Олег Игнатьев - Амазонка глазами москвича
В штате Амазонас имелось всего три таких лепрозория на многие, многие тысячи больных. Причем общее число обслуживающего персонала на три лепрозория только двадцать девять человек. По существу, большинство прокаженных предоставлены самим себе.
Врач лепрозория рассказал, что с 1945 года они лишены возможности проводить в штате профилактическую работу. Во внутренних районах штата Амазонка, в городках, расположенных по берегам реки и ее притокам, прокаженные свободно ходят по улицам и живут среди здоровых людей. Только тогда, когда они совершенно лишаются возможности передвигаться и не могут зарабатывать себе на жизнь, только тогда их принимают в лепрозорий.
В то время министром здравоохранения штата был доктор Николай Акел. Он рассказывал, что на каждые сто человек жителей Амазонки пять больны проказой. В уже упоминавшихся статьях репортера Валтера Фирмо «Сто дней в ничейной Амазонке» рассказывалось, что в городе Бенжамин-Константе на границе с Перу сотни больных проказой живут вместе с другими обитателями городка. Они, так же как и остальные жители, продают рыбу на базаре, посещают бары, приобретают продукты в общих магазинах. А на одном из притоков реки Иса часто попадаются селения, где поголовно все жители поражены этой ужасной болезнью. Мне вспомнился сын старика Мане, встреченный на одном из серингалов штата Акре. Без сомнения, он был болен проказой, и почти с уверенностью можно сказать, что через несколько лет вся семья серингейро заразится этой болезнью.
В лепрозории пробыли около часа, и потом, когда мы возвращались в Манаус, настроение было довольно подавленным.
Доктор, энергично крутя баранку, говорил:
— Мой друг правильно сделал, что дал вам рекомендательное письмо с просьбой показать госпиталь Антонио Алейшо. По крайней мере, будете иметь хоть какое-то представление о реальной жизни здесь, на Амазонке. Ведь что скрывать, большинство иностранцев стремятся попасть к нам, чтобы увидеть романтику, джунгли, и не хотят замечать трех миллионов бразильцев, существующих в этих джунглях. Ей-богу, здесь не так уж много нужно средств для исправления положения. Однако делается очень мало. Лег десять назад у нас было основано управление по реализации плана увеличения экономической ценности бассейна реки Амазонки. Все начальство главного управления находится в Белене. Безусловно, план принят очень хороший, но за десять лет осуществлено так мало, что такими темпами и через девяносто лет положение не изменится. Правда, проложена грунтовая дорога Белен — Бразилиа, которая даст какой-то толчок развитию нашего района. Но все это по сравнению с тем, что требуется, капля в море.
…Часа в четыре я снова пришел на улицу Миранда Леон, где помещался «Акварио Рио-Негро» Ганса Вилли Шварца. У входа в дом стояла грузовая машина, с которой снимали пустые картонные ящики из-под бисквитов.
Служащая Шварца, девушка Мариа, встретила меня как старого знакомого.
— А, сеньор, проходите! Мы сегодня утром отправили партию рыбок, и сейчас, — она указала рукой на картонки, — готовим домики для новых. Хозяин сказал, что вы можете подождать его здесь, а если хотите, то найти его не так-то трудно: он пошел на базар в порт. Там приехал один баркас и привез ему известие о мотористе нашего ботика, который еще находится в Итаитубе.
Безусловно, незачем было терять случай побывать в торговом порту Манауса, и я направился на розыски Ганса Внллн Шварца.
В Манаусе можно увидеть так называемые плавучие базары, плавучие ярмарки. Жители поселков, расположенных порой в двухстах, двухстах пятидесяти километрах от столицы штата, приезжают в город со своими товарами, в основном фруктами и рыбой. И тут же продают их оптовым покупателям, не слезая с лодок. Лодки эти местные жители называют монтариос. Однако в четыре часа дня плавучий базар уже прекращает свою работу, потому что разгар купли-продажи происходит утром, когда оптовые торговцы закупают товар у владельцев монтариос и распределяют его по различным маленьким лавочкам.
Рынок разделен на три части. В одной продается говядина, в другой — свинина, баранина и черепашье мясо, в третьей продают рыбу, бесконечное количество разных сортов рыб. Между тремя частями расположены столы, на которых горой навалены овощи, фрукты и различная зелень.
Ганс Вилли Шварц был обнаружен в рыбном ряду. Он о чем-то разговаривал с высоченным негром.
— Так вот, я и не знаю, как получится у него с гайолой, — говорил негр Шварцу, попыхивая сигареткой. — До Сантарена — одно дело, а что касается сюда, то в этом случае, мне кажется, нужно проявить терпение. А что вам, сеньор Шварц, рисковать посудиной, куда торопиться-то?
