Андрей Звонков - Пока едет «Скорая». Рассказы, которые могут спасти вашу жизнь
«Вот так, да? Ну, тогда и я тебе не скажу».
– А у меня отпуск, на месяц.
– Какие планы?
– Не знаю. Никаких.
Разговор потек простой, пресный. Слышно было, что Ерофеев идет куда-то, голоса, хлопки дверей машины.
– А с чем больной? – спросила Таня, не потому, что интересно, а потому, что не хотелось первой бросать трубку.
– Ущемленная грыжа.
– Молодой?
– Сорок пять. Ладно, Танюш, мы поехали. Созвонимся вечером.
Громко хлопнула дверь. Видимо, Ерофеев сел в кабину.
– Пока.
В метро днем свободнее. Таня зашла в вагон, в нос ударил кошмарный запах. В углу вагона стоял бомж и «благоухал». Вокруг него образовалось чистое пространство. Бомж пьяненько косился на пассажиров, нагло ухмылялся. И вот тут Таню проняло. Она подошла к переговорному устройству и сообщила машинисту об антисанитарном пассажире. На следующей станции в вагон вошли двое полицейских и, стараясь не касаться ароматного наглеца, палками принялись его толкать к выходу из вагона. Бомж выворачивался и орал, что Россия – правовое государство и он тоже гражданин, а значит, право имеет, и что он деньги платил! Бомжа вытолкали все-таки из вагона. Двери закрылись. Воздушный поток вынес прочь амбре, но в душе осталось какое-то гадливое ощущение. Ну почему Ерофеев такой толстокожий? Нет, он внимательный и деликатный. Он интеллигентный. Но как-то по-своему. Иногда грубоват. Но неужели он ничего не понимает? А может быть, он не свободен? Женат? Или разведен, но у него дети? А может, он донжуан? И коварно заманивает ее? Нет, это бред… А как же та хабалка, что обижала Таню по телефону? «Ерофеева я тебе не отдам!» Нашла себе игрушку. Кто же это такая? Спросить Сашу прямо Таня не решилась. Вчера он пришел к ней в училище на выпускной вечер. Они танцевали. Девчонки обратили внимание на ее парня. По сравнению с училищными однокурсниками он выглядел взрослее и серьезнее. Ерофеева дергали на белый танец. Таня стояла и грызла нижнюю губу. Ревность. Кружась в вальсе, Ерофеев что-то говорил… Нет, отвечал… Таня смотрела и думала: «У меня нет подруг! И не будет!» Когда он вернулся к ней, стараясь говорить как можно равнодушнее, спросила:
– И о чем вы говорили?
– О всякой ерунде. Ни о чем, – сказал Ерофеев.
А черная кошка ревности заскреблась в сердце еще сильнее. Подруга все-таки у нее была, еще старая, детсадовская и школьная. И только ей Таня рассказала про Ерофеева и про странный телефонный разговор с неизвестной соперницей. Подружке только детективы писать. Она долго выспрашивала Таню обо всех, кого та знала из сотрудников подстанции, о Ерофееве, составляла психологический портрет и в конце концов сказала:
– Он тебя ловит.
Таня не поверила:
– Глупость это.
– Ничего не глупость, – возразила подружка. – Помнишь в «Онегине»: «Чем меньше женщину мы любим, тем больше нравимся мы ей»?
– Тем легче, – поправила Таня. – Мы с ним даже не целовались.
– Он хочет все, – сказала подружка. – Ох, Танька! Смотри, мужики коварные… им бы только в койку затащить!
Таня махнула рукой:
– Это не так просто. Я что – кукла? А эта, которая на подстанции с ним работает? Это что?
– А это он, наверное, кого-то нарочно подговорил, чтоб тебя совсем задурить и ты, значит, была бы на все согласная.
Соображения подружки совпали с тайными желаниями Тани. Она и правда подумала: «А что? Если б Ерофеев предложил, не отказала бы в тот момент». Потом это опьянение от отчаяния прошло. Наступило трезвомыслие. Она стала наблюдать за Ерофеевым и ревновать ко всем, кто смотрел на него хоть с минимальным интересом. Но многие девчонки привели своих ухажеров и мужей, на фоне которых Ерофеев несколько потерялся. Но она заметила странную деталь – выправка как у военного. Не гренадерская стать, а какая-то странная. Она все пыталась вспомнить, где же она видела очень похожего человека.
Он проводил ее до дома и простился (было около двенадцати), но так и не поцеловал. Проревев полночи, Таня уснула. «Я ему не нравлюсь. Как женщина. Я совсем не в его вкусе» – эта мысль разбудила ее, когда хлопнула дверь. Это младшая, Вика, ускакала в школу.
Предстояло ехать в управление.
Съездила.
Дома тихо. Кошка ходит на мягких лапах, хвост трубой. Трется боками о ноги – погладь! Заняться решительно нечем. В Интернете скучно. Книгу почитать – настроения нет. Она постаралась вспомнить запах Ерофеева: вчера, когда они встретились у входа в училище, от него очень вкусно пахло… А чем?
