Александр Зимин - Слово о полку Игореве
…положыли головы своя от святыя Божыя церкви за православъную веру християнскую и за господаря великого князя Дмитрея Ивановича и брата его князя Володимера Андреевича (С) {л. 40 об.}.
Вместо краткого и выразительного плача «боярских жен», завершающего Краткую редакцию Задонщины, в Пространной читается плач «коломенских жен». Коломенский мотив навеян Сказанием, в котором говорится, что Дмитрий Донской отправляется на бой через Коломну, а также Никоновской летописью, где сообщается о возвращении великого князя в столицу через Коломну.[Повести. С. 56; ПСРЛ. Т. И. С. 67.] О. Кралик считает дефектным начало отрывка по К-Б.[Krälik. S. 87–88. Изостать — уцелеть, остаться в живых (Срезневский. Материалы. Т. 1. Стб. 1079).]
Пространная редакция сообщает, что о битве на Куликовом поле в Коломне стало известно уже 9 сентября, т. е. на следующий день, причем «рано», т. е. утром.[Тихомиров. Средневековая Москва. С. 259–260.] «Весть о битве, — пишет М. Н. Тихомиров, — могла действительно прийти на Коломну уже 9 сентября, от гонцов великого князя. Кто мог записать такую деталь, как не московский или коломенский житель».[Появление наречия «рано» в фрагменте № 21 Пространной Задонщины соответствует замене «горко» — тем же наречием в плаче из фрагмента № 20.] Это, на наш взгляд, вообще невероятно. Зная маршрут движения войск Дмитрия Донского, можно установить, что гонцы должны были проехать более 220 км за кратчайший срок — менее суток. Это практически невозможно. В истории войн, пишет один из виднейших знатоков военного искусства, В. Г. Федоров, «отмечаются исключительные случаи, когда при форсированном кратковременном марше войска (речь идет о конных войсках.—А. 3.) проходили даже до 100 верст в сутки».[Федоров В. Г. Кто был автором «Слова о полку Игореве» и где расположена река Каяла. М., 1956. С. 41.] Но дневных переходов в 200 с лишним верст история не знает.
Конечно, можно при очень благоприятных условиях допустить, что гонцу все-таки удалось проскакать за сутки 200–220 км. Но не менее вероятно и другое. Ведь рассказом о плаче обрывается текст, общий для Краткой и Пространной редакций Задонщины. Тогда добавление даты 9 сентября легче допустить, чем ее исключение: ее могли ввести, чтобы связать рассказ с приписанной заново второй частью Задонщины. Таким образом, дата могла и не иметь под собою реального содержания, а быть чисто литературного происхождения: раз битва произошла 8 сентября, то плач по убитым воинам, полагал составитель, должен быть на следующий день.[Гораздо более правдоподобно сообщение Сказания по списку ГБЛ, Муз., № 3123 (л. 61). Здесь плачам вдов (заимствованным из Задонщины) предпослано введение, сообщающее, что печальные вести достигли Москвы на четвертый день после битвы («В то те время прииде весть к Москве в четверты день после бою на память преподобныя Феодоры Александриския к великой княгине Евдокие… и сказаша, кои побиты»). То же самое в списке ГИМ, собр. Уварова, № 492/1435, л. 69 об.]
Некоторые мотивы плача взяты из предшествующего текста Пространной редакции Задонщины.
Пространная редакция по И1: Туто щурове рано въспели жалостные песни…То ти было не щурове рано въспеша жалостныя песни, все въсплакались жены коломенскыя: «Москва, Москва, быстрая река… залелеяла…»…Дон шлемом вычерпати… — Источники: …въспели бяше птицы жалостные песни, вси въсплакались княгини… жены… а ркучи: «Доне, Доне, быстрая река… прилелей…» (Задонщина, фрагмент № 20)…Посмотрим быстрого Дону, сопием шеломом воды (Задонщина, фрагмент № 10).
В соответствии с усилением роли Москвы вводится мотив обращения к Москве-реке, подражающий обращению к Дону.[Mazon. Le Slovo. P. 33.] При этом смысл фрагмента затемняется: если Дон, по К-Б, должен был «прилелеять» погибших на Куликовом поле, то к Москве обращается неясный вопрос «чему от нас мужи наши залелеляла в землю Половецькую». Как Дон не мог прилелеять погибшего Микулу в Москву (фрагмент № 21), так же и Москва-река не «залелеивала» коломенских воевод на Дон. В обращении коломенских жен к великому князю понятен призыв замкнуть реку Оку, чтобы поганые не ездили на Русь.
Выражение «весла Непра запрудити» (И1, И2, У) вызывает недоумение Д. С. Лихачева: «Это могущество московского князя на Днепре, — пишет он, — непонятно».[Лихачев. Черты подражательности «Задонщины». С. 97.] Перед нами явное позднейшее дополнение. Автор Пространной редакции, найдя «Непру» в Краткой Задонщине и зная о Непрядве как месте Куликовской битвы, ассоциировал этот приток Дона с «Непрою». И действительно все три названные им реки имеют прямое отношение к месту Мамаева побоища: Дон, Меча, Непра (Непрядва).
Фрагмент № 22. Возвращение к Куликовской битве.
