Дмитрий Ладыгин - Жребий воина
— Пить охота, — не вытерпел Шурик.
— Пить? — переспросил Реджеп. — Вон как раз яшули сидит.
Они притормозили у автобусной остановки. Единственным человеком в ее тени был седобородый старик в огромной бараньей шапке и зеленоватом халате. Он сидел на стульчике и торговал чем-то из большого, укрытого войлоком термоса.
— Няме сатьян, яшули? — обратился к нему Реджеп.
— Чал, — сказал старик.
— Вам повезло, — сказал своим гостям Реджеп и попросил по-туркменски три стакана.
Несмотря на жажду, в Сергее шевельнулась брезгливость, но тут старик достал из кулька стопку одноразовых стаканов.
Он налил им из термоса беловатый холодный напиток. Напиток оказался кислым и резким, как шампанское.
— Нравится? — спросил Реджеп.
— Ништяк, — простонал Шурик с прикрытыми глазами.
Реджеп сказал что-то старику, и тот с улыбкой закивал.
Реджеп не позволил им достать деньги, расплатился со стариком, и они поехали дальше.
— Надо было по третьему долбануть, — сказал Шурик.
— Опять пить хочешь? — удивился Реджеп. — Такой быть не может!
— Нет, не хочу, — сказал Шурик. — Просто на всякий случай.
— Еще три часа пить не захочешь, — сказал Реджеп. — Это же чал. Из бурблюжий молока делают. Мало пьешь, потом долго пить не хочешь.
Они ехали по шоссе еще километров пять, а потом свернули на грунтовую дорогу, ведущую к горам.
Они ехали быстро, но горы росли слишком медленно. Выяснилось, что до них по крайней мере еще километров двадцать. А со стороны уже казалось — рукой подать.
— Значит, Виталик деньги забыл? — спросил Реджеп.
— Не то чтобы забыл, — с готовностью стал объяснять Сергей. — Просто его должны были встретить из нашей фирмы и не встретили. У того, кто не встретил, родственник умер в Москве, и тот срочно уехал. Виталик приехал сюда — ни связей для работы, ни денег. Он с Рамазаном еще в Москве познакомился. Рамазан предложил его приютить. Виталик перед этим позвонил в Москву и назвал нам адрес Рамазана. Вот так вот получилось.
— Хорошо, что так получился, — сказал Реджеп. — Я хотел сказать, что вы наши места посмотрите. Пески тоже надо смотреть. Только там не каждый понимает, что красиво. А горы сразу видно.
— Что, охота у вас тут хорошая? — спросил Шурик, чтобы увести разговор от скользкой темы про Виталика с Рамазаном.
— Охота есть, — сказал Реджеп. — Зимой зайцев бьем. Даже до Казахстана за зайцами ездим. Русские ребята ездят в Теджен. Там в камышах дикий кабан есть. Рыбалка хорошая. Вообще, много что есть. Дикобраз, кяклик… это куропатка такой. Потом архары, джейраны. Прошлый год я убивал этот… cap по-нашему. Сейчас вспомню… Гиена, да. Один яшули, старик то есть, просил гиена убить. Он к нему ночью ходил в сарай.
— Змей много? — спросил Шурик.
— Змей навалом вообще, — сказал Реджеп. —
В горах ночевать будем — осторожно надо быть. Тувалет пойдешь — может укусить.
Впереди замаячил предгорный аул: десятка три дворов с одноэтажными домиками.
— Этот аул я всех ребят знаю, — сказал Реджеп. — Назад будем ехать завтра, зайдем в гости. Тут моего друга Курта родственники живут, потом ишан живет.
— Ишан? — переспросил Сергей.
— Ну, это как… уважаемый человек. У него такой весь род. Они из Мекка пришли раньше, понимаешь?
Сергей солгал, что понимает.
Горы оказались в двух километрах от маленького аула. У врат ущелья было жарко, как в духовке. К подножию скалы лепился кубик плоской хижины из оштукатуренного камня. Рядом стоял мотоцикл с люлькой, и неподалеку паслись два ишака.
— Вай-во! Ишан Тагы тут! — воскликнул Реджеп. — Давайте зайдем.
Сергей с Шуриком досадливо переглянулись, а потом пошли за Реджепом в домик ишана.
В темноватом помещении они увидели троих немолодых туркмен. Двое были с бритыми лицами и в кепках, а бородатый ишан носил тюбетейку.
Сергей и Шурик по примеру Реджепа поздоровались со стариками почтительно, обеими руками. Затем все трое сели на пол, и хозяин налил им зеленого чая.
Один из стариков рассказывал степенно и одновременно с азартом о недавней охоте. Сергей и Шурик млели от жары и непонятной, как магические заклинания, туркменской речи, в которую между тем причудливо вплетались русские слова.
