Владимир Демьянов - Геометрия и "Марсельеза"

Тяжело было на душе у людей, оставшихся в Египте, но не легче и у тех, кто пытался покинуть его. Северо-западные ветры дули три недели подряд. День за днем лавировали корабли, выписывая длинные зигзаги. Африканский берег то скрывался за горизонтом, то приближался, вновь. Казалось, не будет конца этой упорной борьбе со стихией, гнавшей беглецов обратно, к той земле, на которой они оставили своих товарищей без флота, без надежды на подкрепление.

Свита генерала Бонапарта, уже не главнокомандующего восточной армией, но еще члена Французского института, заметно поредела. Не было адмирала Брюэса, не было веселого собеседника, знающего толк и в шутке, и в вине, славного Кафарелли. Его уважали и арабы — этого генерала Абу-Хашаба, «деревянная нога… Математик Фурье остался в Каире в малоприятной роли комиссара Дивана.

Флагманский корабль «Мюирон» был намного меньше, чем «Восток». Не было на нем ни научных бесед в послеобеденное время, ни занимательных диспутов, ни остроумных шуток. Бонапарт был сосредоточен и молчалив. Знаменитые походы Александра Македонского и вероятность мировой катастрофы от огня или воды его уже не интересовали. Он думал о том, как избежать катастрофы собственной.

Еще не известно, какими словами встретит Директория генерала, бросившего войска. Ведь приказа не было… Этими мыслями молодой гений не делился ни с кем, хотя окружали его самые преданные и нужные люди — военачальники Бертье, Мюрат, Ланн, Мармон, Бурьенн, ученые Монж и Бертолле.

Нет, не случайно Бонапарт замышлял свою экспедицию как мероприятие не только военное, но и научное. Не зря на все случаи жизни он готовил обычно два решения. Да, это правда: военная экспедиция не удалась. Зато научная оказалась на редкость плодотворной. На судне было столько ценных материалов, что их хватит на многие годы работы всему Французскому институту, всему цивилизованному миру. А сколько новых идей возникло в головах Монжа и Бертолле, сколько интересных наблюдений содержат их записные книжки!..

За науку Бонапарт мог быть спокоен. Ученые сослужили ему немалую службу и в Италии, и в Египте. Они послужат ему и на этот раз. Многотомное «Описание Египта» будет впоследствии не единственным доказательством триумфа научного учреждения, которым руководили Монж и Бонапарт. Но что в Европе, что сейчас происходит во Франции?.. Эта гнетущая мысль не давала покоя ни Бонапарту, ни его генералам, ни ученым.

Чтобы скоротать время мучительно медленного похода и как-то отвлечься от тягостных раздумий, генералы сели играть в карты. Сел с ними и Бонапарт, хотя и не любил напрасной траты времени. Играл он нетерпеливо, рискованно и даже жульничал, когда фортуна не выполняла своих обязанностей. Полководец не любил быть побеждаемым. Для его честолюбия это естественно.

Пытаясь как-то смягчить впечатление от беззастенчивых махинаций Бонапарта, Монж показал интересный фокус. В результате соответствующей перетасовки карты раскладывались у него всякий раз в своем первоначальном порядке. Математик применил здесь выводы одной из ранних своих работ по теории подстановок.

— Как видите, наука помогает предвидеть будущее, — сказал он, — Даже если события носят случайный характер, можно определить их вероятность. Если в игре все будут действовать разумно, то есть, не делая грубых промахов и не жульничая, то результат игры будет определяться только случайностью выпадения карт. Л в случайном есть свои закономерности. Математика позволяет вычислить то, что раньше называлось «судьбой игрока». Наш друг Лаплас называет это математическим ожиданием.

Тут Бонапарт усмехнулся.

— Ожидание… может быть, ваш друг Лаплас и прав как вычислитель, говоря о математическом ожидании. Впрочем, он всегда тщится применить математические понятия даже в тех вещах, о которых сам не имеет понятия, например, в жизни. Но все-таки это — не ожидание, а судьба. Фортуна… Кто может мне сказать сейчас, что нас ожидает?..

Бонапарт умолк, и воцарилась тишина, нарушить которую никто не решился.

Нет! Нам никак нельзя попадать в плен, — продолжил Бонапарт свою мысль, прерванную раздумьем, — Понимаете, это было бы ужасно… Поэтому надо действовать решительно. Если на нас нападут превосходящие силы англичан, мы будем биться до конца. Когда нас возьмут на абордаж и неприятельские матросы войдут на корабль, он должен взлететь на воздух!

