Джон Кроссан - Библия. Ужас и надежда главных тем священной книги

Переходя к следующему вопросу, будем помнить всю эту подоплеку титулов в греческой надписи из приенского храма Августу. Но чем Август заслужил столь высокие похвалы? Для ответа (и комментария на эту надпись) воспользуемся другой более поздней надписью из Приены. По ходу дела не будем забывать, что стоит за титулом «император»: победитель всех и даже победитель всего мира.

«Новый взгляд на целый мир»

Мы все еще находимся среди развалин Приены, но немного к юго-востоку от храма Афине и Августу. Вдоль северной стороны городской агоры (площади) находится крытая колоннада, в желанной тени которой можно укрыться от неумолимого жара средиземноморского солнца. За колоннадой располагался религиозно-политический центр города.

У восточного конца колоннады находился Пританей. В нем регулярно заседал совет старейшин и постоянно поддерживался священный огонь. Рядом располагался Булевтерий, место собраний городского совета. Он с трех сторон возвышался ярусами от алтаря в центре.

Идем к западу. Стоя переходила в пятнадцать небольших помещений-святилищ. В одном из них первоначально помещалась надпись (сейчас она в Пергамском музее в Берлине), которую мы сейчас и рассмотрим.

Около 29 года до н. э. проконсул Павел Фабий Максим, наместник Малой Азии (ныне это Западная Турция) посулил золотой венец человеку, который придумает лучший способ почтить Августа. Лет через двадцать он удостоил этим призом самого себя. Письмо было вырезано на куске голубого известняка и торжественно выставлено в вышеупомянутом помещении:

[Это вопрос о том,] является ли день рождения наибожественнейшего Цезаря более приятным и более полезным, день, который мы справедливо можем считать равным началу всего, во всяком случае, в практическом плане: ведь Цезарь восстановил порядок, когда все распадалось и рушилось в хаос, и дал новый взгляд на целый мир – мир, который пришел бы к погибели, если бы не родился Цезарь, общее благословение всего… На мой взгляд, все сообщества должны считать началом Нового года день рождения наибожественнейшего Цезаря. И именно в этот день, 23 сентября, все должны вступать в должность.

Все прозрачно. Города Малой Азии должны считать день рождения Цезаря началом Нового года. Без сомнения, это почесть, но ее обоснование носит глубоко богословский характер.

Рождение Августа само по себе было новым творением («во всяком случае, в практическом плане»). Оно спасло от хаоса и распада не только Рим, Италию и Средиземноморье, но и «всё», «целый мир». А поскольку оно положило начало новому миру, данный день следует использовать в качестве Новолетия. Был найден новый способ «почтить Августа, доселе неизвестный среди греков: отсчитывать время от даты его рождения». Но как отреагировала Лига азийских городов на идею наместника?

Их реакция зафиксирована во второй части все той же надписи, найденной в Приене. Она превосходно резюмирует римскую имперскую теологию, но когда будете ее читать, мысленно замените слова «Цезарь» и «Август» словами «Иисус» и «Христос», – и поймете, что христианская теология Павла во многом была противовесом римской имперской теологии.

Поскольку провидение, божественно руководящее нашим существованием, своей силой и ревностью ниспослало рождение совершенного блага в Августе, которого оно наполнило добродетелями ради человечества, дав нам и нашим потомкам в его лице спасителя – его, который положил конец войне и устанавливает мир, Цезаря, который своей эпифанией превзошел надежды тех, кто пророчествовал благие вести (euaggelia), не только затмив благодетелей прошлого, но и не оставив надежды на возможность больших благодеяний в будущем; и день рождения бога впервые принес в мир благую весть, обитающую в нем… по этой причине, с благополучием и безопасностью, греки Азии решили, что Новый год во всех городах должен начинаться 23 сентября, в день рождения Августа… а письмо проконсула и указ об Азии должны быть начертаны на беломраморном столбе, который должен быть помещен в священные пределы Рима и Августа.

Отметим эти ключевые понятия: «совершенное благо», провиденциальные «добродетели ради человечества», «спаситель», миротворец, «эпифания», пророчества, величайший благодетель всех времен, «бог». Однако подробнее рассмотрим лишь одно: «благие вести».

Здесь использовано именно множественное число. Говоря об имперских победах, сменах правителей и даже великом дне рождения Августа, римляне прибегали к множественному числу («благие вести»). Но у апостола Павла, да и во всем Новом Завете, мы встречаем только единственное число: euaggéliov (эван-гёлион) («благая весть»). И эта весть – сам исторический Иисус.

