Виталий Ивашнев - Щепкин
Ипполиту Федоровичу посвящен и рассказ «Анекдот о Богдановиче» известного писателя и историка, профессора Московского университета Михаила Петровича Погодина, написанный им, кстати, по воспоминаниям Щепкина, с восторгом отзывавшегося о благодеяниях этого удивительного человека, который добровольно дал волю своим крепостным подданным и частично отказался от предназначавшегося ему наследства.
Ипполит Федорович был знаком с графом Волькенштейном и нередко бывал в его доме. Он обратил внимание на пристрастие маленького слуги графа к чтению и разрешил ему пользоваться своей библиотекой, заботясь о том, чтобы чтение мальчика было не бессистемным, а шло от простого к сложному и помогало его самообразованию. Направлял мальчика Богданович недолго, в 1803 году писатель скончался, и пришлось Щепкину вновь обращаться к приказчику книжной лавки, но теперь он уже мог с сознанием дела выбирать нужные ему издания, помня полезные советы Ипполита Федоровича.
И еще Михаил старался не пропустить ни одного спектакля в местном губернском театре, руководимом братьями Барсовыми. Поначалу он подвизался носить в театр инструменты музыкантам, что жили в одном с ним доме, и под прикрытием контрабаса или виолончели проникал в оркестровую яму, находил там укромное местечко и с упоением наблюдал происходящие на сцене события. А скоро ревнитель театра сблизился с младшим Барсовым из третьего класса гимназии и временами получал возможность смотреть спектакли уже из зрительного зала, пристроившись на свободном местечке.
Театр манил и притягивал к себе сильнее магнита. Это была совсем иная жизнь, там царили свои законы, заставляя зрителя смеяться и плакать, радоваться и негодовать. Здесь, на сцене властвовали герои, которые могли осмеять глупца и невежду, вознести на пьедестал благородного рыцаря и унизить властолюбца и скрягу. Какой невиданной властью над людьми наделен этот человек — Актер! Какой неведомой силой мог обладать он!
Мальчику казалось, что в театре отношение к актерам было какое-то особенное, их любили зрители и они были более свободны и независимы в своем поведении, хотя среди них было немало крепостных. «…Меня удивляло одно: они тоже были господские, — признавался Щепкин, — а с ними и их господа и весь город обходились не так, как с крепостными, да и они сами вели себя как-то иначе, так что я даже завидовал им и все это приписывал не чему иному, как именно тому, что они актеры; а потому быть актером была моя цель».
По окончании Курской гимназии Щепкин был отмечен за успехи в учебе, получив в подарок книгу «О должностях человека и гражданина» с надписью — «За прилежание». На время он был оставлен при гимназии для исполнения всевозможных поручений. Зная о способностях Щепкина в рисовании, директор поручил ему срисовать план Курской губернии с подробным выписыванием почтовых дорог, что и было исполнено им самым тщательным образом. Склонности его к актерскому искусству также нашли свое применение. От лица гимназистов он произносил приветственную речь в честь пожаловавшего в Курскую гимназию с инспекцией попечителя Харьковского университета. Михаил вначале низко поклонился важному чиновнику, затем по-театральному, выдержав паузу, произнес хорошо заученные фразы, написанные одним из учителей: «Ваше высокографское сиятельство! Когда вседействующий промысел соблаговолит на какое-либо государство излить свои милости, то обыкновенно посылает мудрых начальников…» И так далее. Высокопарное обращение, торжественно и прочувственно произнесенное Щепкиным, понравилось попечителю, и он не замедлил выразить свое одобрение ученику и, разумеется, директору гимназии.
Граф сделал Михаила кем-то вроде личного секретаря-письмоводителя. Все поручения он выполнял исправно, без промашек и по распоряжению графа нередко прислуживал в других господских домах, имея богатую возможность поближе познакомиться с нравами и обычаями людей высшего общества, что ему весьма пригодилось в будущей актерской работе. Запомнилась одна злобная графиня, которая не находила себе места и не могла обрести душевного покоя, пока не избивала кого-нибудь из прислуги — по поводу и без оного. Или два подвыпивших офицера, поспоривших между собой: сможет ли солдат Степан выдержать тысячу палок? Так случилось, что Щепкин, услышав об этом жестоком споре, рискуя навлечь на себя гнев господ, рассказал о пари офицеров их командиру, князю, на дне рождения которого Щепкину довелось прислуживать. И больше всего его поразила эта история тем, что никто из собравшихся у князя не возмутился готовящейся экзекуцией, все только повеселились. Лишь одна дама заметила князю, что не следовало бы по случаю его дня рождения наказывать солдата, и добавила: «Право, жалко, все-таки человек!» Заступничество помогло. Но надолго ли?..
