Михаил Жутиков - Проклятие прогресса: благие намерения и дорога в ад

Следовало бы напомнить этим достойным господам, что экологически чистыми, возможно, станут наши с ними драгоценные тела при условии, что у родственников достанет средств облачить их в шерстяные костюмы с костяными пуговицами и в хлопковые (профессоров, конечно, в кожаные) тапочки. Возможно, сказали мы: если мы и они сами не станем питаться их продукцией и если в саму шерсть и хлопок, в сам уже могучий череп и позвоночник великого академика не въестся неистребимый какой-нибудь полиэтилен…

Мы отнюдь не ставим себе критических задач. У нас достанет сил сообразить, что маховик, коий с превеликим рвением раскручивался в течение трех веков, едва ли удастся остановить разом, воткнув в него с разбегу героическую голову. Речь о том, что время тормозить его – разумно и потихоньку – давно приспело, а между тем пониманием этого, похоже, и не пахнет. Наука в массе (за единичными персональными исключениями) не изменила своей изначальной, от века оплачиваемой и высокоинтеллектуальной службе: отламыванию палок у природы, чтобы достать банан – или чтобы вытянуть той палкой «лучшего друга» на соседней ветке.

В своих же ведущих изысканиях, на своих передних рубежах естествознание, стартуя от самонадеянности Декарта и упрямства Галилея, докопалось нынче до глубин, столь мало достаточных для понимания сути природы и уже столь опасно затрагивающих основания жизни, что донельзя напоминает бездвижно замершему наблюдателю ребенка, ковыряющего гранату. Оттого Вавиловы сделались опаснее Лысенок: ибо Трофим Денисович, говоря фигурально, только повертел тяжеленькую игрушку в руках, Николай же Иванович со товарищи углядел и покачал в тяжеленькой игрушке удивительную проволочку-чеку. Ныне Уилмут высмотрел и более: если проволочку разогнуть, то ведь можно… выдернуть?!

Граната так интересна! Ребеночек увлечен…

3. Синтетический мир: происхождение порчи

– Тебе привезу саблю; хочешь саблю?

– Хочу, – отвечал Фемистоклюс.

– А тебе барабан; не правда ли, тебе барабан? – продолжал он, наклонившись к Алкиду.

– Парапан, – отвечал шепотом и потупив голову Алкид.

Вообразим такую диковатую дискуссию.

– Подтверждение ли научной теории то, что самолет летает?

– Вот это по-нашему! Что же это в таком случае? Ведь не было же самолета в природе! И ведь он летает!

Самолет летает – и расчудесно уносит, к примеру, соотечественников наших от завалинок, где они лузгали бы семечки, в разгоряченные края, откуда они вернутся с блестящим взором, ожогами от непривычки к тамошнему солнцу на плечах и со смутным чувством, что повидали под тем солнцем такую же самую завалинку; и это превосходно. Ожоги же, Бог даст, заживут.

Самолет летает – и чего бы в этом факте искать еще, кроме подтверждения теорий Н.Е. Жуковского и других замечательных ученых, не говоря о подтверждении самой аэродинамики, восходящей к Ньютону и Даниилу Бернулли? Летает и подтверждает.

Но верно, однако ж, и другое. Под самолет наш на земле требуется сколько-то площади бетона аэродрома, закрывающего столько же живой «кожи» Земли: под ним, под бетоном, замирает природная жизнь. Это сходно с покрытием кожи человека – скажем, пятнышком несмываемой краски. Для сопровождения самолета в полете требуется излучение радиоволн высокой частоты. От грохота, выброса газов из сопл двигателей, содрогания земли и от облучения уходят подальше от нехорошего места птицы, насекомые, звери, деревья, трава. Для самого полета потребен авиационный керосин, и не так мало: 10–20 тонн в час и более – стало быть, необходимы нефтедобывающая и нефтеперегонная отрасли, а заодно уж сталелитейная, сталепрокатная и машиностроительная, их обслуживающие. Для добычи, к примеру, тюменской нефти переломаем на Оби чуть-чуть тайги (особенно впечатляет валка кедрача исполинскими бульдозерами «KOMATSU»: наши малы и не берут); зальем, несильно, нефтью ее болота и почвенные покровы; отведем в отдельные трубы попутный газ и запалим, не так много, сотню-другую факелов (загонять газ обратно в нефтяную скважину технологически сложно: «дорого», выпускать в атмосферу нельзя: сгинет все живое – так и гудеть им по сегодняшний день тридцать лет, содрогая мелкой дрожью землю, примерно как на аэродроме; факел – это труба примерно метрового диаметра, из которой бьет пламя на высоту 10–12 метров).

