Надежда Ионина - 100 великих узников
В 1629 году Шах-Джахан вышел с войском из Агры и направился на юг страны, чтобы покарать мятежного наместника провинции Декан. Восстание было подавлено, наместник смещен, но в Агру Шах-Джахан вернулся один: Мумтаз Махал, никогда не разлучавшаяся с мужем, во время этого похода умерла у него на руках, родив ему четырнадцатого ребенка. Горе повелителя было так велико, что он даже хотел покончить с собой…
Шах-Джахан на миниатюре XVII в.
Сначала Мумтаз Махал похоронили в городе Бурханпур (территория нынешнего индийского штата Мадхья-Прадеш), а через 6 месяцев гроб с ее телом перевезли в Агру, где над ее могилой впоследствии вознесся знаменитый теперь на весь мир Тадж-Махал. По замыслу Шах-Джахана он должен был стать символом красоты его усопшей супруги.
За несколько лет до начавшейся впоследствии смуты Шах-Джахан, видя претензии своих сыновей на престол, не мог решить, как же с ними поступить. Из опасения, что они перережут друг другу горло, он решил удалить их от двора и сделать вице-королями четырех самых крупных провинций своего государства. Трое отправились в свои уделы очень довольные, удерживали там в свою пользу все доходы края и содержали много войска, якобы для того, чтобы сдерживать подданных и соседей. Но Дара, старший сын Шах-Джахана и как бы предназначенный занять отцовский престол, остался при дворе отца. Это, казалось, отвечало и желанию Шах-Джахана, который поддерживал в сыне надежду, что именно тот займет престол. Он даже повелел придворным выполнять приказания Дары и позволил ему иметь нечто вроде трона, которой стоял ниже его трона, но при этом казалось, что сидят два падишаха. Но двум самодержцам трудно было жить в согласии, да и Шах-Джахан относился к сыну с подозрением, хотя тот всегда выказывал отцу свое почтение и любовь.
За несколько лет до своего 70-летия Шах-Джахан тяжело заболел, и все уже думали, что «царь царей» не поправится. Братья спешно начали собирать вокруг себя союзников и интриговать друг против друга. Болезнь Шах-Джахана между тем затягивалась, и даже распространились слухи, что он уже умер. При дворе сразу начался переполох, и принцы стали готовиться к решительным действиям. Каждый из них прекрасно понимал, что на пощаду надеяться нечего: победитель отделается от остальных, поэтому нужно было или стать государем, или погибнуть.
Принц Аурангзеб хорошо разбирался в людях, умел выбрать тех, кого хотел в дальнейшем использовать, и знал, кого и когда осыпать своими милостями. Он был хитер и скрытен до такой степени, что долгое время прикидывался бедняком и дервишем, преданным вере и отказавшимся от мира. Он показывал, что совсем не претендует на отцовский престол и мечтает лишь о тихой жизни, молитвах и общении с благочестивыми людьми. При этом принц неустанно интриговал при дворе, но делал это столь ловко, что ничего не было заметно. Он соединил свою армию с войском брата Морад-Бакшу, чтобы объединенными силами пойти на Дару. Их сильная армия заставила задуматься не только старшего брата, но и самого Шах-Джахана, который знал упорство и настойчивость Аурангзеба. Шах-Джахан находился в это время в крепости Агры – в руках Дары, который готовился к войне, только ею и дышал, пылая страшной ненавистью к братьям. Но что мог сделать он, больной 70-летний старик? И пришлось Шах-Джахану отдать в распоряжение сына все свои сокровища; кроме того, он вызвал своих старых и наиболее доверенных военачальников и приказал им сражаться за Дару.
Войска Аурангзеба приблизились к Агре, и Шах-Джахан поспешил выслать навстречу сыну гонца, который сообщил, что отец просит его побыстрее прибыть в крепость, чтобы обсудить создавшееся положение и уладить беспорядки. Но Аурангзеб не очень доверял отцу, хотя и сделал вид, что принимает его приглашение; и даже объявил всем, что со дня на день отправится к отцу. Но наступал назначенный срок, и он откладывал свидание, продолжая в то же время плести тайные интриги. А когда все было готово для осуществления задуманного плана, Аурангзеб отправил к отцу своего старшего сына – Султан-Махмуда. Тот смело бросился на стоявшую у дверей стражу, а его люди ринулись внутрь и завладели крепостью.
Шах-Джахан увидел, что сам угодил в ловушку, которую готовил для сына, и послал выведать о настроениях внука Султан-Махмуда. Он даже обещал ему трон и клялся на Коране, что сделает его государем, если тот будет ему верен, звал внука в свои внутренние покои, убеждая, что этим поступком тот заслужит Божье благословение и бессмертную славу, так как все будут повторять, что Султан-Махмуд освободил деда из тюрьмы. Но внук отказался идти к нему и холодно отвечал, что должен вернуться к отцу с ключами от всех крепостных ворот.
