Джошуа Фоер - Эйнштейн гуляет по Луне. Наука и искусство запоминания.
Первой дисциплиной утренних часов стали «имена-и-лица», которые мне всегда неплохо давались на тренировках. Надо было запомнить 99 лиц и соотносящиеся с ними имена и фамилии. Это делается при помощи создания незабываемого образа, связывающего имя с лицом. Возьмем для примера Эдварда Бедфорда, одного из 99 человек, которого требовалось запомнить. Он оказался черным, с козлиной бородкой, залысинами, затемненными солнечными очками и сережкой в левом ухе. Чтобы связать имя с лицом, я попытался представить Эдварда Бедфорда66, лежащего в кузове грузовика Ford, но потом решил заменить картинку на то, как он переплывает реку на надувной кровати. А чтобы запомнить, что его зовут Эдвард, я добавил к нему в кровать Эдварда Руки-Ножницы, который в клочья резал плывущий по реке матрас.
Иным приемом я воспользовался, чтобы запомнить Шона Кирка, белого мужчину, с длинными волосами на затылке, баками и кривой улыбкой человека, перенесшего инсульт. Я совместил его с ведущим Fox News Шоном Хэн-нити и капитаном Кирком с космического корабля «Энтерпрайз» и представил, как все трое составили акробатическую пирамиду.
Через 15 минут, в течение которых мы сидели уставившись на все эти имена и лица, судья забрал у нас изображения и вручил новые порции скрепленных степлером листов с теми же самым портретами, но теперь уже в другом порядке и без имен. У нас было 15 минут на то, чтобы вспомнить как можно больше имен.
Когда я отложил в сторону ручку и вручил судье мои ответы, я предполагал, что результаты будут средними. Имена Шона Кирка и Эдварда Бедфорда вспомнились сразу, но я забыл имя хорошенькой блондинки, ребенка, чье имя звучало как-то по-французски, и еще нескольких человек, так что я не мог представить, что покажу достойный результат. К моему удивлению, из 107 имен и фамилий я умудрился вспомнить достаточно, чтобы оказаться на третьем месте, позади Рэма Колли, который запомнил 115, но перед Морисом Столлом, который запомнил 104. Победа же досталась семнадцатилетней пловчихе из города Меканиксбург в штате Пенсильвания, Эрин Хоуп Льюли, запомнившей 124 имени и установившей тем самым новый рекорд Соединенных Штатов. Даже лучшие европейские мнемоники могли бы удостоить такой результат одобрительным кивком. Когда огласили ее очки, Эрин встала и застенчиво помахала рукой. Я повернулся, чтобы взглянуть на Рэма, и увидел, что и он смотрит на меня. Колли приподнял брови, словно бы спрашивая: «И откуда она только взялась?»
Следующий вид программы — скоростное запоминание чисел, то, в чем я всегда показывал худшие результаты. Это была именно та дисциплина, где наставления Эда мне не помогали — в основном потому, что я их игнорировал. Он пинал меня на протяжении месяцев, убеждая применить более совершенную систему для запоминания — пусть и не его «64-пушечную» «Миллениум-ЧДП», над которой он работал месяцы, но хотя бы что-то более сложное, чем простенькая Главная система, которой пользуется большинство американских мнемоников. Я его послушался и создал систему ЧДП для 52 карт, но до комбинаций двузначных чисел от 00 до 99 я так и не добрался.
Пользуясь все той же Главной системой, что и остальные интеллектуальные спортсмены, я употребил предоставленные пять минут на запоминание 94 чисел — средненькое количество даже по американским стандартам. И я еще умудрился оплошать с числом 88! (Вместо Билла Косби мне следовало вообразить семью, играющую в настольную игру «Жизнь» Милтона Брэдли.) В таком провале я винил Мориса, которого слышал даже через наушники. Тот кричал «Хватит меня снимать!» фотокорреспонденту, который кружил по комнате. Тем не менее мои 87 верных цифр принесли мне пятое место. Морис запомнил 148, новый американский рекорд, а Рэм финишировал вторым с 124. Эрин оказалась аж на 11-м месте, запомнив всего 52 цифры. Я встал, потянулся и выпил третью чашку кофе.
«Их называют ИС, интеллектуальные спортсмены, — услышал я голос Кенни Райса, вещавшего на камеру. — Но на данном этапе ИС можно расшифровать как “истерзанные страданием”».
