Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №09 за 1994 год

Я скрестил руки и взглянул на него. Наверное, мы являли собой яркий контраст — этот мощный чернокожий тиран, стоявший с царственным видом, которым он, надо отдать ему должное, обладал, и я — «мелкотравчатый» белокожий юноша, да-да, внешне я таким и был.

— О, Дингаан, — произнес я с прохладцей, сознавая, что холодность — мой единственный козырь, — я отвечу тебе словами команданта Ретифа, нашего главного вождя. Ты что, принимаешь меня за ребенка, думаешь, я отдам тебе свою жену, тебе, у которого и так всего много? Да и к тому же ты не можешь убить меня хотя бы потому, что твой военачальник Камбула дал мне слово, что я нахожусь под твоей защитой.

Эти слова, кажется, позабавили его. Во всяком случае, сменив настроение — это часто бывает у дикарей, — он перешел из злобного состояния в насмешливое.

— Ты быстр, как ящерица, — сказал он. — Почему мне, у которого так много жен, понадобилась еще одна, которая точно меня будет ненавидеть? Да потому что она белая и повергнет остальных, которые черны, в страшную ревность. Я так думаю, и они ее точно отравят или забьют до смерти, а потом придут ко мне и сообщат, что она умерла от волнений. Но ты прав. У тебя есть мое охранное право, ты можешь ходить безоружным. Но смотри, ты, мелкая ящерица, хоть ты и ускользаешь между камнями, я отхвачу твой хвост, я вырву его. Я знаю, где она живет, фургон, где она спит, стоит на одной линии с остальными, мне доложили мои разведчики, я отдам приказ — доставить ее живой, даже если всех остальных перебьют. Так что ты, видимо, встретишь тут свою жену, Макумазан.

При этих зловещих словах, которые одновременно означали так много и так мало, пот выступил у меня на лбу и холодные струйки потекли между лопатками.

— Мир полон случайностей сегодня, как и тогда, когда я стрелял в священных грифов на Хлома Амабуту, о король! Я и сейчас думаю, что моя жена не будет твоей, о король.

— Оу! — сказал Дингаан. — Этот маленький белый муравей копает новый туннель, думая, что подберется ко мне сзади. А что, если я опущу пятку и раздавлю тебя, маленький белый муравей? Знаешь, — добавил он доверительно, — что бур, который чинит мои ружья и которого мы зовем Два Лица, ибо он смотрит на вас, белых, одним глазом, а на нас, черных, — другим, так вот, этот бур настраивает меня, чтобы я убил вас, между прочим. Когда я сказал ему, что мои разведчики известили меня о том, что ты едешь с бурами и что ты — их язык, Два Лица ответил, что, если я не пообещаю отдать тебя грифам, он предупредит буров, чтобы они не приезжали. Я с ним обо всем договорился, и они приехали.

— Это так, король, — ответил я. — Но зачем Два Лица, которого мы зовем Перейра, хочет, чтобы я был убит?

— Оу, — хихикнул толстый негодяй, — как ты, со всем своим умом, не можешь сообразить. Это ведь ему нужна худенькая белая девочка, а не мне. В ответ на обещанное им для меня я посулил ему ее в оплату. И возможно, — добавил он, тихо смеясь, — я перехитрю его после этого, оставив ее себе, отплатив ему другим способом, наобещав золотые горы.

Я ответил, что я честный человек, ничего не знаю о мошенничествах и о том, как их можно совершать.

— Да, Макумазан, — добавил Дингаан почти сердечно. — Это та область, где ты и я похожи. Мы оба честны, ну почти честны, и в общем-то, друзья, что нельзя сказать о моих отношениях с амабоонами (Буры зул.)-предателями. Мы ведем наши игры на свету, и тот, кто выигрывает — выигрывает, проигрывает — проигрывает. Теперь слушай меня, Макумазан, и запоминай что я скажу. Что бы ни случилось с другими, что бы ты ни увидел, ты под моей защитой, пока я жив. Это Дингаан сказал. Добьюсь я тоненькой белой девочки или нет, ты в безопасности.

Клянусь этим — он указал на кольцо-обруч на голове.

— Но почему я буду в безопасности, а остальные — нет? — спросил я.

— О, если ты хочешь знать, спроси старого провидца Зикали, который жил в этой стране еще со времен Сензангакомы, моего отца, да и до него. Если ты только найдешь его. Я люблю тебя, ты не такой плосколицый, как эти амабооны, и у тебя есть мозги, которые вертятся в зависимости от сложностей, как змея вертится в камышах, и мне будет жаль убить того, кто умеет убивать птиц высоко над собой. Никто этого не может. А сейчас возвращайся к команданту и скажи ему, что мое сердце — его сердце и что я очень рад видеть его здесь. Завтра или, может быть, позже я покажу ему некоторые танцы моего народа, а потом подпишу договор, дающий ему все земли, которые он хочет, и что еще пожелает, больше, чем он пожелает. Я все сказал, Макумазан. — И, поднявшись с изумившей меня резвостью из кресла, выточенного из цельного ствола дерева, он повернулся и исчез в маленьком проеме камышовой ограды, опоясывающей его личные хижины.

