Майкл Шермер - Скептик: Рациональный взгляд на мир
Изучая наше не такое уж благородное прошлое, Леблан обнаружил, что даже людоедство, которое долгое время считалось примитивной страшилкой, подлежащей разоблачению (благородные дикари не стали бы есть друг друга!), имеет веские физические свидетельства, в том числе сломанные и сожженные кости; следы надрезов на костях; кости, расколотые вдоль, чтобы добраться до костного мозга; и – в кухонных горшках – кости, раздробленные, чтобы поместились. Свидетельства доисторического каннибализма были обнаружены в Мексике, на Фиджи, в Испании и других частях Европы. Последним (и жутким) доказательством стало обнаружение человеческого белка миоглобина в окаменелых экскрементах доисторического индейца анасази.
Дикарь – да. Благородный – нет.
Римский политик Цицерон заметил: «Хотя врачи часто знают, что пациент умрет от болезни, они никогда ему об этом не говорят. Предупреждать о беде имеет смысл, только если вместе с предупреждением есть и способ спастись». И, как мы увидим в следующей главе, от нашей болезни спасение есть.
59. Одомашненный дикарь
Наука показывает, как подняться над нашей природой
Природа, г-н Олнатт, – это то, над чем мы должны возвыситься.
– Кэтрин Хепбёрн – Хамфри Богарту в кинофильме «Африканская королева»Джаред Даймонд, биолог-эволюционист из Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе, как-то отнес людей к категории «третьих шимпанзе» (вторые – шимпанзе бонобо). Генетически мы очень схожи, и, когда дело доходит до высокого уровня агрессии в отношениях между членами разных групп, как показано в предыдущей главе «Неблагородный дикарь», мы вполне смахиваем на шимпанзе. И все же, несмотря на жестокую историю за плечами людей, есть надежда, что пессимисты, предрекающие нам неизбежный упадок, неправы – последние данные показывают, что мы, возможно, как и бонобо, эволюционируем в более мирном направлении.
В книге 1859 г. «Происхождение видов» Чарльз Дарвин сравнил искусственный отбор, осуществляемый селекционерами, с естественным отбором в природе. Задумайтесь над этим сравнением. В искусственном отборе диких животных по покорности замечена удивительная закономерность: понижение агрессии сопровождается появлением ряда других черт, в частности уменьшением черепа, челюстей и зубов. В генетике это называется плейотропией. Отбор по одному признаку (неагрессивность) приводит к ненамеренному отбору по другим (уменьшенные череп, челюсти и зубы).
Самое известное исследование отбора по пассивности начал в 1959 г. русский генетик Дмитрий Беляев в Институте цитологии и генетики АН СССР (оно продолжается до сих пор под руководством Людмилы Трут). Чернобурых лисиц отбирали по дружелюбию к людям (определяемое последовательностью критериев: животное позволяет приблизиться к себе, ест с рук, позволяет себя гладить, само ищет контакта с человеком). Всего за 35 поколений (в масштабах эволюции это совсем немного) исследователи смогли вывести мирных лис, которые виляли хвостами и лизали людям руки. Заодно у них получились лисы с черепами, челюстями и зубами не такими большими, как у их диких предков (подобные изменения можно увидеть, сравнивая домашних собак с их предками – волками).
Что происходит? Русские ученые считают, что в процессе отбора по послушности происходил непреднамеренный отбор по педоморфизму – сохранению детских черт во взрослом состоянии, таких как закрученные хвосты и висячие уши (в дикой природе они встречаются у лисят, но не у взрослых лис), возникновение страха в ответ на незнакомые раздражители с задержкой и пониженный уровень агрессии. Процесс отбора привел к значительному снижению уровня гормонов стресса, таких как кортикостероиды, которые выделяются надпочечниками при реакции «бей или беги», а также к значительному повышению уровня серотонина, который, как считается, играет ведущую роль в подавлении агрессии. Что интересно, отбор лишь по приручаемости позволил русским ученым сделать то, что не удавалось ни одному селекционеру до того, – удлинить период размножения.
О чем говорит нам это сравнение? Если люди и похожи на шимпанзе, когда дело касается межгрупповой агрессии, то при сравнении уровни агрессии между членами одной группы оказывается, что мы намного более близки к мирным, сексуально активным бонобо. Ричард Рэнгем, антрополог из Гарварда, предлагает правдоподобную теорию: в результате смещения естественного отбора в сторону большего внутригруппового дружелюбия и сексуальности люди и бонобо пошли по иному поведенческому эволюционному пути, чем шимпанзе. Эту разницу можно наблюдать в морфологии. Бонобо раньше называли карликовыми шимпанзе, так как их черепа, челюсти и зубы намного меньше по сравнению с шимпанзе.