С числами я разбирался при помощи примитивной мнемонической техники, но, когда дело дошло до скоростного запоминания карт, нашего следующего испытания, я был единственным из конкурсантов, кто вооружился тем, что Эд называл «последней моделью европейского оружия». Большинство американцев по-прежнему помещали одно изображение в одно место, и даже те, кто участвовал в чемпионатах уже не первый год, — Рэм Колли и «Ледяной человек» Честер — могли в лучшем случае превратить лишь две карты в один единственный образ. На самом деле пару лет назад никто даже представить не мог, что на чемпионате США кому-то удастся запомнить весь набор карт. Но благодаря Эду система ЧДП, которую я использовал, могла упаковать три карты в один образ, что значило, что она была по крайней мере на 50% эффективнее других. Это было огромное преимущество. Даже если Морис, Честер и Рэм размажут меня по стенке в других дисциплинах, я мог, мне верилось, увеличить количество своих баллов за счет скоростных карт.
Каждому участнику выделили личного судью, который сел напротив с секундомером. Мне досталась женщина среднего возраста, она улыбнулась мне и что-то сказала, но я не расслышал ее через беруши и наушники. Я взял с собой свои выкрашенные в черный цвет очки для запоминания карт, но даже и тогда, когда перетасованная колода карт уже легла на стол передо мной, я все еще сомневался, стоит ли их надевать. Без очков я не практиковался уже много недель, а зал в здании Con Edison, где проходили соревнования, был полон отвлекающих моментов. Но здесь были еще и телекамеры. Когда какая-нибудь из них нацеливалась на меня, я представлял себе тех, кто смотрит сейчас эту трансляцию: одноклассников, с которыми я не виделся годами, друзей, которые понятия не имели о моей одержимости запоминанием, родителей моей девушки. Что они подумают, когда увидят меня на экране телевизора в больших черных защитных очках и наушниках, перелистывающим колоду карт? В конце концов мой страх пред публичным унижением перевесил мой азарт спортсмена, и я оставил очки лежать на полу у ног.
Главный арбитр — бывший сержант морской пехоты, инструктор по строевой подготовке — крикнул: «Начали!», и моя судья включила секундомер, а я принялся проглядывать колоду так быстро, как только мог, переворачивая по три карты за раз и перекладывая их с верхушки колоды в правую руку. Для размещения образов я выбрал дворец памяти, который знал лучше других, — вашингтонский дом, где я жил с четырех лет, тот же самый, что помог мне запомнить список дел Эда в Центральном парке.
У входной двери я увидел мою подругу Лиз, подвергающую вивисекции свинью (двойка червей, двойка бубен, тройка червей). Сразу за порогом Невероятный Халк наяривал на велотренажере в огромных серьгах, свисающих с ушей (тройка крестей, семерка бубен и валет пик). Перед зеркалом под лестницей Терри Брэдшоу балансировал в инвалидном кресле (семерка червей, девятка бубен, восьмерка червей), а за его спиной крошка жокей в сомбреро прыгал с парашютом с самолета, зажав под мышкой зонтик (семерка пик, восьмерка бубен, четверка треф). Где-то на середине колоды до меня вновь донесся стон Мориса «Не ходите тут!», обращенный, видимо, к очередному фотокорреспонденту. Но теперь это не отвлекло меня. В спальне брата я увидел моего друга Бена, писающего на шапочку Папы Бенедикта XVI (десятка бубен, двойка крестей, шестерка бубен), Джерри Сайнфелд распростерся, истекая кровью, на капоте Lamborghini в проходе (пятерка червей, туз бубен, валет червей), а у двери родительской спальни сам я оттачивал лунную походку на пару с Эйнштейном (четверка пик, король червей, тройка бубен).
Искусство скоростного запоминания карт заключается в том, чтобы найти идеальный баланс между необходимостью быстро продвигаться вперед и потребностью в создании детальных образов. Важно успеть охватить взглядом столько деталей образа, сколько надо для его восстановления в будущем, и не тратить драгоценное время на ненужные нюансы. Когда я опустил ладони на стол, чтобы остановить часы, я знал, что нашел ту самую золотую середину. Но я и не представлял, насколько золотой она окажется.
Судья, сидевшая передо мной, показала мне время — 1 минута и 40 секунд. Этот результат был не только моим личным рекордом, но и, какя сразу понял, побивал предыдущий рекорд Америки — одну минуту и 55 секунд. Я закрыл глаза, уронил голову на стол, прошептал крепкое словечко в свой адрес и на мгновение задумался о том, что я только что совершил нечто — пусть странное, пусть незначительное, — что лучше меня не мог сделать никто во всей Америке.
Я поднял голову и бросил быстрый взгляд на Мориса Столла, подергивающего свою козлиную бородку и заметно взволнованного, и ощутил нехорошее удовлетворение при виде его мучений. Затем я покосился на Честера и занервничал. Он ухмылялся. С какой такой стати? Ведь он завершил этот этап на позорных 2 минутах и 15 секундах.