Все виденное нами доселе достигает кульминации, когда августовская эпоха объявляется золотым веком. О будущем преображении земли и мира мечтали и Израиль, и Рим. Но чаяния Израиля были устремлены вперед, а чаяния Рима – на возвращение к владычеству Сатурна.

Впрочем, в обоих случаях речь шла об эпохе плодородия и процветания, справедливости и мира. Также в обоих случаях, от Августа до Нерона и от Иисуса до Павла, предполагалась необходимость активного сотрудничества во имя эсхатологической трансформации, а не праздная релаксация. И наконец, в обоих случаях последняя, кульминационная и эсхатологическая, эпоха была связана с избавлением от греха, который задерживал ее наступление.

Данную главу уместно закончить тем, как представлял золотой Эсхатон в Августе римский поэт Вергилий. Затем в следующей главе мы сравним это с альтернативным видением – Эсхатона во Христе – у еврейского пророка Павла.

«Золотой век»

Около 40 года до н. э. Вергилий в своих «Буколиках» описывал, как в грядущем царстве Сатурна нужда в труде отпадет, «козы и грозные львы стадам уже страшны не будут», а преступления «обессилят» (4.13–22).[34] К 29 году до н. э., когда он опубликовал «Георгики», он стал думать иначе: земледельцы будут трудиться – вдали от городских тревог, коммерческих рисков и военных авантюр (1.132–134; 2495-540).

Однако между 29 годом до н. э. и своей смертью в 19 году до н. э. Вергилий создал свой великий эпос, «Энеиду». В нем он отождествил золотой век с августовской эпохой, а владычество Сатурна, – с владычеством Цезаря. Скитания и тяготы Энея (вспомним его бегство из Трои) предзнаменовало судьбу Августа. То, что августовская эпоха станет золотым веком, было определено свыше на небесах, пророчески предречено на Земле и величественно осуществлено Августом.

Сначала на небесах Юпитер говорит своей встревоженной дочери Венере (Афродите) о судьбе этой троянской семьи:[35]

Я же могуществу их не кладу ни предела, ни срока,Дам им вечную власть. И упорная даже Юнона,Страх пред которой гнетет и море, и землю, и небо,Помыслы все обратит им на благо, со мною лелеяРимлян, мира владык, облаченное тогою племя.Так я решил. Года пролетят, и время настанет.

<…>

Будет и Цезарь рожден от высокой кровитроянской,Власть ограничит свою Океаном, звездами —славу,Юлий – он имя возьмет от великого имени Юла,В небе ты примешь его,отягченного славной добычейСтран восточных; ему воссылаться будут молитвы.

Судьба Рима и божественность Августа изначально предопределены Юпитером, и ничто не способно помешать вышней воле. Августу, как новому Энею, предназначено подчинить весь мир своим законам.

Далее, эта судьба была дважды предсказана издревле. Так, дух покойного Анхиса говорит Энею, своему еще живому сыну:

Им направляемый Рим до пределов вселеннойрасширитВласти пределы своей, до Олимпа души возвысит.

<…>

Вот он, тот муж, о котором тебе возвещалитак часто:Август Цезарь, отцом божественнымвскормленный, сноваВек вернет золотой на Латинские пашни,где древлеСам Сатурн был царем, и пределы державыпродвинет…

Пророчество продолжается, и мечта о золотом веке Сатурна хорошо резюмирована в следующих строках, которые впоследствии цитировали, быть может, даже слишком часто:

Римлянин! Ты научись народами править державно —В этом искусство твое! – налагать условия мира,Милость покорным являть и смирять войноюнадменных!

Так заканчивается шестая книга «Энеиды». В начале седьмой книги мы читаем еще одно пророчество о судьбе Рима. И на сей раз это происходит уже в Италии. От оракула Фавна, «вещего старца-отца», предрекается:

Зять из чужбины придет и кровью своей возвеличитИмя наше до звезд,и к ногам наших правнуков общихБудет повержен весь мир, и все, что видимо СолнцуВ долгом пути меж двумя Океанами, —им покорится.

Отметим два важных момента в судьбе Рима: она определена свыше, и она имеет вселенский размах (как и подобает золотому веку, владычеству Сатурна). Речь идет обо всей Земле и обо всем мире.