Лев Минц - Котелок дядюшки Ляо

— Гора была така кутна… — Пан Проуза задумался на мгновение и добавил: — Така кутна — аж з лишкем…

Впоследствии выяснилось, что пан доктор полагал, что говорит по-русски. Я же в простоте душевной думал, что недостаточно понимаю по-чешски. Так или иначе, но смысл, заключенный в имени города, тогда ускользнул от меня.

И, лишь порывшись в словарях, я смог уяснить себе смысл докторских слов. «Кутна» — прилагательное от глагола «кутати» — извлекать из земли руду; «кутна гора» — местность, богатая ископаемыми. В словарь я полез незадолго до того, как попал в Кутну Гору, и, наверное, если бы я не увидел города сверху и снизу — в буквальном смысле, — то вряд ли мне помог бы лексикон.

Места эти богаты серебряной рудой: для добычи и обработки серебра и был основан город. Впрочем, тут надо задержаться. Дело в том, что город Кутна Гора никогда не был основан и долго одновременно существовал и — официально — не существовал. Его могли не признавать, но он не мог не возникнуть: гора, как верно заметил доктор Проуза, и вправду была очень уж «кутна».

В 1132 году был основан монастырь. Заложили его потому, что в самом начале XII века брату Антонию, бродячему монаху, приснился сон…

И увидел брат Антоний во сне: лежит он в лесу, а у головы его вырастают из земли три серебряных прутика.

Мало ли что снится измученному анахоретской жизнью монаху, но, если этот монах — цистерцианец, на его сон стоило обратить внимание. Ибо сам орден занимался прежде всего делами мирскими и реальными. То был, современным языком говоря, своего рода геологический НИИ. С центром во Франции и широко разветвленной сетью филиалов. Бродячие монахи, расходившиеся по всей Европе, несли в своих котомках образцы минералов. Монастыри ордена находились в богатых рудами местах, а разработки, как правило, начинались вскоре после основания монастыря. Изрядная доля дохода шла в орденскую казну.

Брат Антоний, несомненно, был квалифицированным геологом, ибо даже сон ему приснился с точки зрения минералогии грамотный: самородное серебро встречается в природе в виде именно таких прутиков, которые узрел благочестивый монах. Руководство ордена увидело во сне брата Антония перст Божий и в 1132 году, купив землю, основало монастырь. Как раз там, где находится нынешняя Кутна Гора.

Цистерцианцы сами стали вести разработки лишь на одном участке (как мы увидим дальше, и в этом проявилась их геологическая квалифицированность), а остальные сдавали за восьмую часть дохода предприимчивым людям. В рудокопах недостатка не было: все знали, что цистерцианцы действуют наверняка.

С того времени и начинается Кутна Гора. Долгое время город числился поселением на монастырских землях, и, следовательно, горожане платили монастырю за все: за право открыть лавку или мастерскую, за постройку моста, за выпас скота. Изобретательность средневековых крючкотворов была поистине неисчерпаемой, и список этот можно продолжать бесконечно.

Кутногорское серебро покупали феодальные владетели, которых немало было тогда в Королевстве Чешском. Из серебра каждый из них чеканил свой минц — монету в собственных мастерских-минцовнах. Горожане богатели на добыче и обработке серебра, и зависимость от монастыря тяготила их все больше и больше. И так же все больше мешало чешским королям своеволие феодалов. В 1300 году король Вацлав II провел реформу: все мастерские из шести городов он собрал в Кутну Гору, в единый «комбинат» — Влашский двор, во главе которого поставил своего чиновника — королевского министра. Над входом в каждую мастерскую вытесан был ее прежний герб; но монета, выходившая из-под чекана, была одинаковой: серебряный пражский грош.

В 1327 году король прислал в Кутну Гору рихтара — королевского чиновника, ведающего городскими делами независимо от церкви. А через некоторое время, все еще не объявляя Кутну Гору городом, король пожаловал ей городскую печать.

Через некоторое время и монастырские шахты отошли в королевскую казну. Но чуть ли не до середины XIX века восьмая часть доходов выплачивалась монастырю.

