Агата Кристи - В алфавитном порядке
— Как это — не убивал?
Мэри уставилась на Пуаро широко раскрытыми глазами.
— Да вот так. Предположим, что ее убил кто-то другой. Подозреваете ли вы кого-нибудь?
Девушка смотрела на него с возрастающим изумлением.
— Нет, я никого не подозреваю, сэр. По-моему, этого просто быть не может.
— Ваша тетя никого не боялась?
Мэри покачала головой.
— Тетя не боялась людей. У нее был острый язык, и она могла кого угодно отбрить.
— Не случалось вам слышать, чтобы кто-нибудь затаил против нее злобу?
— Нет, сэр.
— Не получала ли она анонимных писем?
— Каких писем, сэр?
— Без подписи или, может быть, подписанных только буквами, например «Эй, Би, Си»?
Пуаро пристально смотрел на девушку, но она была явно в полном недоумении и только удивленно покачала головой.
— Были ли у вашей тети другие родственники, кроме вас?
— Нет, сэр. Их было десять душ в семье, но все, кроме троих, умерли еще в малолетстве. Дядю Тома убили на войне, а дядя Генри уехал в Южную Америку, и о нем с тех пор никто ничего не слыхал. Мама моя умерла, так что вот осталась только я.
— У вашей тети были сбережения? Она откладывала деньги?
— Было немного, сэр, в сберегательной кассе. Хватит на приличные похороны, так она говорила. А вообще-то она еле сводила концы с концами из-за этого своего «старого черта».
Пуаро задумчиво кивнул головой и произнес, обращаясь скорее к самому себе, чем к девушке:
— Пока что все темно. Я не знаю, куда идти. Если что-нибудь прояснится… — Он встал. — Если вы мне понадобитесь, Мэри, я вам напишу.
— Видите ли, сэр, я уже предупредила хозяйку об уходе. Мне в этих краях не нравится. Я жила здесь, потому что думала, что тете будет приятно, если я буду близко, но теперь… — У нее опять навернулись слезы. — Мне незачем здесь оставаться, и я вернусь в Лондон. Там девушкам живется веселее.
— Мне бы хотелось, чтобы вы, когда поселитесь там, сообщили мне свой новый адрес. Вот моя визитная карточка.
Он протянул ей карточку. Она недоуменно нахмурила брови.
— Значит, вы не… вы не из полиции, сэр?
— Я — частный сыщик.
Она стояла, молча глядя на него, и наконец проговорила:
— Вам что-нибудь показалось странным, сэр?
— Да, дитя мое, происходит что-то странное. Может быть, вы еще поможете мне.
— Я… Я сделаю все, сэр! Как не стыдно было убить мою тетю!
Она выразилась довольно неуклюже, но глубоко трогательно.
Через минуту мы уже были на обратном пути в Андовер.
Глава VI
МЕСТО ПРЕСТУПЛЕНИЯ
Переулок, где разыгралась трагедия, отходил от главной улицы города. Лавка миссис Ашер была на правой стороне.
Когда мы свернули с главной улицы, Пуаро взглянул на часы, и я понял, почему он откладывал осмотр места преступления. Было половина шестого. Он хотел как можно точнее воспроизвести обстановку вчерашних событий.
Однако если у него действительно было такое намерение, его ждало разочарование: в этот день переулок, несомненно, являл совсем иную картину, чем накануне. Мелкие лавчонки в нем перемежались домами, в которых жил бедный люд. Вероятно, в обычные дни здесь сновало туда и сюда немало местных жителей, главным образом из малоимущего класса, а на тротуарах и на мостовой играли ребятишки. Но сейчас мы видели только угрюмую толпу, глазевшую на какой-то дом. Не требовалось особой сообразительности, чтобы догадаться, что они разглядывают: обыкновенные человеческие существа с напряженным интересом смотрели на то место, где нашло свою смерть еще одно человеческое существо.
Подойдя ближе, мы убедились, что это в самом деле дом миссис Ашер. Перед маленькой грязноватой лавчонкой, ставни которой теперь были плотно закрыты, стоял озабоченный молодой полисмен, упорно призывавший толпу разойтись. С помощью другого полисмена он достигал лишь некоторого перемещения: кое-кто из толпы со вздохами и неохотно возвращался к своим повседневным занятиям, но их место немедленно занимали другие, жаждавшие увидеть дом, где произошло убийство.
Пуаро остановился немного в стороне от толпы. Отсюда была отчетливо видна вывеска над дверью. Пуаро вполголоса прочел:
— «А. Ашер». Да, может быть, в этом… — Он оборвал фразу. — Пойдемте, Гастингс!
Я охотно последовал за ним. Мы пробились сквозь толпу и окликнули молодого полисмена. Пуаро показал ему полученный от инспектора пропуск. Констебль кивнул и отпер дверь.
