На пути к мышлению или интеллектуальные путешествия в страну Философию - Баумейстер Андрей Олегович
6. Современное понимание реальности: философия и естественные науки
Теперь самое время вернуться к вопросу о месте и роли философской теории реальности в системе современных наук. Может ли претендовать онтология и метафизика на статус науки о фундаментальных структурах реальности? Не проигрывает ли она физике в точности и обоснованности? Может ли физик обойтись без философии? Наконец, может ли современный человек, задавая вопрос о том, что такое реальность, обойтись без философии?
Среди представителей естественных наук достаточно распространено ироническое отношение к философии. В нашей стране это также отчасти обусловлено не всегда качественным преподаванием философии на факультетах естественных наук. Однако выдающиеся ученые XX века с большим уважением относились к философии и сами задавались философскими вопросами. Достаточно назвать таких ученых, как Альберт Эйнштейн, Вернер Гейзенберг, Нильс Бор, Дэвид Бом, Юджин Вигнер и др. Наш соотечественник академик Владимир Вернадский называл философию корнями и жизненной атмосферой научного искания. В лекции 1902 года о научном мировоззрении он обращает внимание на то, что философские концепции и философские идеи составляют необходимый внутренний элемент науки. О чем это свидетельствует? Прежде всего о том, что картина реальности, описываемая естественными науками, остается принципиальным образом неполной и недостаточной.
В начале раздела я упоминал о попытках современных физиков создать «Теорию всего». Так, кстати, называется и художественный фильм, посвященный биографии известного физика и космолога Стивена Хокинга (The Theory of Everything) (премьера состоялась 7 сентября 2014 года). В фильме амбициозный молодой ученый реализует свои устремления, борясь с тяжелым телесным заболеванием. Выдающийся физик-теоретик Дэвид Бом так говорит об этом устремлении: физики работают над Великой единой теорией, которая смогла бы совместить все и описать Вселенную с помощью одного уравнения. Поиск единства лежит в основе современной науки. Однако, когда мы говорим о «Теории всего», что мы понимаем под этим «всем»? Что такое «все»? Вселенная, все вещи и события во вселенной? Но как тогда возможна теория «всего»? Как одно уравнение может описать все богатство и разнообразие реальности? И можно ли утверждать, что сложная структура этой реальности каким-то образом коррелирует с нашими возможностями ее понимания?
Очевидно, что Теория всего не претендует на то, чтобы описать всю действительность. Как говорит философ, теолог, космолог и математик Михал Хеллер, ее задача состоит в создании такой математической структуры, из которой логично вытекали бы все законы физики. Некоторые ученые считают, что Теория Всего должна быть единственно возможной физической теорией. Тогда должна была бы существовать только единая математическая структура, которую можно было бы интерпретировать как физическую Теорию всего. В этом случае утверждалось бы, что не существует никаких других фундаментальных законов природы, кроме законов, вытекающих из единой Теории. Это означает, что в случае формулировки Теории всего реальность приобрела бы вид замкнутой логической (математической) структуры, содержащей в своей основе основания для собственного самообоснования. Однако что это за основания? Как эти основания реальности коррелируют с основаниями нашего познания? Что это за странное сочетание глубин нашего познания с глубинами вселенной? Даже если бы мы смогли сформулировать Теорию всего, мы бы не были в состоянии обосновать положение, что эта Теория является единственно возможной Теорией.
Эти вопросы возвращают нас к другому принципиальному вопросу: что гарантирует тот факт, что математические модели работают в сфере физической реальности? Здесь мы попадаем в пространство сугубо философских проблем. Стремление физики и математики выявить и познать фундаментальные структуры реальности на новом уровне актуализирует проблему прояснения оснований самих этих наук. А вопрос об основаниях физики и математики (об основаниях естественных наук) максимально близко подводит нас к осознанию границ естественнонаучной методологии[46]. «Сегодня не осталось сомнений, что XX век поставил нас перед лицом нового великого потрясения - потрясения от ограничений, заложенных в научном методе»[47].
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})В Части первой мы упоминали выдающегося физика и математика Юджина Вигнера и его мысли, изложенные в статье «Непостижимая эффективность математики в естественных науках». Подбираясь к самим основаниям физики и математики, мы чувствуем восторг и удивление. Вигнер пишет: «Невольно создается впечатление, что чудо, с которым мы сталкиваемся здесь, не менее удивительно, чем чудо, состоящее в способности человеческого разума нанизывать один за другим тысячи аргументов, не впадая при этом в противоречие, или два других чуда - существование законов природы и человеческого разума, способного раскрыть их»[48].
Почему мир существует? Почему существует скорее что-то, а не ничто? Почему реальность имеет смысл и познаваема? Каким образом сугубо формальные и абстрактные структуры позволяют нам познавать действительность? Как объяснить удивительную согласованность нашего познания (и шире - символических языков) со структурами самой реальности? Все эти вопросы свидетельствуют о важной роли философии в современных научных исследованиях.
Вряд ли сегодня можно успешно защищать тезис, что философия придаст естественным наукам рациональные основания. Зато можно утверждать, что диалог естественных наук с философией не только был источником и внутренним мотивом развития наук на протяжении их истории, но остается плодотворным и для современных научных поисков.
Картина реальности, предложенная естественными науками (и, в конце концов, физикой), в наиболее важных и узловых своих фрагментах не только указывает на собственные пределы, но и побуждает самих ученых к размышлениям, требующим определенного дополнительного языка. Это и есть язык философии. В завершение наших рассуждений я предложу ряд примеров, свидетельствующих о продуктивности и необходимости диалога между философией и естественными науками. Эти примеры будут полезны для дальнейших исследований философской теории реальности.
Начну с общего тезиса: понимание реальности исключительно в пределах, очерченных естественнонаучной методологией, выявляет то, что можно назвать онтологическими разрывами (разрывами в нашей картине мира). Почему появляются эти онтологические разрывы? А потому что радикальное натуралистическое толкование реальности порождает вопросы, которые невозможно решить в рамках естественнонаучной методологии.
1. Научная картина мира и наше обыденное понимание реальности. Мы живем в удивительном мире. Мы воспринимаем цвета, ароматы, вкусы, любуемся голубым небом, красными розами, блуждаем лесными тропинками или сидим у живописного озера. Мы радуемся и грустим, беспокоимся и надеемся, любим и ненавидим. Безграничная палитра человеческих чувств и эмоций отражена в мировой литературе, музыке и живописи. Однако уже Платон считал все это богатство всего лишь отражением и слабым подобием истинного бытия идей и чисел. Настоящая реальность для него представала как чисто интеллигибельная структура, открытая только для чистой мысли (для мышления, освобожденного от всего чувственного и эмоционального).
Мы ведь отмечали, что современная наука во многом пошла по пути Платона. Галилей считал, что мир состоит из частиц, которым присущи лишь два свойства: масса и движение. Их он называл «первичными качествами» (то есть характеристиками реальности, независимыми от нашего сознания, от перспективы наблюдателя). Под «вторичными качествами» Галилей понимал такие феномены, как цвета, звуки, тепло и т. п. Они существуют только в нашем сознании, то есть они не являются чем-то объективным. Ведущие мыслители Нового времени, например, Рене Декарт и Джон Локк, придали этой позиции философское обоснование. Ньютон усилил тезис Галилея, связав свойства реального мира с математическими характеристиками. Человек в контексте такого подхода понимался как созерцатель гигантской математической системы, а все богатство человеческого мира истолковывалось лишь в качестве наших субъективных проекций, как то, что существует только в нашем сознании.