Увидев меня, Ганс Шварц, смущенно улыбаясь, сказал:
— Не везет нам. Сеньор Васко только сейчас приехал из Сантарена, привез партию рыбы и говорит, что мой бот до сих пор находится в Итаитубе, в моторе небольшое повреждение, и моторист отказывается идти на нем в Манаус без ремонта. До Сантарена-то он дойти может вниз по течению, но там необходимо будет, по крайней мере, дней на десять стать на ремонт. Сейчас я, — добавил Шварц, — должен дать мотористу телеграмму с согласием поставить ботик на ремонт в Сантарене. Но как же мы будем с вами, вы же не можете ждать здесь, в Манаусе, две недели?
Безусловно, это совершенно исключалось. После недолгого раздумья Шварцу был предложен следующий вариант. Если он не против, то пусть даст телеграмму в Итаитубу с просьбой мотористу подождать меня там с тем, чтобы затем вместе совершить переход от Итаитубы до Сантарена, познакомившись, таким образом, хотя бы немного с рекой Тапажосом. А уж в дальнейшем при более благоприятных обстоятельствах можно будет предварительно списаться и совершить экспедицию на Рио-Негро за питоном. Ганс Шварц принял предложение. Было решено вместе зайти на почту и, не теряя времени, направить телеграмму в Итаитубу. Депеша была отправлена, и телеграфист клятвенно уверил Шварца, что адресат в Итаитубе обязательно получит ее, по крайней мере, завтра к вечеру. Правда, зная некоторые особенности бразильской почты и телеграфной связи, мы со Шварцом не разделяли оптимизма телеграфиста.
Выйдя на улицу, Шварц чуть не столкнулся с невысоким худощавым старичком, который стоял посередине тротуара, задрав голову кверху.
— О, Энрике! Рад тебя видеть! Ты чем здесь занимаешься? — воскликнул Шварц, тряся старичка за руку.
— Я шел домой, и вдруг мне показалось, что слышу пение сабиа-азул. А ты куда спешишь, сбивая прохожих с ног?
— Да вот ходил помогать устраивать дела этому сеньору. Познакомьтесь, пожалуйста. Журналист из Рио-де-Жанейро. А это орнитолог, самый известный орнитолог Манауса Энрике Салатиел де Карвальо.
— Очень приятно, — сказал Энрике Салатиел де Карвальо и тут же задал вопрос: — Птицами не интересуетесь? Или, может быть, вы просто любите слушать пение птиц?
Кто решится ответить орнитологу, что он не любит птиц, и потом ответить так значило бы сказать неправду. Безусловно, я очень люблю птиц, хотя и не могу считать себя знатоком амазонских пород.
— Тогда, если вы, журналист, любите птиц и у вас есть полтора часа свободного времени, то мы немедленно идем ко мне домой, я обязан показать мою коллекцию.
Отказаться было бы неразумно.
Горячо поблагодарив Ганса Шварца за помощь и договорившись встретиться в ноябре для поездки в экспедицию за питоном, мы пошли с Энрике де Карвальо к нему домой. Его домик расположен сзади городского муниципального театра. Это роскошное здание было выстроено во времена каучукового бума на Амазонке. По своим размерам и качеству отделки театр Манауса превосходит все бразильские сооружения подобного рода, кроме разве театра в новой столице Бразилиа.
Дом Энрике де Карвальо напоминал птичий вольер, и, хотя на жилом этаже не было никаких клеток с птицами, сюда доносилось разноголосое птичье пенье из нижнего этажа помещения, где рядами стояли клетки с пернатыми обитателями.
— Вам повезло, — говорил Энрике де Карвальо, быстро передвигаясь от одной клетки к другой. — У меня самая большая коллекция птиц бассейна Амазонки. Каждый год для ловли птиц я хожу в экспедицию до границ с Перу и Колумбией. Правда, делаю все это не из чисто любительских интересов, а потому что нужно на что-то жить. Я поставляю птиц в зоологические сады и магазины, так же как мой друг Ганс Вилли Шварц продает рыб. Правда, доход от птиц гораздо меньший, но зато я получаю гораздо больше, чем он, удовольствия. Посмотрите на эту сабиа-полиглота, как она поет, или эта арара — умнейший попугай.
— А нет ли у вас, — спросил я хозяина, — колибри? Вы не занимаетесь ловлей колибри?
— Нет, это слишком хлопотное дело. И нужно иметь много денег, чтобы коллекционировать колибри.
— А вы знакомы с Ручи?
Энрике де Карвальо снисходительно посмотрел на меня:
