Саймон Себаг-Монтефиоре - Иерусалим. Биография
Специалисты по мамлюкскому периоду обычно называют султана Бейбарса I по имени (а не по лакабу аль-Захир), хотя других мамлюкских правителей чаще именуют их царственными именами. Исключением является лишь Мухаммед I аль-Насир, которого называют и так, и этак. Этой противоречивой традиции следую и я.
При описании османского периода я отдаю предпочтение турецким, а не арабским версиям имен менее известных персонажей. Во многих случаях я просто использую наиболее употребительную версию имени: Джемаль-паша вместо иногда встречающегося Кемаль (турецкое “с” читается именно как “дж”).
Ханаан, Иудея, Израиль, Палестина, Билад аль-Шам, Великая Сирия, Келесирия, Святая земля – это лишь некоторые названия, которые использовались для описания нескольких стран и территорий с нечеткими границами. Некоторые исследователи утверждают, что у Иерусалима было за всю его историю 70 названий. Святыни в черте самого города также именовались и именуются по-разному. Иудейский Храм называют также Обителью Бога и Святым домом. Купол, Куббат ас-Сахра, храм Господень, Темплум Домини – все эти названия соотносятся с Куполом Скалы. Мечеть аль-Акса также именовалась Храмом Соломоновым. Хар а-Баит – иудейское, а Харам аш-Шариф – арабское название для Храмовой горы, которую я также называю Священной площадкой (Эспланадой). Святилищем звалась Святая Святых, а позднее и вся Храмовая гора, которую мусульмане называют Харам (Святое место). Для мусульман двумя Святилищами являются Иерусалим и Хеврон с Пещерой Патриархов. С храмом Гроба Господня также соотносятся названия: Анастасис, Гроб Господень, Дейр ас-Султан. Скала по-арабски – Сахра; Краеугольный камень, или Камень Основания, на иврите – Эвен ха-Штия, а Святая Святых – Кодеш ха-Кодешим. Стена, ха-Котель а-Маарави, Западная стена, Стена Плача и аль-Бурак – названия священных мест молитвы иудеев. Цитаделью и Башней Давида называют Иродову крепость рядом с Яффскими воротами. Гробница Пресвятой Богородицы находится в долине Иосафатовой, она же – Кедронская долина. Гробница Давида, Наби Дауд, Сенакль, Сионская горница – так называют святыню на горе Сион. Все ворота в Иерусалиме имеют так много названий и эти названия так часто менялись, что перечислять их все было бы бессмысленно. Каждая улица в городе имеет по меньшей мере три названия: главная улица Старого города по-арабски называется Эль-Вад, на иврите – ха-Гай, по-английски – Valley (“Долина”).
Восточную Римскую империю традиционно называют Византией, а ее столицу – Константинополем. После 1453 года я именую город Стамбулом. Приверженцев западного христианства называю латинянами и католиками. Взаимозаменяемы также названия Иран и Персия.
О титулах: во времена Римской республики словом “принцепс” называли сенаторов, значившихся первыми в списке; в период империи, начиная с Августа, “принцепс Сената” означал носителя монархической власти – императора. Византийские императоры стали со временем именоваться базилевсами (греческий титул монарха с наследственной властью). В эпоху раннего ислама преемники Мухаммеда звались повелителями правоверных и халифами. Султан, падишах и халиф – титулы османских правителей. В Германии император назывался кайзером; российские самодержцы, начиная с Петра Великого, короновались императорами, но назывались по традиции царями.
Пролог
В восьмой день иудейского месяца ава, то есть в конце июля 70 года от Рождества Христова, полководец Тит, сын римского императора Веспасиана, уже четыре месяца осаждавший Иерусалим, приказал своим воинам готовиться к решающему штурму Храма. Штурм был назначен на следующее утро на заре – в годовщину того самого дня 500 лет назад, когда старый Храм Соломонов, стоявший на этом же месте, был сожжен вавилонянами. Под командованием Тита находилось четыре легиона – в общей сложности 60 тысяч римских солдат и их союзников из воинства окрестных князьков, жаждавших нанести последний удар сломленному, но все еще не желавшему сдаться городу. За его стенами в нечеловеческих условиях боролись за жизнь около полумиллиона умирающих от голода евреев: частью – религиозные фанатики-зелоты, частью – отпетые головорезы, но большинство – мирные горожане со своими семьями, у которых не было никакой возможности бежать и спастись из города, ставшего для них смертельной западней. Среди них было много людей диаспоры – евреев, которые постоянно проживали за пределами Иудеи, в самых разных регионах Средиземноморья и Ближнего Востока, и которые пришли в Иерусалим отпраздновать Пасху. Этой последней, отчаянной в своей безнадежности битве суждено было решить не только судьбу города и его жителей, но также будущее иудаизма, будущее едва пустившего ростки христианства, а если заглянуть на шесть столетий вперед – то и предопределить возникновение ислама.