Когда Камбула, поджидавший меня на выходе из лабиринта, отвел меня к бурскому лагерю, я встретил Томаса Холстеда, который бродил там, поджидая меня для разговора. Остановившись, я напрямую спросил его о намерениях короля в отношении буров.

— Не знаю, — задумался он, — кажется, он собирается приласкать их, но он так часто меняет решения. Он восхищен тобой, и я слышал, как в войсках был даже оглашен приказ, что, если кто-то коснется тебя хоть пальцем, будет немедленно убит. Воины обязаны узнавать тебя, куда бы ты ни поехал.

— Это все хорошо, — ответил я, — но я не знаю, зачем мне особая защита, разве что кто-то попытается причинить мне вред?

— Вот в чем дело, Аллан. Индуны, военачальники короля, сообщили мне, что благообразный португалец, которого они нарекли Два Лица, каждый раз, как только видит короля, просит его убить тебя. Да я и сам это слышал.

— Но я никогда с ним не встречался! А о чем он еще говорит с королем, кроме того, что просит убить меня?

— Не знаю. Какие-то грязные вещи. Это видно из того имени, которое местные дали ему. Я думаю, однако, — добавил он шепотом, — что у него есть что делить с бурами, приехавшими сюда для подписания договора. По меньшей мере однажды, когда я переводил, а Дингаан ворчал, что даст им земли не больше, чем понадобится, чтобы закопать их, Перейра заявил ему то, что он, король, подпишет пером, может быть легко стерто копьем.

— Правда? А что же ответил король?

— Он засмеялся и сказал, что это правда... Но не надо повторять этого, Куотермэн, если это дойдет до ушей Дингаана, мне не жить. Ты хороший человек, и я выиграл большое пари на том последнем грифе, поэтому хочу дать тебе совет. Думаю, ты им воспользуешься. Уезжай отсюда как можно быстрее и позаботься о вашей мисс Мараис. Дингаан домогается ее, а то, чего он хочет, он обычно получает.

Потом, не ожидая благодарности с моей стороны, он повернулся и исчез среди зулусов, сопровождавших нас из любопытства, оставив меня гадать, прав ли был Дингаан, называя этого юношу лгуном. Его рассказ в целом совпадал с тем, что говорил сам король, и я подумал, что не такой уж он и лжец.

Я пошел прямо к хижине, закрепленной за Ретифом в небольшом соседнем краале, выделенном нам для размещения. Здесь я застал коменданта сидящим на кафрском стуле и мучительно составлявшим письмо на листке бумаги, уложенном на коленях.

Он поднял глаза и спросил, как я поговорил с Дингааном, нисколько не расстроившись оттого, что я нарушил его занятие.

Выслушал меня молча, а потом сказал:

— Это странная и мрачная история, Аллан, и, если это правда, то Перейре еще более страшный негодяй, чем я считал до сих пор. Но я просто не могу поверить в это. Думаю, что Дингаан обманул тебя из личных соображений, я имею в виду заговор с целью убить тебя.

— Может быть, комендант, не знаю. И это меня не очень заботит. Но я уверен, что он не лгал, когда говорил, что выкрадет мою жену для себя или Перейры.

— И что же ты собираешься делать, Аллан?

— Я намереваюсь, с вашего позволения, комендант, послать Ханса обратно в лагерь с письмом к Мари и попросить ее тихо переехать на ферму, которую я выбрал ниже по течению, я о ней вам говорил, и там ждать меня, пока я не вернусь.

— Думаю, этого не нужно делать, Аллан. Но, если тебе очень хочется, сделай так, поскольку самого тебя я отпустить не смогу. Только не посылай этого готтентота, он перепугает весь народ. Я пошлю сейчас гонца в лагерь, что бы он сообщил о нашем благополучном прибытии и хорошем приеме у Дингаана. Можешь передать с ним свое письмо, в котором ты должен сказать жене, что если она с Принолоо и Мейерами надумает ехать на ферму, то пусть едут без особых разговоров — мол, просто хотят сменить жилище, и все. К утру мое письмо будет готово, — добавил он с усмешкой.

— Готово-то готово, а что делать с Перейрой и его проделками?

— Опять этот Перейра, будь он проклят, — воскликнул Ретиф, ударив кулаком по доске. — При первом же удобном случае я поговорю с Дингааном и этим английским парнем, Холстедом. Если я пойму, что они говорят мне тоже, что и тебе, я обвиню Перейру в предательстве. Пусть его Бог осудит! Застрелю подлеца. Сейчас пока лучше ничего не предпринимать, но глаз с него не спускать, иначе будет паника в лагере. А если обвинение не подтвердится?.. Ладно, иди пиши письмо и дай мне закончить мое.