Пространная редакция: [Frćek. S. 87 и далее.] Того день святая Богородица исекоша хрес-тьяне поганый полкы на поле Куликове на речки Направде (И1) {л. 221 об.} — Источники: …септевриа в 8 день… Рождеству святыа Богородица, свитающу пятку (Повести. С. 66, 99, 145).
Пространная редакция: …в суботу на Рожество святии Богородицы (И1) {л. 220}. Того же дни в суботу на Рожество святыя Богородицы (У). Того дня в суботу на Рожество святыя Богородици (С) — Источники:…утру свитающу месяца сентября в 8 день на праздник Рожества пречистыа Богородицы (ПСРЛ. Т. 11. С. 58).
Уже Я. Фрчек доказал, что вторая часть Задонщины Пространной редакции, отсутствующая в К-Б, является позднейшим дополнением.[Ibid.] Он обратил внимание на то, что в этой части сюжет снова возвращается к Куликовской битве, хотя Русь уже ранее «одолеша Мамая на поле Куликове». Плачи коломенских жен, которыми заканчивается К-Б и первая часть И1 и сходных списков, были «на Акима и Аннин день», т. е. 9 сентября, а вторая часть Задонщины Пространной редакции начинается сообщением о битве в субботу на Рождество Богородицы, т. е. 8 сентября. Резкое нарушение хронологии рассказа в Задонщине Пространной редакции начинается именно там, где кончается совпадение текста этой редакции с Краткой. Это, конечно, является сильным аргументом в пользу предположения, что Краткая редакция является источником Пространной.
Д. С. Лихачев одним из последствий закона цельности изображения считает «однонаправленность художественного времени. Повествование никогда не возвращается назад и не забегает вперед».[Лихачев. Поэтика. С. 258.] Следовательно, нарушение хронологической перспективы в Пространной Задонщине нужно считать явлением вторичным, неорганичным для первоосновы произведения.
Основной вывод Я. Фрчека — компилятивность второй части Задонщины, которая во многом составлена по материалам первой части памятника и, добавим от себя, по тексту Сказания о Мамаевом побоище. Во второй части Задонщины, как обратил внимание Я. Фрчек, после падения татар, тема разгрома татар превращена в своеобразный апофеоз победы русского оружия. Это, скорее всего, могло произойти уже после падения татаро-монгольского ига в конце XV в.
Считая вслед за С. К. Шамбинаго, что «редакция текста (Задонщины. — А. 3), представленная Кирилло-Белозерским списком, механически сокращена», Д. С. Лихачев полагает, что в ней «описание битвы прервано на половине». Ведь автор Краткой Задонщины не упоминает «ни выступления засадного полка, ни перелома в битве, ни отступления татар после битвы».[Лихачев. Когда было написано «Слово»? С. 140. По Р. П. Дмитриевой, также в К-Б «утрачена вторая часть произведения» (Дмитриева. Взаимоотношение списков. С. 256). Полагая, что Ефросин передает только рассказ о первой части битвы, Р. П. Дмитриева считает завершением списка К-Б краткий летописчик о событиях конца XV в. (Там же. С. 251). Летописец мог быть присоединен к Задонщине создателем списка К-Б, но это отнюдь не означало, что Ефросин «обратил внимание на незавершенность» найденного им дефектного текста Задонщины. Источник этого летописца обнаружила Р. П. Дмитриева (см.: Зимин А. А. Краткие летописцы XV–XVI вв.//Исторический архив. М.; Л., 1950. Кн. 5. С. 25).]
Но Задонщина — не летописное произведение с тщательным и последовательным изображением фактов Куликовской битвы, а их поэтический синтез, построенный по законам устно-поэтического творчества.
Список К-Б рассказывает не только о первой (неудачной для русских войск) части Куликовской битвы, ибо завершается перечнем погибших воевод и плачем по ним, т. е. естественным концом битвы в целом. Он в поэтической форме воспевает победу русских воинов («того даже было нелепо стару помолодитися»). Именно поэтому нет ничего удивительного, что в самом начале списка К-Б приводятся приметы, предсказывающие победу русского воинства.
В. П. Адрианова-Перетц в письме к Д. С. Лихачеву рассуждала: «Можно ли представить себе такого средневекового писателя, который, рассказав о приметах, потом показал бы, что они не оправдались? Если бы он не был уверен в том, что Куликовская битва была победой русских, зачем же он именно так расставил бы в своем рассказе приметы?».[Лихачев. Когда было написано «Слово»? С. 140–141.] «Если, — пишет Д. С. Лихачев, — большой текст второй половины „Задонщины“ рассматривать как дополнение, сделанное через сто лет после битвы, когда иго было официально свергнуто, то почему именно в это время понадобилось умалять значение современности, бывшей у всех перед глазами, и относить победу над татарами на сто лет назад?».[Лихачев. Когда было написано «Слово»? С. 140.] Но воспоминание о победах русских войск над своим многовековым врагом не было «умалением значения современности» в годы после победы над татарами в 1480 г., ибо борьба продолжалась и в дальнейшем. Создание повестей, прославляющих героизм русских воинов в прошлом, служило делу национального сплочения и завершению борьбы с наследниками Орды.
