Джон Кампфнер - Богачи. Фараоны, магнаты, шейхи, олигархи
Большую часть населения в буквальном смысле сводили в могилу работой, особенно на рудниках. Когда в Потоси открыли залежи серебра (открытие принадлежало одному из инков), это стало большим прорывом. Писарро решил не терять время зря: срочно мобилизованные работники, спущенные в шахты, могли работать там неделю подряд, не поднимаясь на поверхность. Серебро смешивалось с ртутью и нагревалось до очищения. Это был чрезвычайно опасный процесс[271]. Но никто не жаловался — ни конкистадоры, ни церковь, ни корона. Шахты Потоси обеспечивали королевскую пятину в размере 1,5 миллиона песо в год. Это был один из крупнейших и самых стабильных источников доходов в Новом Свете.
Эрнандо, главный предприниматель среди братьев Писарро, считал шахты долгосрочной инвестицией. Уже в 1536 году он начал завозить туда инструменты из Испании и черных рабов[272]. К бизнесу Эрнандо и Гонсало в Потоси добавились серебряные рудники в Порко[273]. На главной городской площади доминировали здания, принадлежащие Писарро, и Порко стал ранним образцом «моногорода»; в последующие столетия эту модель копировали по всему миру. «Рудники Вашей Милости стоят больше, чем вся Кастилия», — писал Гонсало один его приспешник[274]. Миссионер Доминго де Санто Томас сообщал в Совет Индий[275]: «Года четыре назад, чтобы довершить погибель этой земли, раскрылась адская пасть, куда каждый год попадает великое множество людей и приносится жадными испанцами в жертву их «Богу». Это ваши серебряные рудники под названием Потоси[276]». Но критики вроде него были в абсолютном меньшинстве.
В 1570 году население Перу, Мексики и остальной Центральной Америки сократилось из-за эпидемий и принудительного труда ни много ни мало на 80 %[277]. В одном лишь Перу за пятьдесят лет после завоевания население уменьшилось с семи миллионов до менее чем двух миллионов человек[278].
Масштабы обретенных богатств, титулов и земли, стоявшие на кону, вкупе с беззакониями и правом сильного, царившем на новом фронтире, порождали острое соперничество среди конкистадоров. Чем больше экономической выгоды приносила колония, тем более неустойчивыми были договоренности, приводившие туда наших героев. В Перу обстановка казалась особенно напряженной. Альмагро был недоволен тем, что вынужден играть вторую скрипку при Франсиско Писарро и его братьях. Прошло много лет, а он все не мог смириться с тем, что не поучаствовал в разграблении Кахамарки. (Очень похоже на современного банкира, не допущенного к сделке, или интернет-магната, не завладевшего акциями перспективного стартапа в первые годы его существования.) Альмагро считал, что заслуживает большего, так как помог отбить осаду Куско, устроенную Манко. В 1537 году он, наконец, сорвался с цепи, отправив Эрнандо и Гонсало Писарро в тюрьму и установив в городе собственную власть. Конфликт между сторонниками Альмагро и Писарро вылился в гражданскую войну. Поначалу братья Писарро подумывали добиться компромисса; Франсиско предлагал передать Куско под контроль трех «нейтральных» фигур. Эрнандо был согласен — при условии, что все трое «нейтральных» будут из семьи Писарро[279].
Когда Альмагро и Писарро встретились лицом к лицу, Писарро возмутился: «По какой причине ты взял город Куско, который я завоевал и открыл с таким трудом?» Альмагро отвечал: «Следи за своими словами; ты говоришь, что я забрал Куско у тебя и что ты покорил его лично. Но ты хорошо знаешь, кто его завоевал. И земля эта — не пастбища Трухильо, только король решит, отдать ли ее мне»[280]. Он был прав в том, что ключевые вопросы прав собственности не были прояснены.
Хотя две семьи имели больше золота и серебра, чем когда-либо могли потратить, жажда еще большего богатства привела обе к падению. Войска Писарро победили силы Альмагро в битве при Лас-Салинас в апреле 1538 года. По традиции, Альмагро был удавлен гарротой. Его сын Диего-младший лишился своих земель и остался банкротом.
Три года спустя, в июне 1541 года, Диего отомстил. Разыгрывался один из знаменитых эпизодов испанского завоевания Америки. Двадцать солдат Альмагро атаковали дворец Писарро. Большинство придворных бежали, и лишь несколько остались сражаться с нападавшими. Писарро убил двоих атакующих и пронзил мечом третьего. Пытаясь извлечь оружие из его тела, он получил удар в горло. Писарро упал, и на него посыпались удары мечей. Согласно легенде, умирая, он изобразил на полу крест собственной кровью и закричал, обращаясь к Иисусу: «Приди, мой верный меч, соратник всех моих дел». Возможно, Писарро принял смерть, будучи убежденным в моральности своих поступков. Эти экспрессивные последние слова стали важной частью его наследия.
