Александр Вейн - «Сон — тайны и парадоксы»
Во всех стадиях медленного сна, особенно в IV стадии, абсолютная частота пульса была у наших пациентов выше нормы. Это учащение могло свидетельствовать об активизации физиологических процессов, и тогда становилась понятной легкость пробуждения из медленного сна. Разбуженные в дельта-сне, три четверти больных признали, что заснули ненадолго, а остальные сказали, что не спали совсем, хотя никто не могу вспомнить, о чём думал в этом время. Когда мы будили своих пациентов в стадиях дремоты и сонных веретен, особенно в первых двух циклах, они тоже отрицали сон, но говорили, о чём думали: о событиях минувшего дня и повседневных заботах. О сновидениях в медленном сне и о «мыслях» отчётов было мало. Доля быстрого сна у них была в среднем такой же, как у здоровых людей, но опять-таки в среднем. У некоторых он занимал 7-8% всего сна, а приблизительно у четверти больных превышал 26%. Уменьшение доли быстрого сна было свойственно тем, кто поздно засыпает.
У всех обследованных пульс в быстром сне реже, чем в бодрствовании и чем в IV стадии, движений глаз тоже было немного. Содержательных отчетов о сновидениях мы от них не получили, а краткие отчеты дала лишь половина больных. Содержательные отчеты бывают тогда, когда пульс в быстром сне не реже, а наоборот, чаще, чем в IV стадии. У половины пациентов на фоне быстрых движений глаз периодически появлялись сонные веретена — сочетание, характерное для депрессии. У некоторых быстрый сон наступал сразу же вслед за ночными пробуждениями — такое у здоровых людей бывает лишь в позднем утреннем сне, а патологии встречаются при нарколепсии. Две пятых больных просыпались по три раза за ночь и больше, движений у всех было раза в полтора больше, чем у здоровых людей, причем в первый час их было так много, что этот час мы в своих подсчетах даже не учитывали. Некоторые засыпали тотчас же и спали до утра, но вертелись всю ночь.
Мы уже сказали, что лишь одна десятая часть больных спала менее 4 часов. Менее 5 часов спала только треть (да и то не каждую ночь). Но все до единого утверждали, что спали 3-4 часа. Половина пожаловалась на то, что на засыпание ушло не менее часа, между тем каждый второй из них ошибся: засыпали и через 20 минут, и через 15. Из опытов В.П. Данилина мы знаем, что люди, которых будят во время медленного сна, оценивают длительность сна неверно. Наши больные тоже просыпались во время медленного сна и тоже оценивали длительность своего сна неверно. Медленный сон у них был недостаточно глубок и им не хватало дельта-сна. От этого и зависела в известной степени их удовлетворенность сном. Но только ли от этого? Стоит, пожалуй, еще раз вернуться к этому вопросу.
Дневное бодрствование у больных мы исследовали с помощью электроэнцефалограмм и корректурной пробы. Корректурная проба — очень простой тест: человеку дают какой-нибудь напечатанный текст и просят зачеркнуть в нем, скажем, все буквы К и Р. Корректурную пробу наши пациенты выполняли в полтора раза медленнее здоровых людей, но ошибок у них было не больше, чем у здоровых, даже меньше. Медлительность их объяснялась скорее всего не сонливостью, а тем, что для них этот тест означал слишком многое: все они были мнительны, а тут проверялось их здоровье.
Объективные изменения в картине сна у больных неврозами сводятся, таким образом, к сокращению длительности сна «со всех сторон», к увеличению стадий поверхностного сна и сокращению дельта-сна, к уменьшению фазических компонентов быстрого сна и к переменам в частоте и динамике пульса. Иными словами, нарушена вся структура сна и изменены соотношения между его частями. Но кроме объективных изменений, есть еще и субъективные. Течение болезни во многом зависит от того, что чувствует больной и как он сам оценивает происходящее. Что его тяготит в первую очередь? Конечно, общее недосыпание, нехватка сна. Пяти часов недостаточно для сензитивной натуры невротика. Что еще? Частые пробуждения, особенно из медленного сна и особенно в первых двух циклах, когда быстрый сон, помогающий правильно оценивать длительность сна, еще невелик или искажен, и человек, который проснулся, проспавши, скажем, два часа, думает, что он спал минут пятнадцать, что теперь он не заснет и так далее.
