Роберт Силверберг - Вверх по линии
Крестоносцы входили в город церемониальным маршем, спешившись, по шесть человек в ряду.
Как только показался Боэмунд, Мэрдж Хефферин тотчас же отделилась от группы, сорвала с себя тунику, и ее огромные белые груди прямо-таки выплеснулись наружу. Самореклама, так мне подумалось.
С пронзительным криком она бросилась навстречу Боэмунду.
– Боэмунд, Боэмунд, я люблю тебя, я всегда любила только тебя, Боэмунд! Бери меня! Сделай меня своей рабыней, любимый мой! – И всякие прочие слова такого же смысла слетали с ее губ.
Боэмунд повернулся и стал в недоумении смотреть на нее. Как я полагаю, один только вид здоровенной, как буйволица, пронзительно кричащей, полуобнаженной бабищи, в исступлении рванувшейся прямо к нему, должен был привести его в немалое замешательство. Но Мэрдж не удалось приблизиться к нему на расстояние ближе пяти метров.
Какой-то рыцарь, находившийся непосредственно перед Боэмундом, решил, что достиг своей кульминации предательский заговор с целью убийства его сюзерена, выхватил огромный кинжал и воткнул его прямо в ложбину между огромными грудями Мэрдж. Удар кинжала затормозил ее безумный порыв, и она, шатаясь, отпрянула назад, лицо ее подернулось глубокой печалью. На губах вспузырилась кровь. Когда она уже падала, едва ли не вверх ногами, на землю, взмахнул широким мечом другой рыцарь и рассек почти до половины ее туловище. Высыпавшиеся из живота внутренности разлетелись по всей мостовой.
Вся эта сцена длилась не более пятнадцати секунд. У меня не было ни малейшей возможности даже пошевелиться. Я стоял, объятый ужасом, четко осознавая, что именно сейчас обрывается моя карьера в качестве курьера времени. Потерять туриста – это самое худшее, что только может случиться у курьера, за исключением разве что совершения времяпреступления.
Мне нужно было действовать очень быстро.
– Никто из вас не двигается с места ни на сантиметр! – решительно объявил я своим туристам. – Это приказ!
Было весьма маловероятным, что они ослушаются. Они сгрудились все вместе в состоянии, близком к истерике, рыдая, дрожа и едва сдерживая собственные внутренности, чтобы они не вывалились от приступа охватившей их рвоты. Одно только перенесенное ими потрясение должно было удержать их на месте в течение нескольких минут – а это было больше, чем необходимо.
Я настроил свой таймер на двухминутный бросок вверх по линии и тотчас же шунтировался.
Мгновенно я обнаружил, что стою рядом с самим же собою. Вот он я, с безобразно большими ушами и всем остальным, глазею на то, как по городу вышагивает Боэмунд. Мои туристы стоят по обе стороны от меня. Мэрдж Хефферин, тяжело дыша от охватившего ее возбуждения, привстала на цыпочки, чтобы лучше разглядеть своего кумира и уже начала высвобождаться из своей туники.
Я занял положение чуть позади нее.
Как только она сделала первое же движение в направлении мостовой, руки мои сами выбросились вперед. Крепко обхватив левой рукой ее за задницу, а правой перехватив грудь, я прошипел ей на ухо:
– Стойте там, где стоите, иначе ох как пожалеете!
Она напряглась, вся стала извиваться и корчиться в моих объятиях. Я глубоко впился кончиками пальцев в мясистую плоть ее, мелкой дрожью трепещущей, кормы и фактически повис на ней. Она выгнула шею, чтобы посмотреть, кто это посмел на нее напасть, увидела, что это я, и изумленно уставилась на другого меня, который стоял в нескольких шагах слева от нее.
Весь ее боевой пыл тотчас же пропал. Она грузно осела, и я еще раз шепотом напомнил ей, чтобы она даже не подумала шевельнуться. А тем временем Боэмунд прошествовал мимо нас и величавой походкой продолжал двигаться по улице дальше.
Я отпустил Хефферин, перенастроил свой таймер и шунтировался вниз по линии на шестьдесят секунд.
Полное время моего отсутствия среди туристов было менее одной минуты.
Я даже не очень-то удивился бы, если бы застал их давящимися от блевоты и изрыгавшими ее на окровавленные останки Мэрдж Хефферин. Однако проведенная мною корректировка оказалась удачной. На улице не было никакого трупа. И не отшвыривали крестоносцы своими сапогами разбросанные по всей мостовой внутренности Мэрдж Хефферин. Она продолжала стоять вместе со всей остальной группой, смущенно тряся головой и потирая заднюю часть. Туника ее осталась нараспашку, и мне были хорошо видны красные отпечатки моих пальцев на мягком полушарии ее правой груди.