Рэнгем предполагает, что в последние 20 000 лет по мере того, как люди становились более оседлыми, а их численность росла, отбор смещался в сторону меньшей внутригрупповой агрессии, и этот эффект можно видеть в педоморфических проявлениях вроде уменьшения черепа, челюстей и зубов (по сравнению с нашими прямыми предками-гоминидами), а также в нашей бурной сексуальности и круглогодичном периоде размножения. (Франс де Вааль, психолог из Университета Эмори, в обширном исследовании социального поведения приматов показал, что бонобо используют сексуальные контакты как важный способ разрешения конфликтов и сближения.) Рэнгем также показывает, что поле 13 орбито-фронтальной коры мозга человека, которое, как считается, связано с агрессией, больше похоже по размеру на такое же поле у бонобо, чем у шимпанзе.
Правдоподобная эволюционная гипотеза напрашивается сама собой. Ограниченные ресурсы привели к отбору по внутригрупповому сотрудничеству и межгрупповому соперничеству у человека, что дало внутригрупповые дружеские отношения и межгрупповую вражду. Этот эволюционный сценарий сулит успех нашему виду, если мы сможем и дальше расширять круг входящих в свою группу. У нас еще многое впереди, и недавние этнические конфликты и религиозные войны не внушают оптимизма, но если воспользоваться главным инструментом эволюциониста – заглянуть в глубины времени, – то можно увидеть, что на протяжении прошедшего тысячелетия просматривается тенденция включать все больше людей (в частности, женщин и меньшинства) в группу, достойную пользоваться правами человека.
60. Щедрость науки
Новая книга пересматривает мятеж на Bounty[52], но наука предлагает более глубокое объяснение его причин
Наиболее распространенное объяснение мятежа на Bounty противопоставляет гуманного помощника капитана Флетчера Кристиана деспотичному Уильяму Блаю. В книге «Баунти» (The Bounty), пересматривающей эти события, Кэролайн Александер представляет Блая как героя, а Кристиана – как труса. После захватывающего повествования на четырех сотнях страниц Александер задается вопросом, «что же вызвало мятеж», намекает, что он мог быть связан с «соблазнами Таити» и «острым языком Блая», но затем делает вывод, что причиной всему «ночная попойка, гордыня, момент слабости на хмуром рассвете, минутное и фатальное отступление от кодекса джентльмена».
Объяснение скептиков может быть не таким романтичным, но в конечном итоге более интеллектуально приемлемым, потому что оно опирается на научные факты и логику. Мы можем рассматривать два уровня причинности: непосредственный (прямо предшествующие события) и коренной (глубокие эволюционные мотивы). Количественный анализ ударов плетью, полученных британскими моряками с 1765 по 1793 г. во время службы на 15 судах в Тихом океане, показывает, что Блай не был особенно жесток по сравнению с современниками. Австралийский историк Грег Денинг в книге «Ругательства г-на Блая» (Mr. Bligh's Bad Language) оценивает среднюю долю наказанных плетьми моряков как 21,5 %. Средний уровень Блая – 19 %, это ниже, чем 20, 26 и 37 % у Джеймса Кука в его трех плаваниях, и в два раза меньше, чем у Джорджа Ванкувера с его 45 %. Моряки Ванкувера получали в среднем по 21 удару, общее среднее значение – 5, а среднее Блая – всего лишь 1,5.
Если не чрезмерно жестокие наказания стали коренной причиной мятежа, то что? Хотя Блай жил на столетие раньше Дарвина, он ближе всего, на мой взгляд, подобрался к пониманию истинной причины: «Я могу лишь предположить, что они убедили себя, будто жизнь среди таитян окажется счастливее, чем то, на что они могут надеяться в Англии, к этому добавились связи с женщинами, и все вместе стало главной причиной беспорядков».
И в самом деле, команды состояли из молодых людей на пике сексуальной активности, которым сама эволюция велит вступать в серийные моногамные связи с женщинами репродуктивного возраста. Среди моряков, ходивших по Тихому океану с 1765 по 1793 г., 82,1 % были в возрасте от 12 до 30 лет, а еще 14,3 % – от 30 до 40 лет. Средний возраст команды Bounty был 26 лет. Когда моряки оказались на островах в южной части Тихого океана, итог – с эволюционной точки зрения – был неудивителен: из 1556 моряков 437 (28 %) заразились венерическими заболеваниями. Доля заболевших на Bounty была одной из самых больших – 39 % (Resolution Кука и Chatham Ванкувера возглавляют список с показателями 57 и 59 %, соответственно).
