Леонид Васильев - Внушение на расстоянии

Следующую ступень самопроизвольного телепатического феномена (явления) мы имеем в тех случаях, когда налицо представление о подробностях, деталях происшедшего события, причём на данной ступени эти детали проявляются в символической форме. Получается впечатление, будто бы телепатема индуктора, не будучи в состоянии точно оформиться, вызывает психическую реакцию перципиента, облечённую в символическую форму. Примером этой ступени может служить такой случай из книги тех же английских, авторов:

«В одну ночь я видел во сне, что с Г. (с которым был знаком) прохаживаюсь по коридорам Вестминстерского аббатства. Он внезапно со мной простился, говоря, что должен пойти к какой-то могиле. Я во сне умолял его туда не идти, а со мной вместе выйти из коридоров. „Нет, нет! — ответил он. — Я должен идти, я предназначен судьбою идти“. С этими словами он меня оставил, пошёл к могиле и провалился под пол. Утренняя почта принесла письмо от его брата, который сообщил мне, что в предыдущую ночь Г. скончался от порока сердца» (случай 129).

Рассмотрение этого случая показывает, что здесь телепатема, во-первых, направлена на определённое лицо и, во-вторых, содержит представление о том, что именно произошло с этим лицом (оно умерло); но это представление переживается ещё в неясной символической форме.

На четвёртой ступени человек непроизвольно переживает уже галлюцинаторные видения отчетливого характера. Здесь мы имеем так называемую телепатическую галлюцинацию. Перципиент совершенно для себя неожиданно видит как бы «фантом» (призрак) того человека, с которым произошло несчастье. Эти случаи не так уж редки. Вот один из многих примеров, приведённых в цитируемой книге.

«В два часа дня мой секретарь читал мне какие-то туземные документы; моё внимание было поглощено ими и мне не приходилось думать о сестре. Вдруг я, к своему великому удивлению, увидел, что моя сестра, одетая (как мне показалось) в ночной костюм, идёт прямо передо мною через палатку из одной двери в другую» (случай 226). Это было в Индии. Как раз в это время сестра перципиента неожиданно умерла в Англии.

В моей коллекции имеется документально удостоверенный случай, относящийся к этой же ступени. Перципиентом был 15-летний юноша, гимназист Б.Н.Шабер, проживавший в Витебске; агент — его «лучшая подруга», того же приблизительно возраста, Н.А.Невадовская, жившая с матерью в Петрограде. Случай произошел 17 декабря 1918 г. и в тот же день был удостоверен шестью свидетельскими подписями. Копии с этого документа и с двух других, относящихся к этому делу, по ходатайству Комиссии по изучению мысленного внушения, учреждённой акад. В.М.Бехтеревым при Петроградском институте мозга, были сняты 20 октября 1920 г. и заверены делопроизводителем Витебского политехнического сельскохозяйственного института с приложением печати этого учреждения и с двумя свидетельскими подписями. Вот описание этого случая, посланное в Институт мозга Б. Н. Шабером 23 июля 1922 г.

«В декабре 17-го числа 1918 года в 8½ час. утра я увидел на стене, в которую упирались мои ноги (я лежал на кровати), овальной формы светлое пятно, которое на моих глазах стало расти, превратившись в светлую фигуру девушки. В этом видении я узнал свою лучшую подругу Надежду Аркадьевну Невадовскую, находившуюся в то время в г. Петрограде. Улыбнувшись мне, она произнесла какую-то фразу, из которой я уловил только последнее слово — „тлена“. После этого фигура девушки стала как бы уходить в стену и затем исчезла. Точный мой рассказ о происшедшем был в тот же день зафиксирован на бумаге и скреплён подписями 6-ти лиц (С.Ф.Макуня, И.М.Макуня, А.Д.Полесская-Шапилло, А.Б.Кордукевич, Л.Васильковская и А.Н.Домбровский). 23 декабря 1918 г. мною было получено от матери Нади, Евгении Николаевны Невадовской, письмо, в котором она извещала меня о смерти Нади, последовавшей в 8 час. 25 мин. утра 17 декабря 1918 г. Последние слова покойной были: „Боря, нет праха, нет тлена“. Факт получения письма и суть его содержания зафиксированы подписями 6-ти вышеупомянутых лиц. Если Комиссия пожелала бы ознакомиться с подробностями настоящего случая, равно как и с предшествовавшими ему событиями, то я с удовольствием предоставил бы в её распоряжение подробное описание случая и заверенные копии (или оригиналы) документов. Студент Б.Шабер».

