Пол Кривачек - Вавилон. Месопотамия и рождение цивилизации. MV–DCC до н. э.
Следует признать, что мы не знаем, в какой степени эти наказания реализовывались на практике. Ассирийские правители энергично рекламировали себя, используя ужасающую кровожадность – историк Альберт Олмстед назвал это «умышленным наведением страха» – как средство подчинения и психологическое оружие. Надпись, посвященная Тиглатпаласару, в которой царь сравнивается с охотником, который «вышел до восхода солнца и прошел расстояние трех дней пути до зари», с гордостью гласит, что он «разрубал утробы беременных, ослеплял младенцев». И впрямь страшные и отвратительные действия, но очень близкие к тем, которые были предсказаны арамейскому царю Хазаэлю пророком Илией во Второй книге Царств (8: 11): «Их цитадели ты подожжешь, их молодых мужчин ты убьешь мечом, перебьешь их детей и вспорешь животы их беременных женщин». Так что возможно, что получение варварских удовольствий от расправ с женщинами и детьми являлось скорее литературной метафорой, нежели правдивым рассказом о реальных событиях. В конце концов, похожие повествования циркулировали во время Первой мировой войны – о зверствах и Антанты, и Центральных держав, хотя в данном случае целью было осуждение, а не похвала. Кровожадные положения законов Среднеассирийского царства, возможно, должны были стать средством устрашения, нежели прославлением жестокости.
Однако если драконовские наказания относились больше к теории, чем к практике, то их тон, направленный против женщин, нельзя отрицать. Мужчина мог свободно развестись со своей женой и выгнать ее из дома с пустыми руками; жена не имела права на развод. Женщины несли ответственность за долги своих мужей и подвергались наказаниям за их преступления. Мужья же не несли ответственности за нарушения законов женами. В то время как ни одно из известных нам древних обществ нельзя положа руку на сердце назвать раем, законы Среднеассирийского царства стали самыми жестокими в отношении женщин. Такое впечатление, будто их рассматривали как представительниц другой расы или даже другого вида животных. Жестко навязывалось публичное разделение полов. Здесь можно найти самое древнее из известных требований к женщинам – носить предмет одежды, который в настоящее время называется хиджаб: «Ни жены, ни вдовы, ни женщины, которые выходят на улицу, не могут идти с непокрытыми головами. Дочери знатных людей… должны покрывать себя шалью, накидкой или покрывалом… Когда они выходят на улицу в одиночку, они должны закрывать себя. Наложница, которая выходит на улицу вместе со своей госпожой, должна закрывать себя. Храмовая проститутка, находящаяся замужем за мужчиной, должна скрывать себя на улице, а та, которая не замужем, должна ходить по улице с непокрытой головой и не должна скрывать себя вуалью. Проститутка не должна прятаться под чадрой, ее голова не должна быть покрыта. У проститутки и служанки, которые прячутся под покрывалами, полагается отнять их покровы, облить их головы битумом и дать им пятьдесят ударов».
У рабыни, которая опрометчиво надела чадру, полагалось отнять одежду и отрезать уши. Более того, свидетели любого нарушения этих правил должны были сообщить о них под страхом судебного преследования: «Тот, кто увидел закрытую чадрой проститутку, должен задержать ее, взять свидетелей и отвести ее во дворец на суд; у нее не будут отнимать украшения, но тот, кто задержал ее, может забрать ее одежду. Она получит пятьдесят ударов палками, а ее голову обольют битумом».
Даже мужчины из высшего общества не были защищены от наказания, если их признавали виновными в нарушении своего гражданского долга: «Если благородный господин увидел проститутку под чадрой и не привел ее на суд во дворец, то этот господин получит пятьдесят ударов палками, ему проколют уши, проденут сквозь них шнурок и завяжут его на затылке. Он будет выполнять работу для царя на протяжении одного полного месяца».
Следует сказать, что самый ярый ваххабит или самый жестокий афганский талиб, вероятно, счел бы, что законы Среднеассирийского царства заходят слишком далеко в репрессиях женщин. Дворцовые указы оказывались еще беспощаднее. Их объектами являлись женщины царя, а целью становилось ограничение любой деятельности всех проживавших в женском крыле дворца, а также тех, кто вступал с ними в контакт. Это был прототип гарема. Сразу приходят на ум женские покои в османском дворце Топкапы («Пушечные ворота») в Стамбуле с его узкими извивающимися коридорами, потайными дверцами и зарешеченными окнами, скрытыми двориками и уединенными комнатами.
