Александр Гордон - Диалоги (декабрь 2003 г.)

Но я хочу спросить Акопа, какое оружие есть у НАС С ТОБОЙ. Ведь у нас лично никаких атомных бомб нет. Реально в нашем распоряжение есть лишь оружие типа кухонных ножей, оружие более слабое, чем у тех же самых бушменов, которые вооружены стреляющими трубками с отравленными стрелами. Они заметно более вооружены, чем мы. То есть в высокой степени люди не истребляют сейчас себя, друг друга, просто банально из-за того, что они разоружены, дело здесь, конечно, не столько в «мудрости», сколько в совершенно других факторах.

А.Н. Мне хорошо знакомы страны, где огнестрельное оружие держат дома почти все мужчины и некоторые женщины, но насильственная преступность там невысока. Но, конечно, «мудрость» – метафорическое обозначение регуляторных механизмов. Это системное качество общественного сознания, в контекст которого включены и политики, и законотворцы, и воины, полицейские. Важно ведь, каковы ценности, нормы, картина мира, что считается хорошим, а что плохим, что наказывается, а что поощряется. Лично я не управляю баллистическими ракетами, но то, что человечество способно сосуществовать с ядерным оружием, характеризует политическое мышление второй половины 20 века…

А.К. Неудачно само название «техно-гуманитарный баланс», потому что оно уже вводит в заблуждение.

А.Н. Андрей, ты же не приводишь лучшего варианта. Твое предложение – «техно-регуляторный баланс» – тоже неудачно, ты сам согласился. Если помнишь, сначала мы это назвали «законом эволюционных корреляций», но термин справедливо раскритиковали биологи. Здесь дело не в том, как назвать. Главное, что есть некие балансы: инструментальная и гуманитарная культура, инструментальный и гуманитарный интеллект. Они находятся в сложных отношениях между собой и с третьей переменной – жизнеспособностью общества. Зависимость между этими тремя переменными прослеживается во всей истории и предыстории человечества, и она помогает причинно объяснить целый ряд событий, которые иначе остаются загадочными. Вот о чем идет речь.

А.К. Но надо дальше думать о названии закона (и гипотезы) – в такой версии гипотеза выглядит чересчур красиво и подозрительно оптимистично.

А.Н. Поэтому мы и продолжаем работать над ее верификацией. Что общество на Земле до сих пор существует – это едва ли не самый тривиальный из всех мыслимых фактов. И что в долгосрочной ретроспективе, с ростом убойной силы оружия и демографической плотности, процент насильственных жертв от численности населения не возрастал (и даже, почти наверняка, сокращался) – подтверждают уже предварительные расчеты. Есть и другие процедуры верификации, о которых ты знаешь.

А насчет оптимистичности гипотезы техно-гуманитарного баланса – такое подозрение высказывалось и на научных тусовках, и в печати, и даже в газетах – это, по-моему, недоразумение. Ничего себе оптимизм, ведь гипотеза описывает сценарии обвала планетарной цивилизации уже в наступившем веке! И даже при оптимальном сценарии из нее следует, что чудовищные перестройки необходимые для выживания планетарной цивилизации (перечитай мою последнюю книгу, где ты – один из рецензентов) могут понравиться только маньяку. Как всегда в кризисных фазах, человечеству придется выбирать меньшее из зол, и на сей раз жертвой на алтарь сохранения цивилизации может служить сама видовая идентификация человека. Это ты называешь оптимизмом?

Но, чтобы выбрать меньшее из зол (а таковым обычно становится «прогресс»), мы обязаны ориентироваться в обозримом будущем, отличать реалистические сценарии и проекты от утопий, готовиться не к светлому завтра, а к трудным паллиативам. Гипотеза техно-гуманитарного баланса и еще ряд системных зависимостей, раскрытых при ретроспективном исследовании кризисов, помогают выделить обоснованные ориентиры…

Структура научных революций

Участник:

Стёпин Вячеслав Семенович – академик РАН

Вячеслав Степин: …Человек живет в другой парадигме. А вот в восточных, например, культурах или традиционалистских, там это было изначально с детства установкой – вокруг тебя живое и ты живешь в живом мире.

Александр Гордон: Давайте мы к этому вернемся в конце программы, а начнем все-таки с заявленной темы.

В.С. Это и есть то, что я называю «постнеклассическая рациональность». Постнеклассическая рациональность меняет мировоззренческие основания науки. Потому что наука вырастала из ценностей техногенной культуры, современная наука замкнута на эти ценности.

