Джейкоб Броновски - Восхождение человечества
Эйнштейн связал свет со временем, а время — с пространством. Энергию он поставил в зависимость от материи, материю поместил в пространстве, а пространство подчинил гравитации. До последних дней жизни ученый продолжал искать связь между гравитацией, силами электричества и магнетизма. Я помню лекции Эйнштейна, которые он читал в Доме сената Кембриджского университета. Ученый был одет в старый свитер и теплые домашние тапочки на босу ногу.
Свитер, домашние тапочки, нелюбовь к подтяжкам и носкам для Эйнштейна — не эпатаж. Эйнштейн, скорее всего, стал выразителем постулата Уильяма Блейка, воскликнувшего в одной из своих статей: «Чертовы путы! Благословенна свобода!» Эйнштейн совершенно не заботился о карьерном успехе, респектабельности или приличиях. Большую часть времени он понятия не имел о том, что ожидают от людей его положения. Он ненавидел войну, жестокость, лицемерие, а главное — он ненавидел догму. Но, пожалуй, ненависть не совсем правильное слово, ближе к сути — чувство печального отвращения. Эйнштейн считал, что ненависть — это тоже своего рода догма. Он отказался стать президентом государства Израиль, потому что (как он сам объяснил) его голова не подходила для решения гуманистических проблем. Надо сказать, что очень редко люди отказываются от президентского кресла из таких соображений. Если бы все руководствовались ими, институт президентства бы не выжил.
Конечно, с моей стороны дерзость говорить о Восхождении человека в присутствии двух гениев — Ньютона и Эйнштейна, которые приближались к богам. Из них Ньютон — бог Ветхого Завета, Эйнштейн — фигура Нового Завета. Он был полон человеколюбия, сочувствия и вызывал огромную симпатию. В природе он видел нечто божественное и часто говорил о ней. Он любил рассуждать о Боге: «Бог не играет в кости» или: «Бог не злонамерен». Это порядком раздражало его современников, даже Нильс Бор однажды резко одернул Эйнштейна: «Прекратите указывать Богу, что ему делать». Не совсем справедливо, конечно. Эйнштейн обладал талантом формулировать простые вопросы. Как показали его жизнь и работа, он сумел найти ясные ответы на многие из них. И читая их, понимайте, что вы слышите голос бога мышления.
Глава 8. Подчинение энергии
Революции совершаются не волею судеб, а людьми. Иногда гениальными одиночками. Великие революции XVIII века происходили по инициативе небольших групп, объединивших усилия. Что пробудило в них убеждение, что каждый способен стать творцом своей судьбы?
Сейчас мы воспринимаем как должное принцип социальной ответственности науки. Эта идея не пришла бы в голову Галилею или Ньютону. Наука была для них объяснением мира, и единственная ответственность, которую они признавали, — это говорить правду. Современный концепт науки как социального предпринимательства родился в эпоху промышленной революции. Нас удивляет, что мы не можем заметить его раньше, поскольку питаемся иллюзией, будто индустриализация положила конец золотому веку.
Промышленная революция представляет собой длинную цепь преобразований и реформ, начавшихся в 1760-х годах. Индустриализация общества — часть большой триады, в которую также входили Американская революция, начавшая в 1775 году, и Великая французская революция 1789 года. Может показаться странным, что мы объединяем промышленную революцию с двумя политическими революциями, но по факту все они суть социальные революции. Индустриализация стала английским способом внедрить социальные реформы в общественные структуры, поэтому я рассматриваю ее как Английскую революцию.
Почему Английскую? Ответ очевиден: она началась в Англии. Англия была ведущей промышленной державой. Однако производство было кустарным, поэтому революция зародилась в деревнях. Ее творцами были простые ремесленники: слесари, часовщики, строители каналов, кузнецы. Деревенское происхождение делало промышленную революцию еще более английской по духу.
В первой половине XVIII века Ньютон вошел в весьма преклонные года, а Королевское научное общество постепенно приходило в упадок. Золотой век доживали кустарное производство и заморская торговля, державшаяся на энтузиазме купцов-авантюристов. Их время ушло. Конкуренции в мире торговли заметно прибавилось. К концу столетия потребности в продукции, произведенной промышленным способом, заметно возросли. По этой причине организация труда ремесленника, работающего на дому перестала отвечать запросам времени. И в период между 1760-ми и 1820-ми годами привычный способ производства изменился: частные мастерские сменились фабриками, и ремесленники перешли из своих домов в цеха.