Римляне подвели к стенам насыпи для осадных орудий, но все их приступы были отбиты. На рассвете в день решительного штурма Тит заявил своим офицерам, что “пощада чужих святынь”[1] до сих пор стоила слишком много римских жизней, и приказал поджечь ворота Храма. Серебро, которым были обиты ворота, расплавилось, и пламя перекинулось на деревянные наличники и окна, а затем, бушуя с удвоенной силой, охватило и балки галерей, окружавших двор Храма. Тогда Тит повелел затушить огонь. Римлянам, заявил он, “не следует вымещать злобу против людей на безжизненных предметах”. Затем он приказал командирам дать отдых войску и удалился на ночлег в свою ставку в полуразрушенной крепости Антония, смотревшей прямо на величественный храмовый комплекс.
Происходившее подле стен иерусалимских было столь ужасным, будто на земле воцарился ад. Тысячи трупов разлагались на солнце. Смрад стоял невыносимый. Стаи собак и шакалов терзали мертвую человеческую плоть. В ходе осады Тит приказал распинать всех пленных и перебежчиков, и каждый день римляне вешали на кресты по 500 евреев. Масличная гора и утесистые высоты окрест города были сплошь усеяны этими крестами.
“Солдаты Тита в своем ожесточении и ненависти пригвождали пленных для насмешки в самых различных местах и разнообразных позах. Число распятых настолько возросло, что не хватало места для крестов и недоставало крестов для тел”: ради строительства осадных валов римляне вырубили все деревья, так что кресты не из чего было сделать. Многие жители Иерусалима так отчаянно хотели вырваться из города, что сами перебегали к неприятелю. Перед тем как покинуть город, они проглатывали свои деньги, чтобы затем, избавившись от надзора римлян, извлечь их. Из-за долгой голодовки перебежчики являлись к римлянам “распухшие и словно одержимые водянкой”. Но, набросившись на еду, они “лопались”, и в вылезших наружу внутренностях один сирийский солдат обнаружил проглоченные монеты.
По лагерю быстро разнесся слух, что перебежчики набиты золотом. Солдаты стали вспарывать животы всем подряд и потрошить внутренности еще живых пленников в жажде наживы. Узнав об этом, Тит пришел в негодование и попытался воспретить это анатомическое мародерство. Но тщетно: союзники Тита, кровожадные сирийцы, которые ненавидели евреев и были ненавидимы последними со всем ожесточением, присущим соседям, продолжали свои зверские игры. Бесчинства, которые творили в Иерусалиме и римляне, и повстанцы, вполне сравнимы с худшими из злодеяний ХХ века.
Восстание евреев началось, когда глупость и алчность римских прокураторов восстановили против римлян даже иудейскую знать, прежде лояльную Риму. Ради общего дела аристократы примкнули к повстанцам, среди которых были как глубоко верующие иудеи, так и отчаянные головорезы. Воспользовавшись падением императора Нерона и неясностью в вопросе о том, кто следующим взойдет на престол империи, повстанцы вознамерились изгнать римлян и восстановить независимое иудейское государство, твердыней которого должен был снова стать Храм. Однако еврейское восстание, едва начавшись, захлебнулось в кровавых междоусобицах различных группировок.
Гибель Нерона создала вакуум власти, в котором стремительно сменили друг друга три императора. К тому моменту, когда власть оказалась в руках Веспасиана, который поручил своему сыну Титу покорить мятежный Иерусалим, Святой город уже успели поделить между собой три предводителя мятежников, обратившие оружие друг против друга. Эти иудейские полевые командиры сначала развязали побоища во дворах Храма, заливая их кровью, а затем начали грабить город. Солдатня рыскала в богатых кварталах. Жадность их “сделалась ненасытной: дома богатых обыскивали; убийства мужчин и осквернение женщин служили им утехой”. Опьяненные безнаказанностью, запахом крови и, вероятно, вином из разгромленных погребов, они “бесстыдно предавались женским страстям, завивая себе волосы, надевая женское платье, натирая себя пахучим маслом и для красоты подводя себе глаза”. Явившиеся из провинции головорезы, прятавшие под пестрым платьем кинжалы, не раздумывая, убивали каждого, становившегося на их пути. В бесчинствах они не забывали потворствовать и своей “противоестественной похоти”. Иерусалим, оскверненный их злодеяниями, превратился в “дом непотребства”, в камеру пыток.