А.Г. Давайте все-таки отмотаем время назад и попробуем с вашей помощью разобраться, что такое «научная революция», что можно считать научной революцией. Потому что, говоря о современной науке со времен создания квантовой механики и до сегодняшнего дня, виден как раз очень четкий эволюционный процесс, и особых горизонтов для революционных преобразований вроде бы нет. Они есть у тех людей, которые сейчас находятся немножечко сбоку, которые серьезной наукой рассматриваются, в общем-то, достаточно брезгливо. Это люди, которые призывают соединить знания, найти новую основу, новую парадигму для развития научной мысли. Не знаю, грозит ли это новой научной революцией? Но вообще, что такое научная революция, и когда произошла первая?

В.С. Чтобы определить, что такое научная революция, надо, наверное, рассказать, как устроена наука, потому что без этого ничего не получится.

Во-первых, термин «структура научных революций» был придуман Томасом Куном, известным философом науки, профессор Массачусетского технологического института. Я его знал, у нас было несколько встреч и дискуссий. У Куна была такая идея – есть «парадигма», которая определяет некоторые образцы деятельности и способ видения реальности, которую изучает наука. Ломку парадигмы, ее смену Кун определял как научную революцию.

Надо сказать, что до этого были похожие идеи, когда говорили, что ломка фундаментальных понятий и представлений науки – это и есть научная революция. Пресловутая ленинская книга «Материализм и эмпириокритицизм» использует термин, который Ленин взял у историков и философов науки своего времени, которые тоже говорили о «научных революциях». Так что термин этот не новый.

Что Кун дал нового – он попытался дать структуру научных революций. А структура научных революций у него связана с понятием «парадигма». Тогда нужно выяснить, что такое парадигма. Когда Кун приводил примеры из истории естествознания – квантовая механика, теория относительности – это ломка парадигмы – все, как будто, было ясно. Но когда встал вопрос о том, какова структура парадигмы, то здесь возникли очень большие сложности. Куна упрекали, что термин многозначный, насчитывали до 60 разных смыслов понятия парадигмы. Кун в 69-м году в постскриптуме к «Структуре научных революций», это было второе издание, попытался дать структуру парадигмы.

Он выделил такие вещи, как метафизические части парадигмы. Что он под этим понимал – это тоже не четко определено было, но понимал он под этим какие-то принципиальные видения предмета науки и некоторые философские, мировоззренческие идеи. Затем у него были ценности, затем у него были символические обобщения и «парадигмы как образцы решения задач». Тут он и споткнулся, потому что здесь сразу возникали парадоксы.

Для него нормальная наука – это когда парадигма устойчива и решаются конкретные задачи. А ломка парадигмы – это революция. Но если символические обобщения и образцы решения задач внести в состав парадигмы, тогда их изменения будут научной революцией. В качестве примера символического обобщения он приводил закон колебания маятника. А образец решения задачи, например, колебания – это осциллятор. Но если у вас появляется такого типа новое символическое обобщение, по определению это вроде бы научная революция, но тогда как отличить от нормальной науки? В общем, тут возникают разрывы и парадоксы.

Я считаю, что это связано с недостаточным аналитическим исследованием структуры науки. В нашей философии науки еще в советский период достаточно хорошо эта сторона дела была исследована, и я в своих работах тоже много этим занимался. И я лично определяю парадигму или то, что ломается в процессе научной революции, как «основание науки». Я к основаниям науки отношу три основных компонента. Первый – это научная картина мира, второй компонент – идеалы и нормы науки, и третий компонент – это философско-мировоззренческие их обоснования, которые обеспечивают включение научной картины мира, идеалов и норм в культуру. Каждый из этих блоков можно проанализировать.

Научная картина мира – это некоторая предельно обобщенная схема-модель предметной области, которую изучает наука. Это основные ее системно-структурные характеристики. Она вводит представления. Например, когда была механика, была механическая картина мира, которая такое видение природы задавала, что мир состоит из неделимых корпускул – это взгляд на субстанцию. Из этих корпускул состоят три типа вещества, это жидкие, твердые и газообразные тела, три типа тел. Взаимодействие корпускул происходит за счет мгновенной передачи сил по прямой – принцип дальнодействия. Подчиняется это взаимодействие лапласовской причинности, и все это разыгрывается в абсолютном пространстве и абсолютном времени, которое является ареной протекания физических процессов, но сами физические процессы на пространство и время не влияют. Вот такая картина. Эта картина мира, как простой машины. И вообще тогда любимым был образ мира как часов, которые Бог однажды завел, а дальше они двигаются по законам механики. Это была картина мира, часть парадигмы.