Иэн Таттерсаль - Скелеты в шкафу. Драматичная эволюция человека
После этого находки в Хадаре посыпались еще быстрее. В 1974 году были найдены челюсти гоминидов, а после них — Люси, самый известный ископаемый гоминидов в истории. До сих пор сложно сказать, что именно в Люси так захватило общество, но немалую роль в этом сыграло«живое» имя — намного более запоминающееся и влияющее на воображение, чем сухой номер из музейного каталога. Этому продвижению способствовал Джохансон, который вызывал в сознании многих образ молодой самки, почти человека, умершей в полном одиночестве в эфиопском лесу около 3,2 миллиона лет назад. Но слава Люси опирается еще и на то, что именно здесь впервые были обнаружены настоящие останки древнего гоминида, которые сохранились достаточно хорошо, чтобы наблюдатели могли воссоздать в своем воображении образ живого, дышащего существа. Крошечный ископаемый скелет Люси (ее рост составлял всего около 105 сантиметров) был, безусловно, неполным (так, от черепа остались только нижняя челюсть и некоторые фрагменты свода), но костей было достаточно, чтобы рассказать, какой она была при жизни. Эти окаменелости и стали причиной овации, которую устроили Джохансону на первой пресс-конференции в Аддис-Абебе. По крайней мере ниже талии кости Люси, вне всякого сомнения, принадлежали прямоходящему существу. В отличие от глубокого, узкого таза четвероногих обезьян, ее таз был широким и мелким, чтобы поддерживать внутренние органы, которые теперь располагались над ним, а не спереди. Этот таз оказался похож на наш с вами, разве что был немного шире. Бедра Люси были довольно короткими, но они наклонялись внутрь от широко расставленных тазобедренных суставов, а голеностопный сустав был создан для передачи веса прямо вниз — на, увы, несохранившиеся ступни.
Так кем, собственно говоря, была Люси? Незадолго до ее обнаружения и после находки пары челюстей гоминидов в Хадар к Джохансону приехал Ричард Лики. Признавая, что челюсти совершенно точно не походили на массивные кости Australopithecus boisei, Ричард ожидаемо предположил, что останки могут представлять собой ранние виды Homo. Джохансон и сам раздумывал над этим, поэтому, описывая гоминидов Хадара 1973 и 1974 годов, он, Тайеб, Коппенс, Кэлб и эксперт по окаменелостям Раймон Боннефиль предположили, что челюсти могли принадлежать представителю рода Homo. Одновременно с этим ученые сравнили останки Люси и коленный сустав южноафриканского австралопитека (несколько посткраниальных костей которого были к тому времени известны) и не решились счесть их идентичными. Интрига усилилась в 1975 году, к моменту, когда Эфиопия переживала муки революционных потрясений. Несмотря на политические препятствия, группа вернулась в Хадар, открыв другой беспрецедентный для палеоантропологии клад: более 200 фрагментов ископаемых останков гоминидов от более чем 12 особей, которые, вероятно, погибли вместе в какой-то катастрофе (скорее всего, при наводнении).
Кости восточноафриканских гоминидов. Слева: скелет Люси, MNEAL 288, Хадар, Эфиопия, относится к Australopithecus afarensis. Справа сверху: череп Бодо, Средний Аваш, Эфиопия, первоначально считался Homo erectus, сейчас чаще относится к Homo heidelbergensis. Справа снизу: относительно недавний частично сохранившийся череп LH 18, Лаэтоли, Танзания. В масштабе. Рисунок Дона Макгрэнэгана
Наиболее примечательным в «первом семействе», как было названо это собрание окаменелостей, был большой диапазон размеров. Если бы все найденные особи принадлежали к одному виду — и, следовательно, к одной социальной группе, — такое несоответствие позволяло бы предположить четкий половой диморфизм, который означает разницу в размерах между мужскими и женскими особями. Конечно, у современного человека, как и у шимпанзе, мужчины чаще бывают более крупными, чем женщины, но различия между останками в Хадаре были намного сильнее. Сегодня похожие различия можно наблюдать только у некоторых видов горилл. Это было загадочно; однако особенно важным в собрании останков «первого семейства» было то, что в нем встречались кости тела, которые не сохранились у Люси, в частности останки рук и ног. В 1976 году команда вернулась в Хадар еще раз, найдя больше челюстей и обнаружив первые в этом районе каменные орудия, возраст которых был оценен в 2,5 миллиона лет. Это была последняя находка ученых на ближайшие годы, так как политические события в Аддис-Абебе заставили прекратить полевые работы минимум на 10 лет.
Средний Аваш и Лаэтоли
Между тем в Эфиопии происходили и другие увлекательные события, о чем Джон Кэлб рассказал в своей книге 2001 года Adventures in the Bone Trade — обязательной (наряду с книгой Эустасе Житонги и Мартина Пикфорда Richard Leakey: Master of Deceit) для всех, кто интересуется социополитической динамикой «позолоченного века» палеоантропологии в Восточной Африке. Если говорить коротко, то в конце 1974 года после длительных внутренних интриг афарская команда раскололась. Джохансон и его французские коллеги вернулись в Хадар, тогда как внимание Кэлба переместилось вверх по течению реки, к бесплодным землям под названием Средний Аваш. В 1976 году его команда обнаружила череп гоминида возрастом около 600,000 лет в местечке Бодо в Среднем Аваше. Объем его мозга (1250 миллилитров) был довольно впечатляющим, а наиболее похожим по строению был череп из Брокен-Хилла (ныне город Кабве) в Замбии, который Артур Смит Вудворд счел принадлежащим Homo rhodesiensis (родезийскому человеку). Его первооткрыватели дипломатично сообщили, что череп Бодо был «менее древним», чем азиатский Homo erectus, но «более древним», чем недавние находки в Кибише, о которых сообщил Ричард Лики. Средний Аваш, где в периодически поднимающихся на поверхность породах с окаменелостями была записана история последних 6 миллионов лет, неожиданно стал занимать центральное место в палеоантропологии. Но вернемся в 1970-е годы, когда наиболее важные для объяснения хадарских находок открытия были сделаны намного южнее — в Лаэтоли, в Танзании.