«Зачем мне это?» Сама себе ответила: «Ну, например, буду знать, какую мужскую парфюмерию он любит…» Что это? «Нивея фо мен»? «Жиллет»? «Меннон»? Чтоб узнать, нужно идти в супермаркет и перенюхать все ароматы.
Она уже одевалась в прихожей, как звонок сбил ее с мысли. Девушка открыла дверь. На пороге стояла соседка.
– Танюш, ты маму мою не посмотришь?
Весь дом знает, что она окончила медучилище и теперь работает на скорой.
– А что с ней?
– Жалуется на живот.
Соседка – женщина пожилая, а уж мама ее совсем старушка, ходит во двор с палочкой, летом в черном суконном пальто, пуховом платке и валенках гуляет. Выйдет из подъезда, постоит пять минут, потом доковыляет до лавочки, сядет, посидит полчасика – погуляла, и домой. Как говорил Ерофеев, спрашивать стариков, где болит и на что жалуетесь, бессмысленно, им проще ответить, где не болит и на что не жалуются.
– Пойдемте, посмотрю, конечно. – Таня пошла вниз по лестнице следом за соседкой. – Только я еще неопытный медик, – подстраховалась она на всякий случай.
Ощупывая дряблый живот сухонькой старушки, Таня убедилась в правоте ерофеевских слов. Куда ни ткни – везде болит. Она вспоминала, как учил ее Саша пропедевтике – порядку обследования больного: лицо, глаза, язык, кожа, слизистые оболочки, потом живот. Все бледное, анемичное, только склеры глаз чуть желтоваты под веками. «Смотри под языком, – говорил Ерофеев, – глаза желтеют потом, сперва желтизна появляется там и на щеках, если подозреваешь желтуху». Небольшая желтизна есть. Не столько желтая, сколько серо-желтая. Мысли разбредались. Таня вспомнила, что забыла самое главное – расспросить больную о жалобах. А точнее, попросить показать пальцем, где, по ее мнению, главная боль.
Старушкин палец уперся в солнечное сплетение.
– Тут! Ноет и ноет, уже с ночи.
– А вы ничего жирного не ели?
За старушку ответила дочь:
– Да что вы! Она и ест-то как птичка: крошки клюет. Пост ведь, Танечка! Великий! Картошку без масла – и ту есть не заставишь – не хочет.
Таня осмотрела печень, простучала и прощупала. Та гладенькая, но какая-то маленькая и плотная. При прощупывании старушка заохала.
– А выписки есть? – догадалась спросить Таня, мысленно себя похвалив. Женщина принесла выписку из больницы.
– Она лежала осенью. Ей желчный пузырь удалили лапароскопически – через прокол.
– Ей же нужно есть не реже пяти раз в день, и помалу, – сказала Таня.
– Не хочет!
– Но почему?
– Так пост, матушка! – сказала старушка. – До светлого Христова Воскресения скоромного ни-ни… кусочек просвирки да стакан святой воды…
Таня растерялась.
– Но кашку – овсянку-то – можно… хоть на воде.
– Так, говорят, и рыбку можно, – добавила женщина, – отварную, акромя среды и пятницы…
– Послушайте, – говорила неуверенно Таня, – но ведь она больная, на нее требования поста не распространяются.
– На то и подвиг поста, матушка, что каждому можно, хоть больному, хоть здоровому, – сказала старушка. – Грехов-то сколько, вот и пощусь с молитвою об отпущении.
Таня не знала, что сказать. Она достала телефон и набрала номер Ерофеева.
– Саш… – она вкратце объяснила, в чем пикантность ситуации, – она пост держит. А желчного пузыря нет. Я думаю, что там дуоденит желчный и рефлюкс-гастрит. Ведь она не ест.
– Пост, говоришь? Боевой?
– Не шути.
– Как никогда серьезен. Дай ей трубку. – Таня приложила трубку к уху больной старушки. Ерофеев представился строгим голосом и спросил: – А вы благословение на пост брали у батюшки?
– Нет, – честно сказала больная. – Сама пощусь.
– Пост без благословения – тот же грех. Гордыня! А вы больны. Так что не усугубляйте положение и не искушайте Господа. Вам, без желчного пузыря, нужно питаться пять раз в день, сходите к священнику и спросите благословение на пост, только о болезни не утаивайте. И он вам скажет – есть обязательно! Хотя бы овсянку на воде или манную кашу.
Таня слышала слова Ерофеева и подивилась, как он говорит. Таким строгим басом. Забрала телефон у старушки.
– Спасибо, батюшка, – отчего-то вырвалось у нее в трубку.
Ерофеев на том конце поперхнулся.
– Но-но! Не надо только людей дурачить… Я ж ей сказал, что врач со скорой.
– Извини. – У Тани и впрямь появилось дурашливое настроение. – Спасибо еще раз. – Она повернулась к больной: – Вот, слышали?
