Александр Зимин - Слово о полку Игореве
Для А. В. Соловьева Задонщина — «поэтический ритмический эпос, похвальная песня героям». «Наличие вариантов „Задонщины“, — по его мнению, — объясняется тем, что некоторые из них были записаны с голоса». Это, в частности, он относит к тексту К-Б.[Соловьев А. В. Автор «Задонщины» и его политические идеи//ТОДРЛ. М.; Л., 1958. Т. 14. C. 188–189. В последнее время сторонником того, что Задонщина пелась, выступил А. В. Позднеев. В Задонщине А. В. Позднеев обнаружил «попытки упорядочения кондакарного стиха». Примеры он приводил из Краткой редакции (Позднеев А. В. Стихосложение древней русской поэзии // Scando-Slavica. 1965. T. 11. S. 19).]
С другой стороны, Б. Н. Путилов утверждает, что «связи „Задонщины“ с фольклором ограничиваются преимущественно стилистикой и, по-видимому, совсем не касаются сюжетной и композиционной сторон».[Путилов Б. Н. Куликовская битва в фольклоре. С. 125. Вывод Б. Н. Путилова повторил недавно Д. С. Лихачев, для которого «ясно одно: при наличии отдельных фольклорных стилистических оборотов „Задонщина“ отнюдь не фольклорное произведение» (Лихачев. Черты подражательности «Задонщины». С. 90). И в то же время для Д. С. Лихачева список К-Б «представляет собою запись по памяти, сделанную Ефросином, любителем народных произведений» (Лихачев Д. С. О названии «Задонщина» // Исследования по отечественному источниковедению. М.; Л., 1964. С. 475).] Впрочем, этот вывод надо принимать с осторожностью, ибо он основан на тезисе о происхождении поэтических мест Задонщины из Слова и на представлении о первоначальном тексте Задонщины в рамках реконструкции В. П. Адриановой-Перетц, т. е. в основном по Пространной редакции, где книжный элемент резко усилен.
Признание устного происхождения Задонщины[В последнее время об этом писал С. Н. Азбелев (Азбелев С. Н. Литература периода национально-освободительной борьбы и становления единого Русского государства // Русская литература и фольклор (XI–XVIII вв.). Л., 1970. С. 65).] неизбежно влечет за собой вывод первичности Краткой Задонщины, ибо Пространная редакция по своему содержанию чисто книжного происхождения и содержит главным образом элементы фольклора в тех местах, которые восходят к Краткой редакции.
Б. Н. Путилов обратил наше внимание на то, что в К-Б по сравнению с Пространной редакцией Задонщины формула отрицательного параллелизма выдерживается более последовательно (ср. фрагменты № 8, 14) и чаще выступает в его трехчленной форме.[В. Ф. Ржига насчитал в Краткой редакции шесть случаев применения формулы отрицательного параллелизма, относя ее к особенностям творчества самого Софония (Ржига В. Ф. Слово Со-фония-рязанца… 1947. С. 34).] Да и вообще фольклорные формулы в К-Б употребляются гораздо более строго и систематично, чем в каком-либо отдельно взятом списке Пространной редакции.[Пользуясь случаем, благодарю Б. Н. Путилова за его интересные наблюдения о стилистике списков Задонщины.] Это, несомненно, говорит в пользу близости к фольклорным истокам стилистических особенностей Краткой Задонщины.
Считая первичную Задонщину произведением устного творчества, трудно объяснить ее текстуальную связь со Словом о полку Игореве, если отстаивать тезис о первичности Слова. Представить себе, что Задонщина несколькими поколениями исполнялась в течение почти 100 лет (с конца XIV до конца XV в.) и сохранила нюансы текстологической зависимости от своего первоисточника, практически невозможно.
Интересными соображениями, делающими невозможность признания Слова источником устной Задонщины, поделился с нами С. Н. Азбелев. Случаи влияния памятников письменной литературы на устно-поэтические тексты известны истории русского фольклора. Однако они почти всегда сводятся к сохранению содержания литературного оригинала. «Фольклоризируются» в первую очередь изобразительные средства. В Задонщине же обратная картина: содержание по сравнению со Словом о полку Игореве иное, а изобразительные средства сходны с ним. Но такое использование литературного произведения в фольклоре совершенно невозможно. Если же считать и само Слово фактом устной поэзии, то пришлось бы допустить, что в Задонщине (т. е. через два столетия устного бытования Слова) текст Слова с поразительной точностью совпадал бы с другим его вариантом двухсотлетней давности, позднее изданным А. И. Мусиным-Пуш-киным. Это означало бы, что устный текст Слова в течение 200 лет практически не претерпел никаких изменений. Наконец, совсем невероятно, как считает
С. Н. Азбелев, и предположение о записи устного Слова одновременно с появлением Задонщины. В этом случае странно было бы, почему традиция, породившая Слово в XII в., не дала нам других («промежуточных») текстов. Необъяснимы были бы и причины записи Слова в обстановке XIV или XV в. Наконец, устный текст XIV–XV вв. не мог сохранить такого обилия верных исторических деталей, точной передачи имен исторических деятелей, которые находятся в Слове о полку Игореве.
