Джон Кампфнер - Богачи. Фараоны, магнаты, шейхи, олигархи
Навыки Красса могли бы пригодиться и в другие эпохи. Он бы чувствовал себя как дома в последние двадцать лет в России — да и в других обществах, где безжалостность и жадность воспринимались как неизбежная часть общественной жизни.
«Римляне утверждают, что блеск его многочисленных добродетелей омрачается одним лишь пороком — жаждой наживы». Кто бы осмелился возражать Плутарху, великому философу-моралисту и биографу древних военачальников и политиков? «Первоначально Красс имел не более трехсот талантов… а при подсчете своих богатств перед парфянским походом все же нашел, что стоимость их равна семи тысячам ста талантам. Если говорить правду, далеко не делающую ему чести, то большую часть этих богатств он извлек из пламени пожаров и бедствий войны, использовав общественные несчастья как средство для получения огромнейших барышей»[12]
Красс мог разглядеть деловые возможности на расстоянии. Как только становилось известно, что горит какое-то здание, он отправлял своих специалистов-рабов разбираться со случившимся. И не важно, что пожар могли устроить его же подчиненные. Затем Красс выкупал горящее здание у его злополучных жильцов, которые понимали, что даже те гроши, что он им предлагает, — лучше, чем ничего. Если же они все-таки не соглашались на сделку, рабы просто стояли в стороне и ждали, пока здание не сгорит дотла. А потом так или иначе забирали освобожденную, выжженную землю.
С помощью денег Красс сделался незаменимым человеком. Он строил дома сенаторам и финансировал армии. Таким образом он управлял своей репутацией в верхах — один из первых примеров той цели, которая завораживала сверхбогачей в последние два тысячелетия. Опираясь не на какие-то особые умения, а прежде всего на хитрость и предприимчивость, Красс стал доминирующей фигурой в Риме наряду со своим давним соперником Помпеем и молодым дарованием Юлием Цезарем. Впоследствии этих троих стали называть Первым триумвиратом.
Красс был скорее предпринимателем, чем генералом, но искушению битвы противостоять было трудно. После одной успешной кампании он решил попытать удачу в боях с парфянами. Его смерть была унизительной и болезненной: враги влили ему в рот расплавленное золото в качестве мести за то свирепое стремление к богатству, которое определяло его жизнь.
Марк Лициний Красс родился в семье знатного римского сенатора около 115 года до нашей эры (точная дата неизвестна). Его отец Публий Лициний Красс был олицетворением успешного аристократа. В 97 году до н. э. он стал консулом — высший политический пост в Римской республике — и три года управлял Дальней Испанией[13]. Публий вернулся домой, где его ждал триумф — высшая военная честь — за успехи в подчинении Лузитании (территория, сегодня относящаяся к югу Португалии и западу Испании). В 89 году он был избран цензором и в этой должности надзирал за общественными нравами и управлял государственными финансами.
Воспитание Красса по меркам аристократии было скромным. Он рос в маленьком доме с двумя братьями, Публием и Гаем[14], получив требуемую подготовку в риторике и проявив умеренный интерес к истории и философии[15]. В юношеские и молодые годы он служил под началом отца в военных кампаниях в Испании и Лукании (территория на юге Италии). Будучи вторым сыном в семье, Марк Лициний Красс мог рассчитывать на солидную сенаторскую карьеру, но вряд ли на наследство.
Надежды на стабильное и традиционное восхождение по политической лестнице разбились вдребезги, когда разразилась первая римская гражданская война. В 88 году до н. э. Луций Корнелий Цинна, Гай Марий и их сторонники захватили город, пока их соперник Сулла воевал на востоке. Некоторое время город сопротивлялся, но когда он пал, Марий и Цинна устроили бойню, мстя своим политическим врагам. Тогда были убиты многие сенаторы и вырезаны их семьи, а их головы были выставлены на Форуме. Среди них был и брат Красса Гай. До его отца преследователи так и не добрались — тот покончил с собой, что считалось поступком самоотверженным и благородным. Другой его брат, Публий, умер двумя годами ранее во время первой Союзнической войны, и поэтому когда Красс женился на его вдове, это выглядело вполне естественно. В то время в Риме почти все было предметом сделок, почти у всего была своя цена. У Красса было двое детей от Тертуллы, и он «с этой стороны не уступал в добронравии никому из римлян»[16].