Кто-нибудь из туристов хотя бы догадывался о том, что только что произошло? Нет. Никаких, даже остаточных, призрачных воспоминаний. Моим туристам не довелось испытать воздействия парадокса транзитного отстранения, ибо не совершали они прыжка внутри прыжка, который пришлось совершить мне. И поэтому только я один помнил то, что сейчас начисто исчезло из их памяти, и мог четко себе представить ту кровавую драму, которую я трансформировал в неосуществившееся событие.
– Вверх по линии! – вскричал я, и шунтировал их всех в 1098 год.
На улице царила полная тишина. Крестоносцы давно покинули город и теперь ошивались где-то в Сирии, готовясь к штурму Антиохии. День выдался жаркий и влажный, летняя дымка зависла над улицей и поэтому не было свидетелей нашего неожиданного появления.
Мэрдж была единственной, кто догадывался о том, что произошло нечто совершенно нелепое. Остальные не заметили ничего экстраординарного, но она со всей определенностью знала о том, что возле нее материализовался еще один Джад Эллиот и помешал ей выскочить на мостовую.
– Что, как вы думаете, вы собирались тогда сделать? – спросил я у нее. – Вы ведь хотели выбежать на мостовую и броситься на колени перед Боэмундом, разве не так?
– Я ничего не могла с собою поделать. Это был какой-то совершенно неожиданный даже для меня самой порыв. Мне всегда очень нравился Боэмунд, неужели вы этого не замечали? Он был моим героем, моим богом… Я прочла все до последней строчки, что только было о нем написано… И вот он явился теперь во плоти, прямо передо мною…
– Позвольте рассказать вам, как разворачивались события на самом деле, – сказал я и описал ей, какой ужасной смертью она погибла.
Затем я рассказал ей, как мне удалось отредактировать прошлое, каким образом я перевел весь этот эпизод, связанный с ее гибелью, на параллельную ветвь времени. И сказал ей вот еще что:
– Я хочу, чтоб вы знали – единственной причиной, по которой я предотвратил вашу гибель, было то, что я не хотел потерять эту работу.
Плох тот курьер, который не в состоянии сохранить контроль над своими подопечными. В противном случае я был бы просто счастлив бросить вас там, в том виде, в каком вы были – с выпотрошенными внутренностями. Разве я не твердил вам миллион раз о том, что ни в коем случае нельзя выскакивать из-под прикрытия?
Я предупредил ее, чтобы она навсегда позабыла о том, что я изменил ход событий для спасения ее жизни.
– Если вы хотя бы самым малейшим образом выйдете из повиновения еще раз, то тогда…
Я намеревался ей сказать, что тогда я сверну ей голову, а из содранной с нее кожи сделаю ленту Мебиуса, но вдруг осознал, что курьер не имеет права подобным тоном разговаривать со своими клиентами независимо от того, что они там вытворяли. -…мне придется запретить вам дальнейшее прохождение по маршруту и немедленно отправить вас вниз по линии в наше нынешнее время, вы меня слышите?
– Я постараюсь больше никогда ничего такого не делать, – пробормотала она. – Клянусь. Вы знаете, теперь, когда вы рассказали мне об этом, я почти ощущаю, как это все со мной происходило. Этот кинжал, входящий…
– Этого никогда не было.
– Этого никогда не было, – повторила она не очень-то уверенно.
– Ну-ка, побольше убежденности в голосе. ЭТОГО НИКОГДА НЕ БЫЛО.
– ЭТОГО НИКОГДА НЕ БЫЛО, – снова повторила она. – Но ведь я всеми фибрами ощущаю это!
38
Мы все вместе провели ночь в 1098 году на постоялом дворе. Все еще испытывая нервное возбуждение и чувствуя себя разбитым после столь деликатной операции, я решил совершить прыжок вниз по линии в 1105 год, пока мой люд спит, и заглянуть к Метаксасу. Я даже не знал, находится ли он в данный момент на своей вилле, но попытаться стоило. Я испытывал крайнюю необходимость проветриться.
Время я подобрал с как можно большей тщательностью.
Последний отпуск Метаксаса начался где-то в самом начале ноября 2059 года, а прыжок он совершил в середину августа 1105 года. Там он, по моим прикидкам, провел от десяти до двенадцати дней. Он должен был вернуться в 2059 год к концу ноября, и, проведя свою группу по двухнедельному маршруту, попасть на свою виллу где-то примерно к 15 сентября 1105 года.
Я решил не рисковать и шунтировался вниз в 20 сентября.
Теперь оставалось только правильно отыскать дорогу к его вилле.
Одной из наиболее странных особенностей эпохи использования эффекта Бенчли является то, что легче перепрыгнуть через семь лет во времени, чем проделать несколько десятков километров в окрестностях Византии. Вот с такой проблемой я теперь столкнулся. У меня не было доступа к колеснице, а нанять такси в двенадцатом столетии, разумеется, не было никакой возможности.
