Александр Шубин - Демократический социализм — будущее России

Биолого-экологический подход предполагает иную логику: большинство населения не в состоянии воспринять наши идеи, оно враждебно им и обречено на вымирание. Поэтому сдерживать кризис может только просвещенное меньшинство, элита. Более эффективным это сдерживание будет, если элита получит в руки рычаги авторитарной власти. Получить их с помощью выборов нельзя, поэтому следует либо внедрять своих людей в бюрократические структуры, либо опираться на поддержку «цивилизованных стран».

Каковы могут быть главные направления реформ, вытекающие из социально-экологических постулатов? Может быть для предотвращения катастрофы достаточно лишь западного уровня «демократии»? Сомнительно. Экологическая ситуация на Западе хоть и лучше нашей, но далеко не безупречна. К тому же экологическое и экономическое благосостояние Запада во многом поддерживается за счет стран Третьего мира. Увы, но Западное общество, как и наше, является индустриальным, пронизанным на всех уровнях духом управления, господства над личностью и природой со стороны элиты — будь то подчинение рабочего менеджеру на производстве или подчинение сознания манипуляциям средств массовой информации. Современное индустриальное общество является не просто авторитарным, а сверхуправляемым. Более тесно связанные с природной средой группы населения отчуждаются от компетентного участия в принятии касающихся их (в том числе здоровья их членов) решений.

Может быть сверхиерархичное индустриальное общество — «недоразумение», от которого можно избавиться мгновенно, просто объяснив людям, что «так жить нельзя»? Увы, иерархия обусловлена вполне объективным опережением человеческих потребностей по отношению к возможностям общества. Уж так человек устроен — абстрактное мышление заставляет его мечтать о том, чего еще нет у него в руках. И пока человек мечтает прежде всего о материальных благах (а это будет продолжаться, пока он этими благами не насытится), общество будет концентрировать усилия для добывания все новых и новых энергетических возможностей. А это невозможно без иерархии и специализации. Чем больше концентрация энергии (а с ней — и экологические дисбаллансы), тем сильнее иерархия и специализация, тем более одномерен человек и отчуждена от общества элита.

Так возникает тесная увязка иерархической культуры и «вертикальной», управляемой структуры общества. Соответственно, и индустриальная структура общества тесно связана с технократическим сознанием, предполагающим подконтрольность сил природы человеческому разуму. Распространение технократической идеологии в качестве «нормальной», «общепринятой» происходит целенаправлено, так как эта идеология соответствует властным и имущественным интересам правящей элиты, отчужденной от остального общества и от природной среды. Технократическая культура, культура материального потребления, таким образом, становится инерционной силой, продолжающей раскручивать механизм энергопотребления-укрепления управляемого общества уже тогда, когда основные материальные потребности общества удовлетворены, и возникает возможность развития прежде всего информационно-духовных его потребностей (что предполагает при прочих равных условиях меньшее энергопотребление, так как информация делима без значительных материальных затрат).

Есть ли выход из замкнутого круга, в котором сложившаяся социальная структура упорно воспроизводит сама себя? Судя по опыту стран, опережающих Россию в своем развитии, отчуждение индустриального общества все же постепенно смягчается, растет влияние групп, не входящих в правящую элиту, «вертикализация» общества снижается, становится менее напряженной демографическая ситуация. Такие изменения благоприятно сказываются и на состоянии природной среды. Это дает шанс на выход из острого экологического кризиса, «граничащего» с экологической катастрофой. Эти перемены на Западе стали возможными благодаря систематической и иногда весьма решительной борьбе общественных организаций и реформистских партий против государственных и финансовых институтов. Опыт этой борьбы и осмысление причин кризиса современной индустриальной системы помогает сформулировать основные направления социально-экологической реформы.