Внезапно Красс стал главой семьи, унаследовал небольшое состояние в 7 миллионов сестерциев (именно эти бронзовые и серебряные валюты были основной валютой того времени — таланты, о которых говорит Плутарх, в основном были в ходу у греков). Земельные владения семьи были конфискованы, и надежды на политическое будущее в Риме казались сомнительными. На первом месте для Красса стояло выживание. Вовсю разворачивались чистки, и Красс бежал из города в Испанию, где когда-то правил его отец, вместе с тремя друзьями и десятью слугами. Его сравнительная молодость (ему еще не было тридцати), возможно, помогла избежать объявления вне закона и жестокой смерти.
Плутарх замечал, что, сталкиваясь с враждебным к себе отношением, Красс с самого начала не проявлял особого мужества. Добравшись до Испании, он «кинулся в приморское поместье Вибия Пациана», местного властителя, где имелась «большая пещера». В ней он благодаря Вибию получал изысканные блюда, приносимые человеком, которому под страхом смерти запрещалось смотреть на Красса. Нельзя сказать, что жизнь Красса там была суровой. Из пещеры открывался чудесный вид, «а в ширину она расходится в виде просторных, сообщающихся между собой гротов». И это были далеко не все почести, полагающиеся аристократу его положения: «Вибий решил в заботах своих о Крассе всячески выказывать ему радушие. Пришла ему также в голову мысль о возрасте Красса, о том, что он еще молод и что следует подумать о приличествующих его годам удовольствиях». Потому были доставлены «две красивые прислужницы», что, несомненно, помогло развеять скуку в эти восемь месяцев добровольной изоляции. Надо сказать, что Плутарх, на чьих данных во многом основана эта история, не гнушался приукрасить свое повествование. Но даже если он и сочинил какие-то цветистые детали, его биография Красса в целом соответствует историческим фактам.
И хотя в духе времени повествование это строится вокруг военной доблести, у Красса были более далеко идущие планы. В начале 84 года он узнал, что Цинна убит, и вскоре решил вновь выступить открыто. Он собрал армию численностью в две с половиной тысячи человек — в основном ветеранов, служивших с его отцом и теперь поселившихся в этой местности. Красс уже тогда продемонстрировал начатки хищнического стиля бизнеса — с помощью военной силы он выбил у властей соседних испанских городов деньги на свою кампанию. Такова была благодарность за гостеприимство. Красс погрузил войско на корабли и отправился в Северную Африку, а в конце концов присоединился к Сулле, который вел в Италии войну со сторонниками Мария и Цинны. Сулла был рад Крассу как заслуживающему доверия полководцу, полагая, что тот желает отомстить «за отца, брата, друзей и родных, незаконно и без вины казненных»[17]. В то же время на горизонте возник со своими тремя легионами нахальный молодой генерал Гней Помпей, на десять лет младше Красса; враги называли его «юный мясник». Помпей стал союзником и соперником Красса на всю жизнь[18].
Когда Сулла вторгся в Италию в 83 году до н. э., Красс с Помпеем выступили на его стороне. Исход первой гражданской войны решился в битве при Коллинских воротах, прямо у стен города, в конце 82 года до н. э. Армии Суллы уже грозило поражение, но силы Красса взяли свое на одном из флангов, обратив врагов в бегство. Красс ворвался в ряды элиты. Его превозносили как публичную фигуру, патриота, сыгравшего ключевую роль в возвращении Рима Сулле. И его старания не остались без награды.
Формально приняв власть, Сулла очистил Рим от всех, кто испытывал симпатии к Марию и его сторонникам. Был составлен проскрипционный список всех подлежащих наказанию, и никого из прежнего руководства не пощадили. Но Сулла пошел гораздо дальше: чистки коснулись сотен сочувствующих предыдущему режиму людей, чьи связи с Цинной и Марием были в лучшем случае поверхностными. Их осудили на смерть, имущество конфисковали, сыновьям и внукам запретили занимать государственные посты. Это была смена режима, уничтожение политического класса, безжалостное даже по римским меркам, в результате чего открылись масса вакансий в правящем Сенате и огромные возможности заработать на патронаже. Возмездие было страшным — и прибыльным. Проскрипции стали фундаментом империи недвижимости, благодаря которой Красс и сколотил свое состояние. Солдат убивали на месте, когда они ретировались с поля боя; их отрубленные головы привозили в Рим, чтобы обменять на объявленную награду. Их вдовам и дочерям запрещалось вступать в брак. В основе этой системы объявления вне закона лежали доносы. У тех, кто помогал избавиться от кого-то, были неплохие шансы получить часть его активов. Практику эту суммирует следующая история.
