Надежда Ионина - 100 великих узников
Особые надежды в «увещевании» строптивой боярыни царь возлагал на ее родственников. Ее дядя Ф.М. Ртищев со своей дочерью Анной не раз бывал у Федосьи Прокофьевны, убеждал и уговаривал ее, но в ответ она говорила: «Поистине, дядюшка, вы прельщаете дьяволом, а потому ублажаете отступника, книги его, содержащие римские и иные ереси, восхваляите! Православным же подобает книг его отвращаться и всех его нововедомых преданий гнушаться, а самого его проклинати всячески!»[24]
На Ф.П. Морозову не возымели действия и просьбы родственников «оставить распрю, перекреститься тремя перстами, не прекословить великому государю и всем архиереям» – хотя бы ради благополучия единственного сына. Потом за нее взялось духовенство. В 1664 году по цареву повелению к боярыне приходили и вели «богословский диспут» архимандрит Чудовского монастыря Иоаким и ключарь того же монастыря Петр. Боярыня приняла гостей, но в споре «крепко свидетельствовала и зело их посрамила».
К сентябрю 1668 года у Федосьи Прокофьевны окончательно укрепилось намерение постричься в монахини, и она обратилась с просьбой к инокине Меланье помочь ей в этом. Рассудительная духовная мать стала убеждать боярыню отказаться от этого, приводила разумные доводы, что «невозможно этого в дому утаить, а если узнают у царя – многим людям многие скорби будут по случаю розысков и допросов». На время Федосья Прокофьевна удержалась от пострига, но в марте 1669 года умерла царица Марья, ее «заступница», и это, видимо, ускорило переход боярыни в «иноческий чин». Она тайно приняла постриг, удалилась от вотчинных дел, перестала ездить во дворец…
В январе 1671 года царь Алексей Михайлович вступил во второй брак – с молодой красавицей Натальей Кирилловной Нарышкиной. Федосья Прокофьевна в числе первых боярынь должна была присутствовать на свадьбе и «титлу цареву говорить, благоверным его назвать, руку целовать и вместе со всеми благословиться у архиерея». Но она решила «лучше острадати, нежели с ними сообщитися», и отказалась идти во дворец «на царскую радость», сославшись на болезнь ног. Царь не один раз посылал за ней, и твердый отказ боярыни принял как оскорбление.
В 1671 году, после разгрома восстания С. Разина, гонения на сторонников старой веры усилились. Надвигался царский гнев и на Федосью Прокофьевну. Сначала к ней отправили боярина И.Б. Троекурова, но его визит остался без последствий. Затем царь направил другого гонца – мужа ее сестры князя П.С. Урусова, который заявил, что царь сильно гневается и требует, чтобы она покорилась всем нововведениям. А если не послушается, то «быти бедам великим»… В ночь на 16 ноября 1671 года за боярыней пришли Чудовский архимандрит Иоаким и думный дьяк Илларион Иванов из Стрелецкого приказа. Царские посланцы объявили не пожелавшей встать боярыне указ: «Понеже не умела еси жити в покорении, но в прекословии своем утвердилася еси, сего ради царское повеление постиже на тя, еже отгнати тя от дому твоего. Полно тебе жить на высоте! Сниди долу! Восстав, иди отсюду!»
Боярыню посадили в кресла и понесли из комнат, вместе с ней пошла и сестра ее – княгиня Е.П. Урусова. Их поместили под стражу в людской подклети, наложив на ноги «железа конская», и приставили стражу из дворовых людей. Через два дня женщин доставили в Чудов монастырь, где церковные иерархи опять пытались увещевать раскольниц, но сестры «во всем мужество показали». Глубокой ночью их вернули домой под стражу слуг в ту же холодную подклеть. А утром сестер разлучили, заковав их в цепи «со стулом» (тяжелым обрубком дерева).
Боярыню Ф.П. Морозову посадили в темницу Печерского монастыря, располагавшегося на Арбате, под надзор стрельцов, а княгиню Е.П. Урусову в цепях отвели в Алексеевский монастырь Белого города. Было приказано водить ее в церковь, но княгиня так сопротивлялась, что ее приходилось волочить на рогожных носилках. Но она и тут притворялась расслабленной, будто не могла ни рукой, ни ногой двинуть, и сама на носилки не ложилась. Разлученный с матерью, внезапно заболел «от многия печали» сын боярыни Морозовой. К единственному наследнику знатного рода царь послал своих лекарей, которые и залечили его до смерти. Охранявшие узницу стрельцы долго слышали, как она голосила надгробные причитания. Со смертью молодого Морозова боярский дом был разграблен и совсем запустел: их вотчины, имения, табуны лошадей и стада коров царь роздал боярам; золотые и серебряные вещи, дорогие меха продали, а деньги взяли в казну. В стене одной из комнат в доме боярыни нашли клад, спрятанный, видимо, еще ее предками. Слуга Иван припрятал для опальной своей хозяйки несколько золотых изделий, но был выдан женой.