Мы грезим, что в XVIII веке в стране царила идиллия, что она была потерянным раем, как описал его Оливер Голдсмит в «Покинутой деревне» в 1770 году:
Мой милый Оберн, райский уголок,Где все труды селянам были впрок.Где тешила весна приветом ранним,А лето уходило с опозданьем![8]
Поэт, врач и священник Джордж Крабб, знавший сельскую жизнь не понаслышке, был возмущен сладкими виршами Голдсмита, и ответил на них ироничной поэмой, полной жизненной правды:
Да, здесь музы поют о счастливых пастушках,Потому что автор тех строк не знает их боли.О вы, изнуренные трудом и согбенные возрастом,Чувствуете, как лживы те рифмы?
В деревне человек работал от рассвета до заката, но не мог выбраться из нищеты. Машин для облегчения труда не было, разве что мельница, которая казалась древним приспособлением во времена Чосера. Таким образом, промышленная революция начиналась с таких машин, слесари стали инженерами наступающего века. Например, Джеймс Бриндли из Стаффордшира, родившийся в самой бедной деревенской семье, начал работать над усовершенствованием мельничного колеса в 1733 году, когда ему было семнадцать.
Улучшения Бриндли носили практический характер: он хотел усилить производительность водяного колеса как механизма. Это был первый многоцелевой механизм для новой промышленности. Кроме того, он улучшил процесс шлифовки в зарождающейся гончарной промышленности.
Инженеры стали активно использовать силу воды, и такие люди, как Бриндли, научились ею управлять. Бурные потоки хлынули по всей сельской местности. Вода стала не только источником силы, но и основой нового движения: Джеймс Бриндли одним из первых освоил искусство строительства каналов на Британских островах.
Бриндли начал новое предприятие на свой страх и риск, он исследовал водные артерии, путешествуя по своим инженерным делам. Герцог Бриджуотер поручил ему построить канал для транспортировки угля из шахт Уорсли в Манчестер. Это был удивительный по исполнению проект. Вот что в 1763 году писал о нем один из репортеров местной газеты Manchester Mercury:
Недавно я восхищался рукотворными чудесами Лондона и природными чудесами Пика. Однако это не сравнится с тем удовольствием, которое я получил, исследуя систему навигации на землях, которыми управляет герцог Бриджуотер. Каналы обустроены по проекту гениального мастера — Бриндли, который действительно нашел остроумные и элегантные решения. Например, акведук Бартон Свинг — это судоходный канал, возведенный на высоте макушек деревьев. Пока я разглядывал его со смешанными чувствами восторга и удивления, мимо меня прошли четыре баржи, сцепленные парами. Их тянули две лошади, идущие по мосту канала, на который я не рискнул бы шагнуть, настолько хрупкой и зыбкой кажется конструкция. Сквозь ее ажур я мог видеть темные воды широкой реки Ирвелл у себя под ногами. Примерно в миле от Манчестера, возле местечка Корнер-Брук, агенты герцога построили причал и прямо с баржи продают уголь по цене три пенса и полпенни за корзину… Следующим летом они намерены построить аналогичные пирсы в (Манчестере).
Бриндли сумел соединить Манчестер с Ливерпулем, сделав это еще более дерзким способом. Он проложил в Англии целую сеть каналов, общая протяженность которых превышает четыреста миль.
Строительство каналов в Англии имеет две особенности, которые характерны для всей промышленной революции страны. Во-первых, ее совершали практики. Например, Джеймс Бриндли был человеком малообразованным. И это неплохо, потому что знания, которые получали ученики и студенты, вряд ли могли сформировать смелого и дерзкого изобретателя. В гимназиях, согласно английским законам, изучались только классические предметы. В университетах (в то время их существовало только два — Оксфордский и Кембриджский) мало интересовались современными научными исследованиями. Кроме того, эти учебные заведения были закрыты для тех, кто не принадлежал к англиканской церкви.
Вторая отличительная черта: все новые изобретения были ориентированы на повседневное использование. Каналы и акведуки стали артериями торговых связей, потому что предназначались для прохода барж, а не прогулочных судов. В свою очередь, баржи не были оборудованы для перевозки предметов роскоши, их загружали изготовленными сельскими мастерами кухонной утварью, канатами и другими недорогими товарами. Деревни теперь превращались в города, это была торговля по всей стране.
