако же мне казалось неправильным так думать о Вас“. В его лице было что-то от раздраженного ребенка, который не может справиться с трудной задачей». Уэллс недаром восторгался Толстым — эта сценка не то чтобы списана с «Анны Карениной», но сделана под сильным ее воздействием. Муж укоряет Мэри, любовник требует, чтобы она ушла с ним, но та отказывается: «Мне не нужен ни один из вас. Мне нужна я сама. Я — человек. — Я — не ваша вещь. Вы ссоритесь из-за меня, словно две собаки из-за куска мяса…» Муж насильно увозит Мэри в Ирландию; Стрэттон получает от нее письмо: он должен уехать из Англии и они не должны видеться три года. Эти фольклорные три года не так уж важны для сюжета. Они необходимы Уэллсу, который не смог совершить кругосветное путешествие и потому отправил в круиз своего персонажа — «искать ключи к тайнам человеческого бытия».
Он объехал Европу, двинулся в Азию. («Попасть из Европы в Азию все равно что из Норвегии в Россию: от чего-то маленького и „передового“ к чему-то огромному и значительному».) Всюду видел одно: человек угнетает другого человека без необходимости, «из потребности рабства», каждая группа людей ненавидит остальные группы. «Вся наша цивилизация — всего лишь неясные предрассветные сумерки». Понял: чтобы рассвет наступил, нужны знания. Вернулся, нашел единомышленников, женился на Рэйчел. И вдруг — письмо от Мэри, в котором та жалуется на участь женщины и предупреждает мужчин: «Все это ваше Всемирное государство, о котором вы мечтаете, может быть разрушено нами, если вы и впредь будете игнорировать нас. Мы, женщины, станем готами и гуннами, несущими разрушение. <…> Вы, мужчины, обязаны что-то сделать для нас. Мы — сердце жизни, дом, где растет будущее, а ваши схемы и планы нас не замечают. Мы мешаем прогрессу, мы ведем человечество к небытию. <…> Мы возбуждаем вас, мы заставляем вас гоняться за нами и удерживать нас, из-за нас вы предаете идеалы братства…»
Стрэттон встретился с Мэри, вновь предлагал бежать, она отказалась, муж опять «застукал», пригрозил разводом, и Мэри, не вынеся осуждения, покончила с собой, после чего муж сказал любовнику: «Мы оба, Вы и я, убили ее». Перекличка с толстовским сюжетом продолжается: Стрэттон и Джастин погубили несчастную женщину, как Вронский с Карениным, разрывая ее на части. По Уэллсу, их вина заключается в том, что они хотели владеть Мэри, а владеть женщиной нельзя. Более того, нельзя слишком сильно привязываться, ревновать, страдать. Женщина должна быть для своего любовника не объектом страсти, а другом и помощником, «любимой сестрой»; психоаналитик сказал бы, что у Эйч Джи после романа с Изабеллой, которая была его кузиной и о которой он постоянно говорил как о «сестре», сложился «сестринский» сексуальный комплекс. А теперь вспомним «Аду» Набокова — так вот что, похоже, заинтересовало его в романе Уэллса…
Ребекке Уэст «Страстные друзья» не понравились еще больше, чем «Брак». Мэри, по ее мнению, следовало бы не скулить, а работать, как сама Ребекка и ее старшие сестры (одна, незамужняя, стала врачом, вторая вышла замуж, родила двух детей, преподавала в колледже). Уэллс продолжал утверждать, что единственный путь к свободе — уйти от одного мужчины к другому. Речь шла, разумеется, о молодой и прекрасной женщине — другие писателей не интересуют. А такой, у которой и одного мужчины нет, не говоря уж о двух, — ей куда деваться?
* * *Уэллс уже несколько лет вынашивал идею создать «всеобъемлющую» книгу о социализме, написанную несколькими авторами. Ему удалось, заразив своим энтузиазмом еще 12 человек, издать нечто подобное. Сборник под названием «Великое государство» (The Great State: Essays in Construction) был опубликован в мае 1912-го одновременно в Англии и США: он состоял из 13 глав, каждая из которых была написана отдельным автором: «Труд в великом государстве», «Женщины в великом государстве», «Церковь в великом государстве» и т. д. Термин «великое государство» обозначал будущее идеальное общество и был введен, чтобы не употреблять слово «социализм», которое дискредитировали марксисты и фабианцы. Из людей, нам уже знакомых, в сборнике участвовали Рэй Ланкастер, Сесил Честертон, леди Уорвик, Джордж Тейлор и Хейнс. Уэллс к тому времени уже понял, что не обладает организаторскими способностями, так что роль организаторов взяли на себя Тейлор и леди Уорвик.