Женские покои дворца ассирийского властителя, в которых его жены и наложницы проводили всю свою жизнь, были всегда крепко заперты, чтобы мужчины не могли войти, а женщины – выйти. Всем строго воспрещался вход на женскую половину без особого разрешения дворцового правителя. Нахождение в любой части дворца, откуда можно было увидеть женщин, например на крыше, считалось серьезным преступлением. Такие ограничения касались даже дворцовых евнухов, которых там находилось, очевидно, много.
Посланный по делу в гарем евнух должен был, как и любой другой, сначала испросить разрешения у дворцового управляющего, который сам обязывался ожидать у входа, чтобы удостовериться, что евнух вышел. И, даже находясь внутри, евнух должен был вести себя очень осмотрительно: не слушать женские разговоры и пение. Если же он вдруг услышал бы, как женщины ссорятся, его приговорили бы к отрезанию одного уха и сотне ударов палками. Если евнуху требовалось поговорить по делу с одной из женщин, он не мог подойти к ней ближе чем на семь шагов. Если беседа длилась дольше, чем необходимо, даже если женщина была инициатором разговора, евнух подвергался порке и у него отбирали его одежду. Для мужчины вступить в разговор с женщиной из дворца, в отсутствие третьей стороны в лице дуэньи, считалось преступлением, караемым смертной казнью. Если кто-либо – придворный или другая дворцовая женщина – становился свидетелем такого нарушения правил и не донес об этом царю, то его или ее бросали в раскаленную печь – наверное, такую же, как «горящая огненная топка», в которую, как рассказывает нам Книга Даниила, были брошены Шадрах, Мешах и Абеднего.
Принципы строгого женского уединения, развитые в Древней Ассирии, стали образцом для многих обществ в будущем. Действительно, существует прямая преемственность гарема Старого дворца в Ашшуре на протяжении вавилонского, персидского и эллинского периодов и византийского царского двора, от которого, в свою очередь, имперский ислам унаследовал столь многое из своего предпочтения женского отсутствия на людях. Но исламское учение предназначалось для того, чтобы ввести социальную справедливость. Правила были демократично расширены и охватили всех женщин, а не только знатных. В Ассирии, как и в Византии, женщинам низших сословий строго запрещалось скрывать себя; в исламе же не предусматривалось различия между респектабельной и неуважаемой женщинами. Царицы, принцессы, знатные женщины, жены, наложницы, незамужние дочери, женщины-ремесленницы, работницы и рабыни – все они должны были быть скромно одетыми независимо от их положения в обществе. С точки зрения самого ислама требование от всех женщин сдержанности рассматривается не как ограничение, а как освобождение. Будет неправильным объяснять, как это делают некоторые, антиженский характер законов Среднеассирийского царства и дворцовых указов внутренне присущим семитским мужчинам шовинизмом. Письма в Карум-Канеш и ответы на них продемонстрировали, что женщины играли важную роль в ассирийском обществе, беря на себя ответственность за важные аспекты бизнеса своих мужей. Даже еще раньше женский пол играл важную роль в месопотамской религии. Еще со времен аккадского царя Саргона старшие дочери царей назначались на самые высокие посты, такие как верховная жрица в храме луны в Уре – главном из всех храмов луны. То, что жизнь женщин теперь так изменилась, является лишь симптомом глубокой трансформации религиозного мышления, радикальным сдвигом в оценке ассирийцами сил, правящих миром, и, как следствие, места мужчин в нем.
Эти преобразования религиозных верований повлекли за собой драматические последствия для мировой истории и стали первой ступенью переворота, сделавшего наш современный мир таким, каков он есть. Произошел переход от веры в богов имманентных, являющихся сверхъестественными отображениями сил природы, богов, которые населяют мир и олицетворяют собой явления природы, к богам трансцендентным, находящимся скорее вне природы и над ней, нежели являющимся ее частью.
Мы не должны позволять замысловатым словам «имманентный», «трансцендентный» затмить важность вышеназванного сдвига в религиозном ракурсе. Это было новое представление, которое в конечном счете уведет большую часть человечества от веры в священную землю, где каждая черта – небо, почва, море, горы, долины, реки, растения и животные, обитающие во всех них, – населена сверхъестественными силами, и приведет к вере в грешный материальный мир. Им руководят, как кукловоды, дергающие за веревочки своих неживых марионеток, божественные силы, скрытые за завесой внешних признаков, которую безымянный средневековый христианский мистик назвал «облаком неведения».