Эмоциональные расстройства, лежащие в основе невроза, влияют, таким образом, на сон вдвойне — непосредственно на структуру сна и на его восприятие. Весьма возможно, что это эмоциональное напряжение и увеличивает активность пробуждающей системы, а та не дает углубляться дельта-сну и заставляет человека просыпаться среди ночи. Увеличение абсолютной частоты пульса, усиление кожно-гальванической реакции и выработки катехоламинов — все это признаки физиологической активации, связанной с эмоциональными сдвигами.
О том, что эмоциональное напряжение может стать причиной гиперактивности пробуждающей системы, свидетельствует и психологическое обследование больных неврозами с нарушениями сна, которое с помощью миннесотского теста провели в нашей клинике О.А. Колосова, Ф.Б. Березин и B.C. Ротенберг. У больных обнаружились высокие показатели по шкалам депрессии, ипохондрии, тревожной мнительности, шизоидности; иногда эти показатели выходили далеко за рамки нормы.
Мы знаем, что эмоциональные нарушения являются следствием разнообразных внутренних конфликтов, не находящих выхода в деятельности человека. Но ведь принципиальные условия для возникновения таких конфликтов существуют у всех людей. Не все, очевидно, обладают достаточно надежными и эффективными механизмами защиты от конфликтов. Вспомним еще раз сензитивных людей, которые любят спать долго и даже сами объясняют это стремлением уйти от забот, то есть от тех же конфликтов. Это люди здоровые, но с такими же чертами личности, которые присущи и больным неврозами. Можно предположить, что в стрессовой ситуации у сензитивнных должна расти потребность во сне, который защищает личность от неразрешенных конфликтов. Если она удовлетворена, то эмоциональное напряжение угасает и невроз не развивается. У наших же больных быстрый сон оказался качественно изменен — его защитные механизмы, безусловно, были функционально неполноценными (мало быстрых движении глаз, отсутствие содержательных отчетов о сновидениях). Такая хроническая неполноценность сродни частичному, но тоже хроническому лишению быстрого сна, а оно, как нам известно, приводит к повышенному возбуждению, расторможенности, физиологическое активности. Правда, в этом состоянии должно усилиться действие других защитных механизмов. Но тут, возможно, эти механизмы у больных неврозом или склонных к неврозу тоже оказываются недостаточно эффективными. Механизмы эти нуждаются в большом количестве энергии, её выработка неизбежно связана с усиленной физиологической активностью, а та столь же неизбежно увеличивает готовность мозга к пробуждению. Может быть, пока человеку не хватает одного лишь быстрого сна, субъективное восприятие сна остаётся нормальным. Но когда компенсирующие механизмы защиты обнаруживают свою неэффективность, и побуждаемая ими к усиленной работе мозговая энергетика начинает подтачивать дельта-сон, человек ощущает, что со сном у него не всё ладно.
Движения, которые человек совершает во сне, мешают ему погрузиться в глубокий сон. Здоровые люди от этого не просыпаются, но больной неврозом может проснуться, и у него непременно возникает ощущение, что сон был плох и краток. Этим и объясняется, очевидно, парадоксальное сочетание астенических жалоб с объективно достаточным уровнем бодрствования, способностью к концентрации внимания и повышенной возбудимостью. Обычно нехватка дельта-сна порождает апатию, вялость, сонливость, но если эта нехватка вызывается не внешними воздействиями, а внутренними — усилениям психической и физиологической активации, то сочетание астенических жалоб с возбужденностью, пожалуй, не так уж и удивительно.
Все люди, и здоровые, и больные, жалуются порой на неприятные сновидения. Казалось бы, это противоречит представлениям о стабилизирующей функции быстрого сна. Но если мы будем различать компенсирующую работу сновидений, при которой конфликтная информация нейтрализуется, превращаясь в образы, и интерпретационную работу, благодаря которой эти образы теряют устрашающие черты, то противоречие исчезнет. Неполадки в конденсирующей работе делают сны бедными, неполадки в интерпретационной — неприятными. При неврозах могут нарушиться обе функции, и тогда всё, что будет сниться больному в быстром сне, он запомнить плохо, а то, что в медленном, хорошо. Нехватка полноценного быстрого сна увеличит психическую активность в медленном. Вот почему все наши пациенты жалуются на «непрекращающуюся работу мозга». Что касается истоков функциональной неполноценности системы быстрого сна и сновидений, т она может быть врожденной, её может вызвать негрубое поражение мозгового механизма быстрого сна, наконец, она может оказаться одним из проявлений общих нарушений в структуре сна.