Мы вошли в лавку, что вызвало живейший интерес у наблюдателей. В лавке было совсем темно, так как были закрыты ставни. Констебль включил электричество, слабая лампочка едва осветила помещение.
Я огляделся. Грязноватая лавчонка. На прилавке разбросаны дешевые журналы и вчерашние газеты, уже успевшие покрыться пылью. За прилавком — полки до потолка, заполненные табаком и пачками сигарет. Тут же — банки с мятными лепешками и ячменным сахаром. Словом, обыкновенная лавочка, каких тысячи.
Констебль на своем медлительном гэмпширском наречии давал нам объяснения:
— Вот тут ее нашли, за прилавком. Доктор говорит, что она так и не узнала, кто и чем ее ударил. Наверное, доставала что-нибудь с полки.
— В руках у нее ничего не было?
— Нет, сэр, но рядом с ней лежала пачка «актерских» сигарет.
Пуаро кивнул. Его глаза шарили по лавке, замечая каждую мелочь.
— Где лежал железнодорожный справочник?
— Здесь, сэр. — Констебль показал на прилавок. — Он лежал раскрытый как раз на той странице, где Андовер. Как будто кто-то смотрел расписание поездов на Лондон. Если так, значит, это был вовсе не житель Андовера. Но, конечно, могло случиться, что справочник принадлежал не убийце, а кто-то просто забыл его здесь.
— Как с отпечатками пальцев? — спросил я.
Констебль покачал головой.
— Его тщательно осмотрели, сэр. Никаких отпечатков.
— А на прилавке? — спросил Пуаро.
— Слишком много, сэр! Все перемешались и перепутались.
— Были среди них пальцы Ашера?
— Пока еще трудно сказать, сэр.
Пуаро кивнул и спросил, жила ли убитая здесь же, при лавке.
— Да, сэр. Пройдите сюда, в заднюю дверь. Извините, что я не буду сопровождать вас: я должен остаться.
Пуаро прошел в указанную ему дверь, и я последовал за ним.
За лавкой была комнатушка, служившая одновременно гостиной и кухней. Комната была опрятная и чистая, но очень унылая, почти без мебели. На камине стояло несколько фотографических карточек. Я подошел посмотреть на них, и Пуаро присоединился ко мне. Карточек было три. Одна из них представляла собой дешевый портрет той самой девушки, с которой мы только что познакомились, — Мэри Драуэр. Она, очевидно, принарядилась как могла, а на лице у нее застыла та деревянная улыбка, которая так часто портит людей, позирующих перед аппаратом, и заставляет отдавать предпочтение любительским снимкам.
Вторая карточка была более дорогой — это был художественно выполненный портрет пожилой женщины с седыми волосами. Ее шея тонула в большом меховом воротнике. Я догадался, что это мисс Роуз, та самая дама, которая оставила миссис Ашер наследство, позволившее ей открыть свою лавчонку.
Третья фотография казалась очень старой — она пожелтела и поблекла. На ней была изображена молодая пара — мужчина и женщина, стоявшие рука об руку и несколько старомодно одетые. У мужчины был цветок в петлице, и вообще весь их вид показывал, что происходит что-то праздничное.
— По-видимому, свадебная фотография, — заметил Пуаро. — Посмотрите, Гастингс, разве я не говорил вам, что эта женщина была хороша собой?
Он был прав. Хотя девушку на карточке и портили старомодная прическа и уродливое платье, они не могли скрыть красоту ее правильных черт и уверенной осанки. Я всмотрелся в лицо мужчины. В этом бравом молодом человеке с военной выправкой почти невозможно было узнать оборванца Ашера.
Мне вспомнились злобный старый пьяница и морщинистое, измученное тяжелым трудом лицо убитой, и я невольно вздохнул при мысли о том, как беспощадно время…
Из гостиной лестница вела наверх, где были еще две комнаты. Одна была совершенно пуста, а другая, очевидно, служила старухе спальней. Произведя обыск, полиция оставила все на прежнем месте. На кровати — два старых, потрепанных одеяла, в ящике комода — кучка тщательно заштопанного белья, в другом ящике — пачка кулинарных рецептов. Тут же книга в бумажной обложке: «Зеленый оазис», и пара новых чулок, трогательных своим дешевым блеском, и фарфоровые безделушки: изрядно потрескавшаяся пастушка и синяя с желтыми пятнами собачка. На вешалке висели черный дождевик и шерстяной джемпер — все имущество покойной Алисы Ашер.
Если у нее были какие-нибудь бумаги, их унесла полиция.
— Бедная женщина, — пробормотал Пуаро. — Пойдемте, Гастингс, нам здесь нечего делать.