Войдя в Агру, Аурангзеб узнал, что отец благополучно выздоровел и не собирается освобождать трон. Но власть, попавшую в руки, отдавать нелегко: сколько еще проживет отец? Аурангзеб назначил своего евнуха Этбар-хана комендантом крепости, и тот по его приказу немедленно арестовал Шах-Джахана и всех женщин и запер их в самых отдаленных покоях. Несколько дверей были заделаны, чтобы бывший повелитель не мог ни с кем говорить и даже выйти из своей комнаты без позволения. Не осталось ни одного эмира, который предпринял бы что-либо для бывшего повелителя, поднявшего их в свое время из грязи, может быть, даже из рабства, чтобы возвести на вершину богатств и почестей. Почти все перешли на сторону Аурангзеба…
Среди множества дел новый повелитель не забывал заботиться и о том, чтобы отца всегда держали взаперти. Кроме того, он пытался устроить брак своего третьего сына с дочерью Дары, чтобы закрепить его права на престол, но потерпел в этом деле неудачу. К тому же он не добился от отца, чтобы тот передал ему драгоценные камни, которые ему нужны были, чтобы завершить работу над знаменитым «Павлиньим троном». Шах-Джахан отвечал, что пусть правитель занимается управлением государства и оставит в покое свой трон, что ему надоели разговоры об этих драгоценных камнях и уже припасены молотки, которые превратят их в пыль, если Аурангзеб снова заговорит о них.
Жестокий Аурангзеб хоть и держал отца в заточении со всеми предосторожностями, тем не менее оставил ему прежний штат танцовщиц, певиц, кухарок и т. д. Некоторым муллам он даже позволял встречаться с отцом, чтобы те читали ему Коран, так как Шах-Джахан стал чрезвычайно набожен. Иногда ему приводили парадных лошадей или ручных газелей, между которыми устраивались бои, разнообразных охотничьих птиц или диковинных зверей для забавы, как это было раньше. Но что это было для бывшего повелителя Индии, величие которого когда-то было безграничным, имя которого повергало в трепет подданных и соседей, взгляд которого был страшнее молнии…
Тадж-Махал
Шел уже 1659 год. У тюремного окна крепости стоял Великий Могол, и ничего у него больше не было, кроме одной радости – этого окна-бойницы в стене. Но оно не вмещало ни рыжих пропыленных долин, ни темных кущ манговых деревьев у храмов, ни глиняных деревенских домиков. Из тяжелой каменной рамы виден был лишь легкий, как облако, белый мавзолей давно умершей жены. Тяжело больной, отстраненный от власти, он часами смотрел на Тадж-Махал, где покоилась Мумтаз Махал, которую он так любил.
Со временем Аурангзебу, правда, удалось победить озлобленность отца, которая не покидала того со дня заточения. Достигнуто это было почтительными и покорными письмами, которые сын часто писал ему, спрашивая, как у оракула, совета; он оказывал отцу знаки своего сыновнего почтения и внимания, часто посылал подарки. Аурангзеб добился того, что Шах-Джахан тоже стал писать ему, касаясь в письмах государственных и правительственных дел, потом сам послал ему несколько драгоценных камней. А под конец отправил к нему дочь Дары и даже послал свое прощение и отцовское благословение.
После смерти Шах-Джахан тоже был погребен в гробнице Тадж-Махала – в одном склепе с женой. Сейчас в центральном зале мавзолея, украшенном орнаментом из золота и серебра, прямо над склепом лежат две каменные плиты: одна – над могилой Мумтаз Махал, другая – над могилой Шах-Джахана…
Проклятый за честность…
В последний день марта 1492 года испанские власти издали указ об изгнании евреев из страны, после которого многие еврейские семьи вынуждены были переселиться в соседнюю Португалию. Однако здесь они попали в еще бóльшую неволю: им категорически запрещалось эмигрировать, а вместе с тем не давали возможности исповедовать свою религию. В 1580 году испанский король Филипп II, захватив Португалию, начал преследовать иноверцев и здесь. Человека, не исповедовавшего христианство, объявляли еретиком, его ждали страшные пытки в тюремном застенке и смерть на костре. Многие евреи стали марранами – так называли принявших христианство, но полностью они не были уравнены в правах с христианами и всегда находились на подозрении. Инквизиторы не щадили ни бедных, ни богатых, и потому жизнь марранов была сложной и тягостной. Малейшее отступление от евангельской веры грозило любому из них потерей не только всего имущества, но часто и лишением жизни. И потому марраны стремились хотя бы внешне выглядеть благочестивыми католиками.