Трудно, справедливо полагает С. Н. Азбелев, допустить и то, что соответствия со Словом внесены были не в устную Задонщину, а при ее литературной обработке. Ведь все соответствия Слову настолько органичны в Задонщине, что при изъятии их памятник полностью рассыпается. И этого мало. Устно-поэтическая стихия Задонщины проявляется особенно ярко там, где Задонщина близка к Слову. Поэтому прав С. Н. Азбелев, считающий невозможным, чтобы лицо, записывавшее и литературно обрабатывавшее Задонщину, стремилось фольклоризовать устный оригинал по литературному памятнику.
Итак, сравнение Краткой и Пространной Задонщины привело нас к выводу, что Задонщина Краткой редакции является памятником первоначальным, а ее Пространная редакция — вторичным, появившимся на ее основе. Все отличия этого последнего памятника от первого объясняются или влиянием Сказания о Мамаевом побоище, или текстом Никоновской летописи, или преданием о бегстве Мамая в Крым, или чисто стилистической правкой.
Д. С. Лихачев как-то писал: «Первоначальные редакции произведений, как правило, менее литературны, менее „книжны“, чем последующие. История текста отдельных произведений показывает, что произведение в движении текста усиливает свою литературность».[Лихачев. Поэтика. С. 74.] История создания Пространной редакции Задонщины на основе Краткой тому яркий пример.
Выяснение первичности Краткой редакции Задонщины по сравнению с Пространной дает новые подтверждения гипотезы о том, что Сказание основано на Краткой Задонщине и в свою очередь послужило источником Пространной: чисто логически рассуждая, близость Задонщины к двум редакциям Сказания можно было бы объяснить еще двумя путями. Во-первых, Сказание было источником первоначального текста Задонщины — и только. Но это невозможно, ибо архетип Задонщины (Краткая редакция) еще не имел всех черт Сказания. Надо допустить тогда влияние разных эпизодов Сказания на две редакции Задонщины. Все построение невозможно уже потому, что общие места Сказания и Задонщины по своему характеру в Сказании вторичного происхождения. Во-вторых, Задонщина являлась источником Сказания. Этому допущению также противоречит отражение в Сказании двух редакций Задонщины. Придется полагать, что автор Сказания имел в своем распоряжении две Задонщины, в их числе Пространную, возникшую (об этом см. ниже) только в 20-х и 30-х гг. XVI в., тогда как к концу XV — началу XVI в. Сказание уже существовало. Вывод о первичности Краткой Задонщины, следовательно, исключает все варианты взаимоотношения Сказания и Задонщины, кроме того, что Краткая была его источником, а Пространная использовала его текст.
Итак, в конце XIV в. возникает устная Задонщина. Ее автором был, очевидно, Софоний Рязанец, боярин князя Олега.[Гипотезу о возможности отождествления Софония Рязанца с боярином рязанского князя Олега Софонием Алтыкулачевичем (Жалованная данная и тарханная грамота Олега Ивановича 1321 г. //АСЭИ. М., 1964. Т. 3. № 322. С. 350) высказали А. Д. Седельников (Седельников. Где была написана «Задонщина»? С. 535) и В. Ф. Ржига (Ржига В. Ф. О Софонии Рязанце. С. 401–405).]
Задумываясь над общим мрачным колоритом Краткой редакции Задонщины, нужно иметь в виду не только церковное происхождение Ефросина, обработавшего ее устную версию, но прежде всего рязанское боярство самого автора — Софония. Мы можем настороженно подходить к публицистической оценке Олега Рязанского московскими летописцами как предателя общерусского дела во время Куликовской битвы. Вместе с тем фактом остается, что Рязанская земля уже во время Тохтамышева нашествия 1382 г. на Русь пережила страшный погром, который произвел огромное впечатление на современников.[Тохтамыш «повоева и взя землю Рязаньскую и огнем пожже, а люди посече, а инии разбе-гошася, а иныых в полон поведоша в Орду многое множество рязанцев» (ПСРЛ. Т. 11. С. 80).] Сквозь эти-то трагические события, очевидно, и воспринимал Софоний Куликовскую битву 1380 г.