Протопоп Аввакум из пустозерской ссылки продолжал посылать письма своим единомышленницам, восхвалял их мужество в мученичестве и даже смерть, угрожавшую им, рисовал как желанные врата царства небесного. Поддержку боярыне оказывали и другие раскольники, царь и патриарх решили избавиться от узниц, смущавших Москву. И вот закованная в цепи боярыня предстала перед патриархом Питиримом. Она не хотела стоять перед патриархом, и ее поддерживали сотник и стрельцы; по-прежнему упорно отказывалась она от новой веры, несмотря на все уговоры. Когда боярыня увидела, что патриарх хочет помазать ее священным маслом, она встала на ноги и приготовилась, «яко борец».
На другой день боярыню Ф.П. Морозову, княгиню Е.П. Урусову и их «сопричастницу» Марью Данилову, задержанную на Дону, пытали на Ямском дворе. Руководивший пыткой князь И.А. Воротынский снова пытался образумить боярыню, но и на дыбе она продолжала укорять своих гонителей за «лукавое их отступление». Затем несчастных женщин с вывернутыми руками бросили раздетыми на снег и другие казни над ними творили: «плаху мерзлую на перси клали и устрашая к огню подносили, хотя сжечь». Марью Данилову били плетями. За ночь на Болоте за Москвой-рекой для них приготовили сруб, а наутро хотели предать сожжению, да «бояре не потянули», ведь княгиня Е.П. Урусова и боярыня Ф.П. Морозова были из знатных семейств, и публичная казнь могла превратиться в опасную для правительства демонстрацию.
Узниц сослали в Боровск, где посадили в земляной острог. Поначалу жизнь их была сносной, и через подкупленную стражу даже продолжалась их переписка с единомышленниками. К ним приходили послания от Аввакума с наставлениями и утешениями, но о послаблении караула узнали в Москве и послали в Боровск дьяка Федора Кузмищева из Стрелецкого приказа и подьячего того же приказа Павла Бессонова со стрельцами. Они быстро провели «дознание», сурово наказали виновных, а у узниц отобрали одежду, постельные принадлежности и запасы еды. В 1675 году сестер перевели в заново вырытую земляную яму, более глубокую, а значит, и более сырую. Инокиню Иустину сожгли, а Марью Данилову перевели в острог, где сидели уголовники.
С этого времени всякое сообщение с внешним миром для сестер прекратилось. Они сидели в темноте, задыхаясь от зловоний; сорочек ни переменить, ни мыть было нельзя. В верхней их одежде, которую от холода нельзя было снять, развелись вши, не дававшие узницам сна ни днем, ни ночью. Пищу им давали «зело малу и скудну» – пять-шесть сухариков на день без воды. А «когда пити дадут, тогда есть не спрашивай». Только караульные стрельцы иногда из жалости бросали в яму «яблоко или огурчик». Лествиц сестрам не оставили, и они, навязав из тряпиц 50 узлов, по тем узлам и совершали свои молитвы. Через два месяца от голода умерла княгиня Е.П. Урусова, а в начале ноября скончалась боярыня Ф.П. Морозова.
Возмущение против короля и государства
Это дело, случившееся в годы правления короля Людовика XIV, было одним из самых громких в свое время, хотя сейчас о нем знают только специалисты-историки. Принц Людовик де Роган принадлежал к одному из самых знатных семейств Франции – первому после королевского дома, хотя чаще всего его звали просто шевалье де Роган. Богатый, ловкий и красивый, он состоял при дворе в должности главного начальника королевской охоты, был душой общества, выделялся остроумием, задавал тон всему и имел много поклонников. Но страшная расточительность довела его до бедности, злоупотребление удовольствиями жизни расстроили здоровье. Он не знал в наслаждениях меры и дошел до того, что мог удовлетворять свой пресыщенный вкус только циничным развратом.
Однажды король устроил охоту, не предуведомив об этом своего обер-егермейстера. Де Роган, взбешенный таким невниманием, в присутствии короля и вельмож сломал свой охотничий нож, отказавшись тем самым от высокой должности, и ускакал. Его поступок всем присутствующим показался чудовищно дерзким, и ожидалось, что за ним последует королевский гнев, однако этого не произошло.
Бастилия
Шевалье уехал в провинцию, жил там уединенно и ждал случая, чтобы отомстить королю. В конце июня 1674 года он возвратился в Париж с самыми безумными проектами. По дороге шевалье заезжал в Версаль представиться королю, но был принят очень дурно. Это стало первой причиной его скверного настроения, а вторая – у шевалье явно ощущался недостаток средств. Де Роган лишился всего: денег, королевской милости, надежды – и оказался в таком положении, когда энергичные люди становятся еще сильнее.