1

«Мы, нижеподписавшиеся, удостоверяем, что Борис Николаевич Шабер 17 декабря 1918 года рассказал нам о странном видении Надежды Аркадьевны Невадовской, явившейся ему утром сегодняшнего дня (двадцать пять мин. девятого). Б.Н.Шабер слышал последнее слово видения — „тлена“ и присовокупил, что вечером прошлого дня 16 декабря он слышал чей-то далёкий, знакомый, как бы заглушённый расстоянием зов: „Боря, Боря!“. Витебск, 17.XII.1918 г.»

Из числа лиц, подписавших подлинник, эту копию, заверенную печатью, скрепили своими подписями — И.Макуня (преподаватель математики) и П.Крассовский (юрист). Адреса подписавших приводятся.

2

«Мы, нижеподписавшиеся, удостоверяем, что 23-го сего декабря 1918 года Борисом Николаевичем Шабером получено из Петрограда от матери Н.А.Невадовской, Евгении Николаевны, письмо с извещением, что её дочь была ранена

[28]

16 декабря с.г. и скончалась от этой раны в 8½ (восемь с половиной) часов утра 17 декабря. Последними её словами были: „Нет праха, нет тлена“. Витебск, 23.XII.1918 г.» Копия удостоверена печатью и подписями И.Макуни и П.Крассовского.

Имеется ещё выдержка из этого письма матери, содержащая подробности смерти дочери; но мы её здесь не приводим, так как она в основном лишь повторяет уже изложенное. По сообщению Шабера, Е.Н.Невадовская не перенесла трагической гибели дочери и вскоре покончила самоубийством. Редкая особенность этого случая состоит в одновременном проявлении двух телепатических галлюцинаций — зрительной и слуховой.

Мы подымаемся наконец на ещё более высокую, пятую, ступень: перципиент переживает полную телепатическую галлюцинацию, как бы перенесясь в ту конкретную среду, которая в данный момент окружает агента, и видит воочию всё совершающееся событие. Примером может быть следующий случай (из книги Гернея, Майерса и Подмора).

«Некто Юрбуртон приехал на несколько дней к брату, не застал его и нашёл извинительную записку. „Вместо того, чтобы ложиться в постель, я задремал в кресле, но ровно в 1 час (ночи) вскочил вполне бодрствующий, воскликнув: „Боже, он упал!“ Я видел, как мой брат вышел из гостиной в ярко освещённые сени, задел ногою за ступеньку верхней части лестницы и упал головою вперёд, опираясь только на локти и руки. Мало обратив внимания на это явление, я опять на полчаса задремал и проснулся, когда вошёл мой брат, говоря: „О, ты тут, а я только что чуть не сломал себе шею. Выходя из бальной комнаты, я ногою задел о ступеньку и головой вперёд скатился с лестницы““» (случай 108). Здесь уже вся картина события предстала перед глазами перципиента. Подобный же случай произошёл в моей семье и в своё время получил довольно широкую огласку (его приводил в своих публичных лекциях по гипнозу и внушению В. М. Бехтерев).

Мне было тогда двенадцать лет, я только что перешёл во второй класс гимназии и приехал на дачу, находившуюся недалеко от г. Пскова. Моя мать, тяжело болевшая печенью, уехала с мужем (моим отцом) лечиться в Карлсбад (ныне Карловы Вары), оставив меня, сестру и брата на попечение своих младших сестёр. Мы, дети, получили большую, чем обычно, свободу действий и пользовались этим. Однажды под вечер мы решили повторить одно из приключений детей капитана Гранта, спасшихся на дереве от наводнения. Наш выбор пал на развесистую иву, склонившуюся над водой на другом берегу реки. Я изображал Паганеля и так вошёл в эту роль, что, как и он, сорвался с дерева, упал в воду и, не умея плавать, стал тонуть. Только ухватившись за попавшую под руку ветку, мне с большим трудом удалось выбраться на крутой берег. Брат и сестра с немым ужасом смотрели с дерева на эту сцену. Особенно волновала нас неизбежность наказания. Скрыть от тёток своё приключение мы не могли: я промок до нитки, а моя новенькая гимназическая фуражка с белым верхом — предмет моей гордости и любования, — подхваченная течением, уплыла к запруде и скрылась в пене и брызгах. Дома наши юные тётки, скрепя сердце, согласились не писать в Карлсбад о случившемся (им это тоже было невыгодно), взяв с нас слово, что мы не повторим ничего подобного. Каково же было удивление и смущение — и наше, и тёток, — когда в первый же день приезда мать со всеми подробностями рассказала всю нашу историю, указала на злополучную иву, упомянула о фуражке, уплывшей к запруде, и т. д. Всё это она увидала во сне в Карлсбаде и, проснувшись в слезах и смятении, уговорила мужа тотчас же послать телеграмму домой — всё ли благополучно с детьми. Отец признался, что на телеграфа он тогда не пошёл, а, чтобы успокоить больную, подремал с полчаса в вестибюле гостиницы и вернувшись, сказал, что телеграмма послана.