Боб Каррен - Оборотни: люди-волки

Исследования «комплекса оборотня» выдающимися учеными-медиками знаменовали изменения во взглядах на это состояние. Прежде оно рассматривалось как намеренное злое деяние, творимое колдунами и ведьмами ради удовлетворения своих темных нужд с помощью магических средств типа поясов, плащей из волчьих шкур или специальных мазей. Авторы «Молота ведьм» гремели проклятиями в адрес ведьм — прислужниц дьявола, нападавших на ближних своих в обличье волков или других животных. Эпоха Просвещения изменила этот взгляд и отвернулась от идеи преднамеренного акта колдовства или черной магии, которую так поддерживала церковь. Оборотничество более не рассматривалось как отрасль черной магии и обдуманный вызов Господу — скорее как невольное, непреднамеренное заболевание, которое проявлялось почти случайным образом. Вервольфа теперь описывали как страдальца, который борется с собственными превращениями, часто происходящими в ответ на восход луны или употребление растения — такого, как волкобой. Как и в случае с вампиром, одного укуса вервольфа достаточно, чтобы превратить его жертву в рыскающее чудовище, когда луна вновь наберет полную силу.

Такое представление о невольном и часто болезненном превращении позже будет подхвачено Голливудом и ляжет в основу ряда фильмов, которые, в свою очередь, усилят и упрочат его в массовом сознании. В большинстве таких картин герой — это несчастный, тем или иным образом подпавший под «заклятие вервольфа» (понятие, синонимичное идее болезни) и принужденный становиться волком или волкоподобным человеком в ходе драматичной и зрелищной трансформации. Столь разительное отличие обычно применяется для усиления драматического эффекта между цивилизованным, благородным человеком и свирепым ненасытным животным. Главная идея многих ранних фильмов на эту тему часто сводится к попыткам отсрочить превращение или избавить от «заклятия» или «недуга» его носителя.

Когда XVIII век близился к концу, представление об оборотне более или менее преобразилось: от «злодея» к «несчастной жертве». По мере того как общество постепенно стало стараться понять своих отверженных, чудаков и инакомыслящих, образ оборотня представился в куда более сочувственном свете.

Дикие создания

Прежде чем анализировать идеи, воплощением которых являются кинематографические образы вервольфов, необходимо обратить внимание на другую породу людей, считающуюся столь же «чуждыми» обществу, как и безумцы-«лунатики». Речь идет о дикарях — о тех, кто вырос в дикой природе, часто будучи воспитан каким-то животным или группой животных. Такие феномены время от времени попадают в поле зрения цивилизованного общественного большинства.

Как мы уже отмечали выше, существует популярная легенда о том, как братья Ромул и Рем (близнецы — основатели Рима) были выкормлены и воспитаны волчицей. Этот пример можно рассматривать как один из первых случаев возвращения детей-дикарей в лоно общества. Однако основатели Рима были не единственными детьми — героями древних легенд, которых вырастили волки. Очень старинная турецкая сказка повествует о том, как возник народ турок. Предки турок были поголовно уничтожены в великой битве — все, кроме одного маленького мальчика, который успел спрятаться на болоте. Все родственники его погибли, он остался в полном одиночестве, но его нашла волчица и забрала в свое логово, где растила вместе со своими щенками. Мальчик вырос, стал взрослым и вступил с ней в связь, от которой родились десять сыновей. Одним из них был Асена (или Ашина),[46] великий вождь туркестанских турок, которые избрали своей эмблемой волчью голову.

Великий воин и герой Персии, вождь Заль в младенчестве был унесен гигантской птицей, которая поначалу воспринимала мальчика как добычу, но потом взяла на себя заботы по его воспитанию. В Китае VII века[47] мудрый и хитрый Цзю Юань (министр при дворе царства Чу) был якобы брошен в детстве своей матерью, дочерью принца Юня, но его воспитала тигрица, а впоследствии принц забрал его назад к императорскому двору. Ребенку было дано прозвище Цзюй, «воспитанный тигром». Позже это прозвище было сокращено до его официального имени. Он считался очень умным и дальновидным политиком, но был подвержен внезапным вспышкам гнева; и то и другое считали результатом того, что он воспитывался на лоне дикой природы приемной матерью-тигрицей.

В других древних культурах также существуют легенды (правдивые или чисто мифологические) о королях и могучих воинах, воспитанных животными в дикой природе, которые в конечном счете возвратились, чтобы возглавить свой народ или основать могучую державу. Есть также ряд легенд, в которых такие вожди устраивают людоедские пиршества, отдавая дань своему дикарскому происхождению. Асена, например, якобы поедал побежденных им в битве врагов. У таких героев древности, воспитанных в дикой природе, воинские таланты обычно сочетались с ярко выраженной жестокостью.