Во-первых, социально-экологическое движение должно бороться за вытеснение управленческих структур самоуправлением, усиление роли локальных интересов, теснее связанных с конкретной природной средой. Это может достигаться как путем «лоббирования» в пользу соответствующего законодательства, так и проведения просветительских программ, позволяющих населению освоить технику самоуправления и понять его преимущества. Одновременно экологическое движение должно, на мои взгляд, поддерживать создание самоуправляющихся организаций (общин, предприятий, поселений, причем необязательно специфически экологических). Действительное самоуправление при доступе к экологической информации неизбежно тяготеет к экологичности.

Во-вторых, политическая задача социально-экологического движения — ограничение функций централизованной бюрократии в пользу общественных институтов и представительных органов власти, поскольку исполнительная власть (кроме специализированных экологических органов, которые должны быть скорее не исполнительными, а контрольными) в силу своих объективных интересов всегда противостоит экологическим приоритетам. Зависимость исполнительной власти от представительной не только снижает уровень авторитаризма в обществе, но и усиливает роль низовых гражданских движений, в том числе экологических. Идея выдвинуть и добиться избрания «экологического президента» гораздо дальше от воплощения, чем планы получить сильную фракцию в парламенте, способную влиять на курс правительства. Таким образом, как эта мысль не покажется далекой от экологии, при прочих равных условиях экологисты должны выступать за правительство, ответственное прежде всего перед парламентом, а не перед президентом. Это, конечно, не значит, что парламентская система является идеальной. Мы должны выступать за постепенную передачу полномочий всех центральных органов (в том числе и парламентских) на места, за усиление региональных институтов. Но за несколькими важными исключениями, о которых ниже.

В-третьих, с точки зрения экологического движения предпочтительнее децентрализация экономической структуры, общественная поддержка альтернативных индустриальным форм жизни и «чистых» технологий, технологической демонополизации и разукрупнения. Например, пока преобладает централизованное энергоснабжение, переход к «альтернативной энергетике» остается утопией. Целенаправленная политика демонополизации и экологический контроль за качеством потребления невозможны без вмешательства общества в отношения собственности, без общественного регулирования экономики, то есть без элементов социализма в изначальном, небольшевистском значении этого слова.

И, наконец, в-четвертых, общее стремление «зеленых» к самоуправлению, регионализации, разгосударствлению и децентрализации не должно означать немедленного демонтажа и радикального разрушения государственных структур, воспринимаемых подчас «радикальными» экологистами как «временное недоразумение». Многие функции государства будут сохраняться длительное время по двум причинам: во-первых, экологический кризис носит глобальный характер, и для его сдерживания локальных мер не достаточно; во-вторых, технократическое и авторитарное сознание может реализовываться и через структуры самоуправления. Несмотря на то, что самоуправление как таковое способствует антиавторитарным тенденциям, легко себе представить вырождение какой-либо общины в очень деспотичное, замкнутое и, кстати, экологически опасное сообщество. Так, например, некоторые общины индейцев в Америке готовы хранить у себя радиоактивные отходы за плату несмотря на протесты соседей. Своя рука владыка — эти общины автономны. Этот пример и многочисленные примеры нашего «парада суверенитетов» показывают, что автономия самоуправляющихся сообществ на нынешнем уровне развития культуры должна быть ограничена обязательствами перед обществом в целом с помощью федеральных стандартов — экологических, социальных и гражданских. Нарушение одного из двух последних неминуемо воспроизводит авторитарную систему, являющуюся при современном уровне знаний и технологических возможностей мотором экологического кризиса. Решения по поводу поддержания этих стандартов должны приниматься не исполнительной властью, которая заинтересована в их нарушении, а отдельной контрольной властью, специализирующейся только на поддержании законодательно установленных стандартов и обладающей безусловным правом вето в отношении любых решений и соответствующим аппаратом принуждения. Незыблемость основных стандартов будет способствовать укреплению права как такового, поможет перейти в режим его автоматического соблюдения, обусловленного не страхом перед правоохранительными органами, а культурной традицией. Это, в свою очередь, поможет перейти от законодательства к преобладанию договорного права.