Полным молчанием ответили присутствующие на патетические слова Бонапарта. Никто ему не возразил, но и никто из генералов не поддержал.

Тишину нарушил Монж.

— Генерал, — произнес он, — вы верно определили наше положение. В случае неудачи нам надо непременно взлететь на воздух.

— Спасибо, Монж, — сказал Бонапарт, — Я верил в твою дружбу и ждал этих слов. Тебе я поручаю исполнение нашего последнего решения.

Следующий день был бы похожим на все предыдущие, если бы не случилась неожиданная, хотя и вполне вероятная встреча в Средиземном море. На горизонте показались паруса…

На обоих фрегатах тут же объявили тревогу, матросы и офицеры разбежались по постам, заняли места у пушек. С тревогой всматривались генералы в белые пятнышки на горизонте, растущие на глазах у всех. Надвигалось неизвестное… Минута проходила за минутой, паруса виднелись все отчетливее. Корабли шли полным ветром прямо навстречу фрегатам.

— Да ведь это купцы! — радостно воскликнул ктото, и обстановка мгновенно разрядилась. Убедившись, что встречные суда не похожи на английские военные корабли, Бонапарт успокоился.

— Монж! — воскликнул он, — Где Монж? Найдите моего друга и скажите, что мы вне опасности.

После долгой беготни по кораблю геометра нашли. Он стоял один в артиллерийском погребе с фонарем и фитилем в руках.

. — Ну что там, наверху? — спросил Монж, — Приказа еще не было?…

— Генерал приказал: найдите моего друга и скажите, что опасность миновала, — ответили ученому.

И Монж вышел из порохового погреба на палубу, залитую солнцем.

Глава пятая. Пчела и лилия

Моя власть не переживет того дня, когда я перестану быть сильным, и, следовательно, когда меня перестанут бояться.

Слава великих людей всегда должна измеряться способами, которыми она была достигнута.

Груша созрела

Капризов судьбы не предугадаешь. Стоило египетским беглецам после многодневного качания на волнах Средиземного моря пристать к французскому берегу, как фортуна озарила их самой обольстительной из своих улыбок.

— Бонапарт вернулся! Он снова с нами! — слышалось вокруг.

— Он не позволит этим пентархам разграбить страну и отдать ее на поругание врагам!..

Корабли, прибывшие из Африки, по всем правилам следовало поставить в карантин: слишком уж велик был контакт с зачумленными у их экипажей. После всех неприятностей на фронтах и внутри страны не хватало Франции еще и чумы. Но жители Фрежюса решили иначе.

— К черту карантин! Лучше чума, чем интервенты! — кричала толпа на пристани.

И люди понесли Бонапарта на руках. Его встретили не как дезертира, бросившего войско, а как «героя, спасшегося чудом».

Ученые Монж и Бертолле, ехавшие во время триумфального путешествия Бонапарта в его же карете, только и видели, что всеобщее ликование. «Толпа была такова, даже на дорогах, — писала тогда газета «Монитер», — что экипажи с трудом могли двигаться.

Все города, через которые он проезжал от Фрежюса до Парижа, по вечерам были иллюминованы». Заметим, что проворные лионцы даже успели сочинить и поставить пьесу «Возвращение героя, или Бонапарт в Либне»,

И уже никак не вязался с этой помпезностью вид спутников генерала. Одежда ученых была столь поношенной, выгоревшей и запыленной, что когда один из них, мы говорим о Монже, прибыв к порогу собственного жилища, его туда сначала не впустили.

Недоразумение было вскоре преодолено, и Монж, повидавшись со своими близкими, немедля помчался к любимому детищу — в Политехническую школу, к сотням своих сыновей…

Его появление на заседании ученого совета вызвало всеобщее волнение. Совет, как записано в журнале протоколов заседаний, «прекратил свои дела и выразил большую радость в связи с возвращением Монжа и Бертолле. Глубокая признательность за искренние дружеские чувства была ответом Монжа. Потом он рассказал, что все ученики школы, участники похода, отличались в Египте поведением и своими дарованиями. Они стали там мужами, несмотря на свою молодость. В сражениях они не уступали закаленным гренадерам, а при осадах по благоразумию и хладнокровию были равны опытным офицерам инженерных войск. Члены совета долго не могли успокоиться, и на заседании не сразу восстановился порядок». Из других источников явствует, что Монжа едва можно было остановить.