Яков Раз - Мой брат якудза

Только на этот раз полиция отправляет Масао домой. Она хочет найти того, кто стрелял на самом деле. Общественное мнение, которое до того момента было лишь слабым голосом в войне между двумя мирами, больше не прощает, а требует мести. Страх усиливает его голос. Тецуя вынужден сесть в тюрьму. Он, который должен унаследовать власть в семье Кёкусин-кай после смерти Окавы, арестован и ждет суда.

Он пишет мне из тюрьмы.

Письма из тюрьмы

Строка из письмаЖены.Зима.

Сэнсэй!

Такого-то числа я был замешан в инциденте, который был расценен как попытка убийства, и я сдался полиции. Сейчас я нахожусь в токийской тюрьме, отдел задержаний, жду суда. Как ты сам понимаешь, сэнсэй, после этого меня посадят на несколько лет. На этот раз я вел себя как достойный человек, как якудза, и я не раскаиваюсь. Так получилось, что я не смогу больше помогать тебе в исследовании, прости меня за это. Пожалуйста, прости меня. Особенно сейчас, когда мы научились узнавать и понимать друг друга. Честно, мне очень жаль. У меня здесь жизнь, которую ты вряд ли можешь себе представить. Но, сэнсэй, это легче жизни Манделы, который провел в южноафриканской тюрьме двадцать семь лет. Как тебе известно, я не окончил школу и плохо умею писать, поэтому, пожалуйста, прости меня.

Насчет того бойкота, который мы тебе устроили… Надеюсь, ты понимаешь. Ты плохо поступил, и нельзя было на это не отреагировать.

Но, сэнсэй, ты ведь понимаешь, верно? Ты — наш брат. Иначе мы бы не объявляли тебе бойкот. И если ты чувствовал себя не слишком здорово, это не страшно, верно?

Сэнсэй, босс Окава скоро умрет. Сходи проведать его, он тебя любит. Заходи к нему почаще, он будет рад.

И зверь его в моей любви.

До свиданья, брат.

Тецуя Фудзита

(число).

Письмо, которое я отправляю в тюрьму, возвращается. Я навожу справки. Оказывается, письма разрешается передавать только членам семьи. Кто это, члены семьи? — спрашиваю я себя.

Я навещаю Окаву в больнице каждый вечер. У него отдельная палата, и после семи вечера он остается там один, без телохранителей. Босс каждый вечер разговаривает со мной. Иногда он говорит что-то и просит, чтобы я не рассказывал об этом людям из якудза.

Он очень болен. Во время одного из моих посещений он выглядит хуже обычного и говорит медленно, как будто каждое слово может оказаться последним:

— Садитесь, сэнсэй. Спасибо, что пришли. Как дела? Как ваше исследование? Вы издадите о нас книгу? Я никогда не говорил вам, как следует писать, и никогда не следил за вашей работой, но мне вдруг стало любопытно перед смертью. К сожалению, у меня нет сил слушать. Я надеюсь, что это будет хорошее исследование.

Я хочу вам что-то сказать. Садитесь и послушайте. Я умираю. Но мне не страшно. Люди, окружающие меня, не говорят об этом, но я знаю. Еще день, два, неделя, и меня здесь не будет. Сэнсэй, я горжусь своей жизнью. Я помог тысячам людей, может быть, и десяткам тысяч. Я не стыжусь. Я говорю со своей дочерью. Она не пойдет по моему пути, но она знает, что на своем пути я был хорошим человеком. Никакое правительство и никакой синдикат не может посмотреть на меня и сказать: «Ты преступник, ты жестокий, ты шантажируешь людей и нарушаешь закон». Никто не может так сказать, потому что в этом отношении все они гораздо хуже меня, особенно те, что сидят в правительстве. Все члены вашего правительства на Среднем Востоке, например, якудза. Поэтому я умираю без угрызений совести.

Сэнсэй, вы к нам хорошо относились. Когда вы пришли ко мне в гостиницу «Вашингтон», вы искали людей, а не клоунов и не бесов. Вы хорошо относились ко мне и к моей дочери. Вы воспринимали нас как нормальных людей. И это замечательно. Вы были своим человеком в моем доме и во многом помогли Мицуко, сами того не осознавая. Я никогда не говорил вам, что писать о нас, как писать, с кем встречаться, у кого брать интервью, а у кого не брать. Я никогда не скрывал от вас наши темные стороны. Не знаю, что будет дальше с Японией, что будет с моей родной Кореей, которая растерзана и разорвана, что будет с якудза и кем я буду рожден в следующей жизни. Может, христианским священником? Вообще-то, мне не так это и важно. Если мне будет дан выбор, я выберу тот же путь. У меня была полная, насыщенная жизнь, в которой я побывал во всех передрягах. Во мне нет раскаяния. Разве многие могут такое сказать о себе? Напишите об этом. О том, что я не раскаиваюсь. Напишите, что я прожил эту жизнь на все сто.