…Щепкин стоял на пороге новой, взрослой жизни. Какой она будет? Это только угадывалось в ее неясных, туманных очертаниях. Возможно, его ожидала судьба удачливого графского слуги, который по примеру отца мог стать и камердинером. А дальше? А дальше все зависело от его способностей, прилежания и благорасположения графа. Но об этом ли он мечтал?.. Его неотступно преследовали мысли о театре, он искал способы хоть как-то закрепиться в нем и был рад занять место уволенного суфлера. В то время пьесы шли, что называется, «с колес», часто без репетиций и роль суфлера была чрезвычайно важна, так что вскоре Щепкин стал заметной фигурой в театре, а при его усердии, необыкновенной способности к запоминанию текстов и умению быстро ориентироваться в событиях, происходящих на сцене, он и вовсе был незаменим.
За небольшое вознаграждение ему поручали также переписывать роли, он делал это с большой охотой и всегда в срок, что было весьма кстати, поскольку новые пьесы ставились чуть ли не через день. Он гордился тем, что первым знакомился с пьесой, но душа жаждала большего. И однажды ему крупно повезло.
Летом, когда граф по обыкновению возвращался в деревню, в свое имение, начались репетиции в его театре новой пьесы Я. Б. Княжнина «Несчастье от кареты». Щепкин отважился предложить себя как исполнителя на одну из ролей в этом спектакле, поскольку обнаружилась вакансия. Дело сладилось, и уже на следующий день он репетировал роль Филюнина, а после успешного дебюта сыграл Актера в «Опыте искусства», затем Степана-сбитенщика в «Сбитенщике», Инфанта в «Редкой вещи». Особенно удалась ему роль сбитенщика в комической опере Бюлана по пьесе Я. Б. Княжнина, одному из наиболее популярных произведений XVIII века, написанному под влиянием «Севильского цирюльника» Бомарше.
Степан-сбитенщик — это русский Фигаро, веселый, неунывающий, смекалистый малый с истинно народным характером. Ловко, с увлечением щепкинский сбитенщик вел незамысловатую интригу, весело распевал озорные куплеты, выставляя в самом невыгодном свете самодовольного купца, вознамерившегося жениться на своей юной воспитаннице с хорошим наследством и, благодаря ее положению, «достать офицерский или выше чин, чтобы ходить в шпаге с темляком и в шарфе». Спектакль зрителям понравился и благодаря его хорошему приему исполнялся более других. Запомнился и Щепкин. На следующее лето, когда граф вновь пожаловал в имение, юному артисту была поручена одна из главных ролей — Фомы в пьесе «Новое семейство», это была та самая пьеса, которую впервые увидел на сцене тогда семилетний мальчик и остался заколдованный театром на всю жизнь.
Успех на любительской сцене радовал, но это совсем не губернский театр, на сцену которого ему по-прежнему приходилось смотреть из оркестровой ямы либо из суфлерской будки. Но надежда взойти на театральные подмостки не покидала его ни на минуту, хотя дни шли, складываясь в обычные неприметные будни. И сколь бы длилось это время, если бы не…
Его величество Случай…
Сколько артистов дал миру счастливый, ставший хрестоматийным, случай!.. Например, заболел исполнитель главной роли, спектакль под угрозой срыва и его заменяют другим актером, как правило, не известным публике. Сколько великих и обыкновенных мастеров начинали свой творческий путь в театре благодаря господину Случаю! Вот и Щепкин сподобился…
Актер, который должен был исполнять роль Андрея-почтаря в пьесе французского драматурга Мерсье «Зоа» (или как тогда писали «Зоя»), отнюдь не заболел, а прокутил в трактире все свои финансы и единственное платье, а поскольку и без того скромное жалованье, которое ему причиталось, он забрал вперед, то не имел возможности скоро выкупить свое немудреное имущество, без которого он, разумеется, не мог выйти в одном исподнем белье из своего вынужденного заточения на всеобщее обозрение курского населения. Помочь же ему в столь затруднительном положении никто из актеров не спешил по причине собственной бедности и безнадежности в обозримом будущем получить отданное в долг обратно.