Словом, каждая из порознь взятых отраслей по-своему хороша и абсолютно, разумеется, необходима, а вместе они занимают некоторую площадь живой Земли, чуток захламляют и отравляют ее и потребляют кой-какую энергию. Что ж, ее придется добыть. Для получения крылатого металла опять не слава Богу, требуется электролиз – увы, энергоемкая вещь. Куда деваться, так и быть: перекроем Енисей и Ангару. Затопим для этого кой-какие (опять) тайгу и пашни и разведем на их месте… не будем называть это болотом – море. Море само по себе запоганится, зацветет, но не везде, кое-где только – чего-то не учли. Погибнут некоторые виды (не так много, с полтысячи) и сколько-то там особей (миллиард, что ли) кой-кого живого. Зато запустим на место стерлядей карпов – хорошо, ладно.

Повторим наш вопрос, но зададим его иначе: предусмотрели ли в своей теории этих карпов, эти бульдозеры, эти факелы и т. д. замечательные ученые Н. Е. Жуковский и Даниил Бернулли?

Вопрос дикий: понятно, нет.

Так подтверждение ли научной теории то, что самолет летает?

– Опять за свое! – возразят оппоненты. – Нельзя же всю бесконечность предусмотреть.

Воистину так.

Нельзя предусмотреть того, что переход звукового барьера самолетом конструктора П.О.Сухого сопроводится в полной тишине громовым хлопком среди ясного неба и от такого хлопка на земле у коровы (какая проза!) несколько испортится молоко. Это почти неприметно, биология отворачивается от таких эффектов: экий вздор! Вздрагивают, однако ж, не одни коровы – кормящие матери тоже. Детишки от мелочей разных, вроде этой, вырастают не так чтобы очень здоровыми. Некому летать на самолетах конструктора П.О.Сухого. На подобном самолете, между прочим, при исполнении противоракетного маневра пилот (по инструкции) от перегрузок должен потерять сознание (и это бы ладно, потерять, но после маневра нужно вовремя вернуться в сознание).

Итак, мы имеем по видимости полное торжество научной теории: самолет, разумеется, летает. И дело обстоит еще того внушительнее: искусственный авиационный мир обладает устойчивостью и саморазвитием, он активен и отнюдь не замкнут, он черпает из природы все более. Но… разве подлинной целью был полет? Ведь это мы только так говорили, что целью был полет! Предполагалось (молчаливо), что полетим, а остальное будет как прежде – кедры, русла рек, тишина…

Подлинной целью – невысказанной, но непременно ожидаемой – были польза и радость, счастье от полета, целью была лучшая жизнь, прибавка к общему благу за счет «вырванной» у природы тайны. Достигнута она? Выходит, заплачено за тот полет счастьем же (если не большим)??

Но, положим, достигнута оборонная цель. Бог с ним, со счастьем, быть бы живу. Это-то гарантирует теория?

Научный анализ «ядерной зимы» «гарантирует» совсем обратное…

Так повторим с упорством, которое простит нам благородный читатель: подтверждение ли научной теории – то, что он летает, – самолет, летающий на деле, не падающий в океан, не обрушивающийся на жилые дома?

Ответ довольно странен, но очевиден: нет.

– Помилуйте, – возмутятся аналитики, – теории не было дела до бетона и каких-то коров, она не занималась ими!

Вот именно.

– Да и бетон, – дополнят практики, – та же самая земля! Перестаньте летать, и он завтра зарастет! Перестаньте жечь газ, добывать нефть, и завтра…

Да ведь и раковая опухоль – тот же самый человек; перестаньте ее питать, и… Да как перестать питать?

Так что же, авиация – опухоль? Вместо лучшей жизни построена – опухоль?.. (Не напоминает ли это вам, читатель, хоть отчасти, результатов построения лучшей жизни после 17-го года или достойной жизни после 91-го? К анализу первых мы еще вернемся ниже.)

Присмотримся поближе к результатам внедрения других теорий.

…Из форменных пустяков сложилась «авария» (на деле катастрофа) на Чернобыльской АЭС. Вместо проекта, лучшего по безопасности, был избран и утвержден более дешевый; вместо реального срока пуска потребовали от исполнителей срока более раннего – остались недоделки; взятое вместе, это сказалось рядом мелких и не мелких аварий, – аварии и их последствия систематически замалчивались; вместо высокой зарплаты персоналу платили 200 рублей; по стечению нелепостей в процессе планового эксперимента на четвертом энергоблоке вогнали реактор в неустойчивый режим; парадоксальным образом не помогли, а навредили введенные средства аварийной защиты (поглотители); вместо глушения реактора произошел его разогрев… О самой аварии боялись сообщить начальству и населению; не оказалось необходимых антипожарных и дозиметрических средств; отказали импортные роботы (запутались в шлангах) – армейские офицеры и солдаты собирали осколки топлива и графита руками в ведра (при активности осколков 2000 рентген в час); сбрасываемым с воздуха песком покосило плиту перекрытия, и возрос радиационный выброс; позднее в прогоревшую пустоту в реакторе рухнула вся масса сбросов, выбросив тучу ядерного пепла… Образовался снежный ком. (Для дотошных с крепкими нервами сошлемся на аналитическую хронику: Медведев Г. Чернобыльская тетрадь // «Новый мир», № 6, 1989. См. также: Шашарин Г. и Воробьев А. Звезда Полынь // «Новый мир», № 9, 1991.)