Вы знаете, что сейчас происходит с новым законом? Я дал указания заморозить некоторые виды деятельности на какое-то время. Некоторым людям я приказал уйти в подполье. Нам стало тяжелее зарабатывать. Война за территории стала тяжелой и более жестокой, китайские и тайваньские банды отбирают у нас куш. У них нет уважения к традициям, как у нас, наши ценности не интересуют их.

Я подозреваю, что скоро разразится общая война. Это будет война за выживание любой ценой. Война с соперничающими семьями и с китайскими бандами. Может быть, в будущем мы сможем сотрудничать с ними. Это новый мир, сэнсэй. И в этом новом мире человек, которого вы ищете, играет достаточно важную роль.

Мы узнавали о вашем Юки. Катаяма, с которым вы встречались на Хоккайдо, Тецуя и другие люди помогали нам собирать информацию по Японии и по всей Юго-Восточной Азии. У меня есть предположение, где он. Он сделал вещи, за которые посылают красную карточку. Красная карточка медленно умерщвляет человека, вы ведь знаете. Только на днях мне стало известно, что этот человек, судя по всему, на Филиппинах. Он тщательно замаскирован. Он с такой скоростью менял удостоверения личности, что даже мы не смогли за ним уследить. В последнее время он, судя по всему, вершил большие дела с людьми из китайской «Змеиной головы», которые работали с нами еще два года назад. Но на данный момент «Змеиная голова» являются нашим врагом и в Японии, и в Таиланде, и на Гавайях, и на Филиппинах. Мы понесли огромные потери. Из-за них надо заново улаживать наши дела на юго-востоке Азии. Были войны и жертвы с обеих сторон. Может быть, Юки не знает об этом, хотя мне трудно в это поверить. Я надеюсь, он не знал, что сейчас «Змеиная голова» — наш враг.

Сэнсэй, новый закон о преступных группировках изменит лицо якудза. Это будет мир жестоких людей, которые не будут считаться ни с чем, людей, уходящих в подполье. Новый, жестокий мир, мир без ценностей. И я обеспокоен этим. Мне сейчас тяжело представить, как все это будет происходить. Новый мир будет другим, и необходимо подготовиться к его наступлению. Подготовка требует смелых, дальновидных и современных руководителей. Я не знаю, есть ли у нас такие. Необходимо будет четко обозначить наших врагов и союзников. И нам будут нужны руководители нового типа. Может быть, ваш человек — это именно то, что нам нужно. Говорят, что Юки — человек решительный и что однажды он смог бы прославиться. Жаль, очень жаль, если он не в состоянии трезво рассуждать.

Я приказал пока не трогать его. Я надеюсь, что и Ямада-гуми не тронут его. Я знаю, что они преследуют его, наряду с японской полицией. Но я приказал не трогать его. За всю историю якудза было только три случая, когда после красной карточки объявили амнистию. Я готов дать ему амнистию, но при одном условии. Вы его найдете и передадите ему сообщение в письменной форме от одного из моих сыновей, в котором будут изложены необходимые условия для амнистии. Он должен кое-что сделать, чтобы вернуться в семью.

— Окава-сан, я не видел этого человека много лет. Как я его найду? И даже если я найду его, зачем ему принимать что-то от меня? Почему вы просите меня о чем-то, что сами, скорее всего, не в силах сделать? Кто сказал, что он узнает меня или согласится встретиться со мной? Может быть, он изменился. Может быть, он и не помнит о нашем братстве. Может быть, девять лет назад это была всего лишь подростковая игра для него.

— Сэнсэй, простите меня за нетерпеливость. Я, может быть, доживаю свои последние минуты. Если этот ваш человек чего-нибудь стоит, то он почтит вашу церемонию сакадзуки. В нашем мире вы — братья, и от этого нельзя отказаться. Может быть, из-за церемонии, а может, из-за того, что вы — гайдзин, но он примет послание от вас. Я не знаю. Наших людей он может оскорбить, потому что человек он непредсказуемый. Не беспокойтесь, вас будут охранять. А вы передайте ему письмо, там все будет написано. И он сделает то, что там написано. А если нет, это уже будет его проблема. Вам ясно?

Ясно, как сверкающая лампа над головой этого умирающего человека. Я склоняю голову в сторону предводителя. Теперь он — мой предводитель, мой отец, мой босс. И я скучаю по нему, уже сейчас.