Образ ребенка-дикаря проник даже в христианскую традицию: с ним связаны истории нескольких выдающихся святых. Святой Альбеус (Алби) был младенцем брошен в пустынной местности матерью, родившей его незаконно (возможно, в результате инцеста). Волчица, промышлявшая пропитание, обнаружила дитя и воспитывала его как собственного детеныша, пока его не нашел пастух по имени Лохан, продавший мальчика бриттам. Позже Альбеус принял христианство, основал ряд храмов и монастырей (в том числе один — на Арранских островах) и в конце концов уехал в Рим.[48]

Ему приписывают огромное количество совершенных чудес (в том числе несколько эпизодов, в которых фигурировали животные); он предположительно крестил св. Давида Уэльского. В Средние века св. Альбеус считался святым покровителем Манстера. Рассказывали также, что однажды выкормившая его волчица прибежала искать у него защиты, когда за ней гнались охотники из местной знати. Святой защитил се, прогнав охотников, и до конца своей жизни волчица каждый день навещала его хижину, часто принося с собой волчат. На некоторых изображениях святого в образе епископа и покровителя Манстера он изображен с лежащей у его ног волчицей, что должно, по-видимому, означать его «дикарское» происхождение.

Провинция Манстер славилась своим волчьим поголовьем и в эпоху Средневековья была одним из излюбленных мест для охоты на черных и бурых волков. Охотничьи выезды организовывались по всей провинции и привлекали многих ирландских аристократов. Изображение святого покровителя Манстера в компании этих животных вполне могло отражать и эту особенность провинции.

В мифологии христианской Ирландии есть еще один подобный случай: отец святого Барра был якобы выращен волками, после того как его бросила мать, зачавшая ребенка в инцесте. Во Франции, в Бордо, святой V века Медок был, по преданию, воспитан волчицей-охотницей, которая украла его из колыбели и унесла в лес. Возможно, поначалу она намеревалась его съесть, но в конце концов стала выкармливать, как собственное дитя. Говорили, что даже в зрелые годы, давным-давно вернувшись к цивилизации, святой демонстрировал некоторые волчьи черты характера и поведения, напоминавшие о его жизни в дикой природе.

В более близкие к нам времена одним из самых известных и, наверное, самым детально документированным случаем среди «найденышей» был «дикий мальчик из Авейрона». Это произошло во Франции, в эпоху Просвещения. В 1797 г. в гористой местности региона Лакон видели мальчика, который нагишом бежал по лесу. В следующем году его поймали и держали взаперти, как диковинку, назвав «диким мальчиком из Авейрона», по имени местности, где он был пойман. Однако ему удалось бежать и вернуться в лес, и следующие 15 месяцев добровольцы пытались выследить его и снова изловить. Мальчика, живущего на воле в лесу, видели довольно часто и говорили, что он устроил себе несколько логовищ, которые позже были обнаружены уже покинутыми. Некоторое время ему удавалось сбивать с толку преследователей, но в 1799 г. он вновь был пойман в лесах возле Сен-Семэн-сюр-Ранс охотниками, которые из сострадания отдали его на попечение пожилой вдовы. Он не мог говорить, лишь издавал долгое хриплое рычание, поэтому определить его происхождение оказалось невозможно. Он не желал есть мясо, предпочитая сырые желуди, каштаны, грецкие орехи, ягоды и картофель.

Вскоре после того, как его поселили у вдовы, он снова сбежал в расположенные рядом горы. Однако голые скалы — это совсем не то же самое, что сравнительно уютный зеленый лес, и убежище в них найти трудно. Наступила чрезвычайно суровая зима, и мальчик был вынужден бродить от одной одинокой горной фермы к другой в поисках пищи и тепла. Он преодолел широкое плато, лежащее между Лаконом и Роксезьером, где жалостливые фермеры предлагали ему картофель и крышу над головой — от последнего он всегда отказывался. В январе 1800 г. его снова выследили и схватили и на этот раз отдали в местный сиротский приют. Осмотр, проведенный специалистами, определил, что ему было где-то между 12 и 15 годами, и более никаких результатов не дал. Мальчик отказывался носить одежду и сразу после поимки издавал негромкие звуки, напоминавшие человеческие возгласы, хотя, когда его привезли в приют, затворился в молчании. Некоторое время он отказывался и от еды, а когда пищу клали перед ним, подозрительно принюхивался к ней, как животное, прежде чем попробовать хотя бы крошку. Прослышав о его поимке и водворении в приют, множество людей потянулось поглядеть на него, но было совершенно очевидно, что большие толпы его пугают, и он частенько старался укусить каждого, кто отваживался подойти поближе.