Старые друзья и деловые партнеры, искавшие удачу в Новом Свете, уничтожили друг друга в погоне за богатством. Убийцы пытали, а потом прикончили секретаря Франсиско, пытаясь узнать местонахождение спрятанных им сокровищ. Они обыскали городской дом Писарро и забрали оттуда драгоценности, изъяли или уничтожили завещание Франсиско, где описывалось его состояние и перечислялись наследники. Его детей поспешно вывезли из страны[281]. Альмагро и его союзники сосредоточили контроль в своих руках — но ненадолго. Эрнандо провел перегруппировку сил, после чего захватил и убил Диего.
Франсиско был мертв. Хуана, наименее известного из братьев Писарро, убили инки в 1536 году при осаде Куско. Гонсало на время принял официальный пост — в 1541 году он стал губернатором Кито в только что открытом Эквадоре. Оттуда он вместе с коллегой-конкистадором Франсиско де Орельяна (также из Трухильо и, вероятно, родственником) выдвинулся в сторону Амазонки в поисках легендарного затерянного города из золота, который они называли Эльдорадо. Экспедиция кончилась неудачей, многие путешественники погибли от болезней.
К тому времени испанская оккупация Нового Света обрела большее постоянство. Корона видела в этих землях не только ресурс для разграбления, но и средство увеличения своей власти и престижа. Хотя чрезмерное насилие, творимое конкистадорами, могло внушить некоторое чувство стыда, а их свободолюбие было, мягко говоря, раздражающим, они прекрасно служили интересам королевской семьи. Новообретенное благодаря золоту богатство позволило испанской монархии укрепить свою власть и противостоять мятежам, самым опасным из которых было восстание коммунерос в 1520–1521 годах[282]. С тех пор у короля и королевы было в распоряжении достаточно средств, чтобы вознаграждать нужные им партии аристократов. Сокровища Кортеса и Писарро раскрутили кредитный бум, позволивший Испании профинансировать новые имперские амбиции и опередить своих европейских соседей.
Массовое обогащение и растущая потребность государства в увеличении доходов побуждали все большее число испанцев провозглашать себя идальго. Аристократы не просто имели более высокий социальный статус, но и освобождались на своей земле от многих налогов (так было и во Франции при Людовике XIV, когда самое тяжкое налоговое бремя ложилось на беднейшую часть населения). С каждым новым налогом, вводимым, чтобы оплачивать имперскую экспансию, все больше недавно обогатившихся испанцев (в том числе вернувшихся из Нового Света) принимались фабриковать свидетельства своей знатности. К 1542 году, вероятно, уже 12 % населения «добились» статуса идальго — или купили его. Поскольку идальго не должны были зарабатывать себе на жизнь «подлыми и низкими профессиями», они не занимались никаким продуктивным трудом, что и стало одной из причин затяжного экономического упадка Испании с XVIII века[283].
В Америке же чрезвычайная жестокость конкистадоров сыграла свою роль. В 1544 году — с удобным для многих запозданием — были приняты «Новые законы», которые теоретически защищали права остатков местного населения. Но главным образом это была попытка предотвратить появление нового автономного класса в тысячах миль от королевского двора, вне зоны его политического контроля. Предполагалось остановить выдачу энкомьенд и запретить их передачу по наследству, чтобы семьи вроде Писарро не смогли выступать как аристократы[284].
Многие конкистадоры увидели в этом угрозу своей бизнес-модели, независимости и попросту выживанию. Гонсало Писарро выступил маршем на Лиму — его брат Франсиско погиб, и он горел желанием защитить семейные владения. Он одержал несколько быстрых побед над теми, кто оставался лоялен короне. Кульминацией стала гибель первого вице-короля Перу Бласко Нуньеса Вела в январе 1546 года. Прошло чуть менее пяти лет после убийства Франсиско, и семья Писарро снова была на коне. Заговорили даже о том, чтобы короновать Гонсало как правителя новой страны, а всех его сторонников произвести в ранг аристократов[285]. Один из них, Франсиско Карвахаль, призывал Гонсало объявить себя королем, потому что иначе он останется вассалом короны и будет подпадать под юрисдикцию испанского правосудия за убийство Нуньеса Вела. Единственным способом избежать такой судьбы было окончательно порвать с Испанией:
