Виталий Ивашнев - Щепкин
Благодатная подмосковная природа селила в душах покой и отдохновение, но все-таки не она одна так притягивала сюда людей. Абрамцево благодаря его хозяину становилось местом притяжения всех мыслящих людей России, наполняя эту среду обитания высокой духовностью, культурой. Эта необыкновенная аура не исчезла в напрасности после смерти Аксакова, а возродилась с новой силой, когда в марте 1870 года крупный промышленник и меценат Савва Иванович Мамонтов купил у дочери Аксакова эту, успевшую уже порядком одряхлеть усадьбу, сумел обновить и обустроить ее. С тех пор Абрамцево станет излюбленным местом встреч и работы художников, а среди них: И. Е. Репин, М. М. Антокольский, В. М. и А. М. Васнецовы, В. Д. и Е. Д. Поленовы, К. А. Коровин, В. А. Серов, В. И. Суриков, И. И. Левитан, М. В. Врубель, М. В. Нестеров, И. И. Шишкин и еще многие, многие другие. Большой любитель театра (на самодеятельной сцене он выступал вместе с А. Н. Островским в его пьесе «Гроза» в роли Кудряша, а ее автор играл Дикого), Мамонтов создал домашний театр, где разыгрывались отечественные и зарубежные пьесы, а декорации и костюмы создавали художники — Константин Коровин, Александр Головин, Михаил Врубель. Мамонтов открыл в Москве Русскую Частную оперу, теперь в Абрамцеве бывали и оперные артисты, по его просторам широко разливался голос Федора Ивановича Шаляпина. Охотно приезжали в «райский уголок» А. Н. Майков, А. Н. Островский, М. Н. Ермолова, Г. Н. Федотова, К. С. Станиславский, В. В. Стасов и многие их современники. Иван Сергеевич Тургенев, приехав в усадьбу по приглашению Саввы Ивановича, с грустью и определенным удовлетворением запишет: «…на старом аксаковском пепелище водворились новые люди, новая жизнь». Удивительная связь времен… От Аксакова — к Островскому и Стасову, от Щепкина — к Ермоловой, Федотовой, Станиславскому. Жизнь неизменно продолжается!
Виссарион Григорьевич Белинский
Знакомство Щепкина с Белинским произошло при обстоятельствах не совсем обычных. Будущий критик, а пока студент начальных курсов Московского университета, искал себя на разных поприщах. Пришел и в студенческий театр, но не проявив себя на артистической стезе, попробовал свои силы в драматургии, написав антикрепостническую пьесу «Дмитрий Калинин». Драма эта, однако, принесла автору большие неприятности: за содержащиеся в ней свободолюбивые мысли и непочтение к высшим по положению и званию лицам Белинскому было предложено до срока покинуть университет.
Впервые артист Императорского театра и в недалеком будущем известный критик встретились… в суфлерской яме университетского театра, откуда «неистовый Виссарион» скромно подавал реплики выступающим на сцене.
Щепкин, как мы помним, частенько наведывался в университет, чтобы преподать актерам-любителям азы театрального искусства. По мере возможности он помогал им получить костюмы и другие театральные аксессуары из запасов императорских театров. Со студентами он всегда встречался с охотой. Даже в дни, когда все зрелищные заведения были закрыты из-за свирепствующей в Москве чумы, артист шел к своим юным коллегам, невзирая на опасность, и проводил с ними немалое время, «объясняя студентам характер каждой роли и показывая все сценические приемы в игре, дикцию и жестировку».
«Недоучившийся студент», как именовали Белинского его недоброжелатели, весьма скоро заставил заговорить о себе в литературных и театральных кругах. Удрученный первым горьким опытом драматурга, он решает, однако, продолжить штурм и выносит на суд новую драму «Пятидесятилетний дядюшка, или Странная болезнь», пьесу разрешили к исполнению. Чтобы поддержать молодого автора, Щепкин заявит ее в свой бенефис, взяв на себя роль влюбленного старика Горского. Ее постановка не принесла удовлетворения ни автору, ни исполнителю главной роли.
При всем том, что рецензенты отмечали отдельные удачно выписанные характеры некоторых действующих лиц и самоотверженность актеров, делавших все от них зависящее, а также виртуозно сыгранные Щепкиным «места роли», в которых он «изумил публику своею игрою», драма оказалась сырой, затянутой, «многоречивой», перенасыщенной словами, будто взятыми «напрокат из «Московского наблюдателя». Сколь-нибудь значительного сценического действа не получилось. Даже великое мастерство актера не спасло положения дел. И как оно могло спасти, если роль героя была соткана из противоречий и необъяснимых поступков, постоянно ставящих актера в затруднительное положение. Даже самые серьезные порывы Горского при тех обстоятельствах, в которые его поставил автор, иначе как с иронической снисходительностью нельзя было воспринимать. А сочинитель-то намеревался показать именно драму. «Влюбленный старик, как бы он ни был высок в душе, — замечал автор заметок в «Театральной хронике» за 1839 год, — всегда комическое лицо». Словом, жанровое несоответствие, драматургическое несовершенство привели к суровому приговору: «…пьеса ни с какой стороны не относится к сфере искусства как творчества». Не снискал лавров и актер главной роли. «Конечно, были места превосходные, — писал тот же рецензент, — но целой роли не было».
Не драматургическое творчество Белинского снискало ему славу и не оно сдружило его со Щепкиным, а полемический талант критика, его принципиальность и острота. Их сближали общий взгляд на пути развития отечественной культуры, общая боль за состояние театра. И когда Каратыгин в своей пьесе «Авось, или Сцены в книжной лавке» сочинил пошлые куплеты против Белинского, в которых его критика — это то, что «сам черт не мог бы разобрать» и что его критические обзоры всем надоели, Щепкин не мог поступить иначе, как решительно отказаться от их исполнения.
Михаил Семенович своими ролями, своим пониманием драматического искусства, отношением к театру помогал вызревать критическому таланту Белинского, предоставлял ему богатый материал для размышлений. Напомним, что наиболее сильные театральные впечатления критика были связаны с именами артистов Малого театра — Мочалова и Щепкина. Именно эти мастера помогли ему определиться в понимании общественной значимости театрального искусства, путей развития русской сценической школы, в оценке того новаторского вклада, который они внесли в драматургическое искусство.
Белинский писал о Щепкине, что он разрушил стереотип в делении актеров на «трагических» и «комических». Это было существенно и важно, потому что позволяло судить об актере не по принадлежности к определенному амплуа, а по жизненной правде, выражаемой им на сцене, по глубине художественного постижения образов, полноте воспроизведения авторского замысла. После исполнения Щепкиным роли Городничего Белинский заключил: «Актер понял поэта: оба они не хотят делать ни карикатуры, ни сатиры, ни даже эпиграммы; но хотят показать явление действительной жизни, явление характеристическое, типическое».
Белинский был вторым человеком после Пушкина, сыгравшим решающую роль в том, что «Записки актера Щепкина» увидели свет. Понимая, что напоминаниями и увещеваниями дела с места не сдвинешь, а записывать за Щепкиным-рассказчиком дело безнадежно невозможное, он усадил его за стол, когда актер совсем остыл от этой затеи. Готовя первый выпуск «Современника», Виссарион Григорьевич предупредил Щепкина, что зарезервировал за ним место в альманахе под первую главу «Записок», не оставив ему путей к отступлению. А чтобы приподнять дух актера в этом праведном деле, напомнил ему, что исполняется десять лет после смерти Пушкина и лучшей памятью ему будет публикация его воспоминаний. Когда Михаил Семенович наконец возобновил работу над «Записками», Виссарион Григорьевич поспешил поделиться радостью с Герценом: «Целоваться не с женщинами в наш просвещенный XIX век гадко и пошло, — так стукни побольнее Мих. Семеновича за меня во изъявление моих к нему горячих чувств… Отрывок из записок М. С. — вещь драгоценная, я вспрыгнул, как прочел, что он хочет дать. Это будет один из перлов альманаха».
Журнал «Современник», любимое детище Пушкина, пришедший в упадок после его гибели, стал теперь возрождаться. Н. А. Некрасов и Н. А. Панаев, энергично взявшиеся за руководство журналом, решили продолжить дело поэта, Белинский помогал им самым деятельным образом. Публикация «Записок» была в числе замыслов, которые Пушкин не успел реализовать.
Однако время шло, а Михаил Семенович молчал. Обеспокоенный Белинский вновь пишет Герцену из Петербурга в Москву: «…Когда М. С. думает выслать отрывок из записок? Этот гостинец словно с неба свалился мне, — и мне страшно от одной мысли, чтоб он как-нибудь не увернулся от меня, и я до сих пор не смею считать его своим, пока не уцеплюсь за него руками и зубами…»
Радость безмерная — «гостинец» из Москвы пожаловал! «Отрывок М. С. — прелесть, — сообщал Белинский Герцену. — Читая его, я будто слушал автора, столько же милого, сколько и толстого». Так, в начале 1847 года в первом номере обновленного «Современника» рядом с тургеневскими стихами и рассказом «Хорь и Калиныч» из «Записок охотника», «Романом в девяти письмах» Достоевского, статьями Белинского, стихами Некрасова и Огарева, «Письмом из Парижа» Анненкова читатели увидели и главу «Из записок артиста». Поставить под ней свое имя Михаил Семенович не решился, ограничившись обозначением «Щ-ъ», но авторство Щепкина у сведущих читателей не вызывало сомнений. Старания Белинского были вознаграждены самым наилучшим образом. Первый литературный опыт артиста не потерялся среди именитых авторов, вызвав неожиданный для Щепкина интерес читателей, что он воспринял как высшую награду за труды свои, спрессованные за короткие промежутки между репетициями, спектаклями, домашними делами. Теперь артисту, принимавшему поздравления с удачным литературным дебютом, ничего другого не оставалось, как только продолжить начатое дело. Все ждали новых глав и они появились, но уже после смерти Белинского, в альманахе «Комета», который издавал сын Щепкина Николай Михайлович. А «Современник» опубликовал на своих страницах весьма одобрительную рецензию на новые главы, побуждая автора к дальнейшей работе: «С истинным наслаждением прочли мы два отрывка из записок артиста М. С. Щепкина и искренно пожалели, зачем так невелики они. Всякий прочитавший их согласится с нами, что если б М. С. Щепкин издал свои записки, то русская литература имела бы одну из любопытнейших книг, тем более, что не только сам автор в высокой степени замечательное лицо, но в них еще предстала бы живая история русского драматического искусства, рассказанная с необыкновенной живостью и мастерством».