Старшие Лики впервые посетили местность Лаэтоли еще в 1930-х и обнаружили здесь нижний клык примата. Тогда они решили, что он принадлежал обезьяне, но впоследствии выяснилось, что это зуб раннего гоминида. Несколько лет спустя недалеко от этого места немецкий исследователь Людвиг Коль-Ларсен нашел фрагмент нижней челюсти В 1950 году другой немец, Ханс Вайнерт, выяснил, что эта челюстная кость принадлежала представителю яванского рода Meganthropus (открытого Францем Вайденрайхом), и предложил для нее новый вид — Meganthropus africanus (мегантроп африканский). Интерес к Лаэтоли возродился в 1974 году, когда туда вновь приехала Мэри Лики. В течение следующих восьми лет команда Мэри обнаружила около 30 окаменелостей ранних гоминидов — от отдельных зубов до двух достаточно полных нижних челюстей (LH — обозначение для Laetoli Hominid — 2 и 4), возраст которых оценивается в 3,6-3,8 миллиона лет. Немного позднее ей также удалось найти в этом же районе относительно целый череп Нгалоба. Объем этого образца (LH 18) составлял около 1200 миллилитров, а два описывавших его анатома уклончиво отметили общее сходство с другими черепами «древних Homo sapiens» из Африки.
Однако настоящими сокровищами Лаэтоли оказались совсем другие окаменелости: тропинки, сохранившиеся в древних выбросах вулканического пепла. Многие млекопитающие, от жирафов до африканских зайцев, оставили свои следы в грязном пепле Лаэтоли, выброшенным расположенным неподалеку вулканом, впоследствии эти следы были увлажнены дождем (в некоторых местах видны даже отметины отдельных капель). Отпечатки затем высохли под африканским солнцем, а после вновь покрылись пепельным осадком, пока не были подняты эрозией на поверхность миллионы лет спустя.
Среди этих млекопитающих была и пара древних гоминидов, которая прошла по Лаэтоли около 3,6 миллиона лет назад, оставив после себя самые знаменитые отпечатки ног в истории. На 27 метрах туфа отпечатаны 70 следов, идущих двумя прямыми параллельными дорожками в сторону Олдувая. Следы, вне всякого сомнения, принадлежат существам, уверенно передвигавшимся на двух ногах. Одна из дорожек, принадлежащая более крупной особи, слегка смазана, поэтому ученые предположили, что гоминидов было трое или даже четверо и они шли, наступая след в след. Вторая дорожка сохранилась очень четко, и лучшие следы ясно показывают отпечаток пятки и носка — отличительных черт современной ходьбы. У ног этих гоминидов был продольный свод стопы с плотно прилегающими к ней большими пальцами. Вне всякого сомнения, они не отстояли далеко, как хватательные пальцы у обезьян. В целом отпечатки из Лаэтоли выглядят не точно так же, как отпечатки современного человека, но тот, кто их оставил, уверенно ходил на двух ногах.
Это известно точно. Но с точки зрения автора этой книги, музейного куратора, которому в 1990 году было поручено воссоздать сцену из Лаэтоли, кое-что в этих следах было странным. Две особи, оставившие их, были, очевидно, разного размера, и в обычных условиях длина их шага тоже была бы разной. Однако, как указал мне Питер Джонс, один из открывателей этих следов, отпечатки совпадали, нога к ноге, на протяжении всей дистанции. Чтобы добиться этого, два гоминида должны были идти в ногу, шаг за шагом. Более того, отпечатки расположены так близко друг к другу, что тела гоминидов неизбежно должны были контактировать, возможно создавая неудобства. Что они делали? Шли ли они взявшись за руки? Сплетя руки? Может быть, они что-то несли? Все возможно, так как у нас нет объективных доказательств того или иного предположения. Однако диорама обязательно должна быть недвусмысленным заявлением, потому что иллюзия природы должна быть завершенной, чтобы быть убедительной. Мы не хотели развивать мысль дальше, чем позволяли имеющиеся доказательства, и у нас не было возможности увильнуть. Раз уж наше изображение жизни древних гоминидов должно было быть конкретным, мы решили выбрать наименее сложный вариант. У нас не было иных доказательств того, что более мелкий гоминид был подростком, кроме небольшого размера, но такое изображение казалось нам неподходящим. После разумных размышлений о половом диморфизме мы решили показать крупного самца, который одной рукой поддерживает небольшую самку. Оба осторожно смотрят на полный опасностей открытый ландшафт, кишащий хищниками, и идут к лесистому убежищу Олдувайского бассейна. Мне нравится думать, что они успокаивают друг друга. Тем не менее феминистки устроили нам неизбежный разнос за патриархальное изображение.