Рассказчик, носатый человек в клетчатой рубахе, держал пиалу на поднятых к лицу пальцах левой руки, а правой рукой скупо и внушительно жестикулировал:
— …Оглан дийди: «Аны теке гелья!» Мен — бу-бум! Онун юмурта гитти!
— Вай-во! — удивился ишан. — Сапсим гит-тикми?
— Сапсим, ишан Тагы! — подтвердил рассказчик.
— Он говорит, — стал переводить Реджеп, — что был на охоте. Его сын горный баран увидел и крикнул. Он в баран стрелял. Сначала яйцо ему попал. Яйца совсем отпали.
— Ишь ты, — вежливо промолвил Сергей.
А Шурик вдруг поставил пиалу на пол и пья-новатыми движениями метнулся на улицу.
— Няме болды? — полюбопытствовал безмолвный прежде старик.
Реджеп и Сергей вышли наружу и увидели, как Шурик сидит на корточках в куцей тени от домика и обмахивается сорванной с себя футболкой.
— Что случилься? — спросил Реджеп.
— Жара… не могу, — выдохнул Шурик.
Реджеп ушел в дом. Он вернулся оттуда с кружкой воды и вылил ее Шурику на темя. Потом сказал:
— Сейчас надо шапка ему надеть. И чай немножко посолить.
Глава 40
Виталий проснулся от стука, который и породил кошмар. Это был глухой нечастый стук. От него, казалось, вздрагивала земля.
Виталий откинул с лица одеяло и увидел, как Данатар ломает кривые бревна саксаула: он хватал одно бревно обеими руками и наотмашь ударял о другое бревно. Очень твердый, но хрупкий саксаул разваливался на большие куски.
Сон Виталия трудно было назвать настоящим сном. Было так жарко, что непривычный человек не мог бы спать. Однако жара одновременно расслабляла, и спать хотелось. После наблюдений за одеждой туркмен он понял, что температура собственного тела ниже внешней температуры. Тогда он укрылся одеялом и впал в знойное забытье. Даже сновидения были связаны с жарой: все были в оранжево-красных тонах. В последнем сне неистовые чертенята жарили, как пескарей, грешников. Грешники вопили по-рыбьи беззвучно, только страшно разевали рты. Зато их глаза от нагрева лопались со звуком ударяющихся друг о друга бревен саксаула.
Виталий нашарил у себя под боком часы: семь вечера. Он прел под одеялом четыре часа.
Увидев, что он проснулся, Данатар проговорил ему что-то приветливое и указал на бурлящий казан. В казане варились куски баранины, помидоры, луковицы и картофелины.
Виталий вспомнил о близкой заводи и с блаженством потянулся. Он в одних трусах и туфлях, чтобы не пекло ступни, пошел к воде.
Она была неглубока, от силы вершка три.
Чтобы погрузиться целиком, нужно было лечь плашмя. Он так и поступил, разведя в стороны руки и ноги.
Вода приносила блаженство. Он ощущал скольжение по телу ее холодных и приятных струй.
После купания он попрыгал на плоском камне и обулся. Идя медленно к облюбованной тени чинары, он думал о том, как хорошо в горах. Так тихо и спокойно, словно в первозданном раю. На минуту ему показалось удивительным, что неподалеку кишит людьми мир, который заставляет суетиться и добывать деньги. Эх, как там его родные? А как Женька? Наверняка она очень скучает. Лишь теперь он мог по достоинству оценить ее ласковую преданность.
Едва он привалился на кошму и собрался выпить прохладного чая из мяты, как с тропы со стороны заводи послышались голоса.
— Аны Реджеп гелья, — сказал Данатар.
— Угу, Реджеп, — бездумно подтвердил Виталий.
Но вот в поле зрения действительно возник Реджеп. Долговязый, в парусиновой кепке, в сорочке навыпуск и шароварах-балаках. Над плечом его торчал ствол ружья. Следом за ним двигались два человека в треуголках из газет и темных очках. На обоих одинаковые светло-зеленые футболки и спортивные штаны с лампасами. Кожа у них посветлее, чем у Реджепа. Да нет, бледных туркмен немало, особенно в городе. И все-таки было в этих фигурах что-то близкое, что-то такое русопятое… Тот, что казался помоложе, нес пакет с едой. Другой шел налегке, прихрамывая на правую ногу.
Данатар шагнул им навстречу и стал пожимать им руки обеими ладонями.
Тут Виталий коротко простонал и нацепил на нос темные очки. И стал судорожными движениями одеваться, с трудом попадая ногами в штанины.
— Сейчас будем шурпа кушать, — сказал своим спутникам Реджеп. — Виталик, я твоих друзей привел.
— Ви-вижу. — От ужаса язык Виталия заплетался.
Более моложавый спутник Реджепа пошел на Виталия с распростертыми руками:
— Витаха, братан! Сколько лет! Сколько зим!
Его фальшиво-радостный рев звучал в ущелье как что-то чуждое, неприятное.