Двадцать пять чеканщиков работали на Влашеком дворе, и каждый из них чеканил в день 850 серебряных монет, тяжелых, полновесных пражских грошей! Кажется, что лозунг «время — деньги» родился именно здесь, ибо все подчинено было производству монет. Даже часовня Влашского двора обращена не на восток, как все католические часовни, а на запад: войти в нее можно прямо со двора, что давало экономию драгоценного (в буквальном и переносном смыслах) времени минут в десять. Вот вам небольшая задача по арифметике: сколько монет можно было отчеканить за это время, если продолжительность рабочего дня составляла примерно 10 часов? Король Вацлав II, лично распорядившийся о строительстве «часовни наоборот», в арифметике разбирался…

В «Средневековые серебряные копи» — филиал Кутногорского городского музея — входить разрешается только группами, по нескольку сеансов в день. Нас собралось человек десять. Для начала всех повели на склад. Там аккуратно, как шинели в казарме, висели светлые брезентовые плащи, над ними пластмассовые коричневые каски. На столе стояли большие квадратные фонари. Плащи и каски мы должны были надеть на себя.

Мы долго спускались вниз по почти отвесным лестницам; сверху виден был бледно-голубой кусочек неба, а внизу еле заметно светился фонарь экскурсовода. Потом гуськом двинулись по какому-то узкому коридору. Я посветил на стену и увидел, что проход вырублен в камне. То и дело спина человека, шедшего передо мной, исчезала — коридор круто сворачивал в самых неожиданных местах, и становилось на мгновение жутко. Я убыстрял шаги, потому что казалось: отстань хоть на минуту, и оторвешься от группы, и обязательно заблудишься в подземном лабиринте. Хотя, кстати, лабиринта не было, а идти можно было только по тому же виляющему коридору. Он вел куда-то вниз, но догадаться об этом можно было лишь по тому, что через каждую минуту по цепи передавалось: «Осторожней, ступенька».

Тогда мы светили под ноги, чтобы разглядеть крутую, неровную ступеньку. Иногда коридор становился таким узким, что приходилось идти боком, а иногда мы чуть не в пояс сгибались. Но и тогда, когда можно было идти в полный рост, я от двух до пяти раз в минуту глухо стукался каской о потолок. Неумолчный стук сопровождал нашу группу по всему пути. Наверное, моему спутнику инженеру Бенде, могучему человеку почти двухметрового роста, приходилось еще труднее. Мысль о том, как трудно Бенде, делала как-то легче мой путь.

На широкой площадке нас ждал экскурсовод. Вынув из кармана бечевку, он привязал к ней горящий фонарь и начал опускать его в какую-то дыру в полу. Внизу блеснула вода. Щелкнул выключатель, и мы увидели, что дыра пробуравлена человеком: она широка и почти правильной формы.

Мы шли все время по самому верхнему коридору, а там внизу был такой же, и еще множество коридоров, и площадок, и дыр в полу. Лет триста-четыреста назад между ними ставили деревянные желоба, по ним вытаскивали в корзинах руду, и по ним же спускались в шахту и поднимались на свет рудокопы. Спуск занимал минут двадцать — с самого верха до нижних горизонтов. Рудокопы попросту съезжали вниз. Раз в полгода им выдавали широкие короткие кожаные штаны, которые надевали поверх одежды. Спецодежды хватало месяца на два. Треть сохранившихся в архиве прошений рудокопов содержит в себе жалобы на то, что кожаные штаны слишком быстро изнашиваются. Остальное, очевидно, казалось нормальным — десятичасовая работа, скорчившись в сырости и почти полной темноте. Дорога наверх занимала часа три: измученным людям приходилось пробираться по тем же желобам.

Когда группа двинулась дальше, инженер Бенда бросил в дыру камешек. Я успел досчитать до восемнадцати, прежде чем послышался плеск.

И некоторое время я ощущал между лопаток холодок, когда мы вылезли из шахты и грелись на залитой солнцем бетонной площадке у входа в «Средневековые серебряные копи».

Как мы уже говорили, геологическая квалифицированность братьев-цистерцианцев сказалась даже в выборе участка для разработок. Дело в том, что руда подходит в Кутной Горе довольно близко к поверхности в одном месте — там, где и стоит теперь город. Перекрыты выходы руды толстенным слоем лёссовой глины, которую нетрудно копать даже самой примитивной средневековой техникой. А рядом над рудой выпирает мощный слой известняка, придавленный еще более толстым слоем песчаника. (Они-то, кстати, и образуют ту самую «гору, которая, кутна».) И к руде надо пробираться сквозь камень.

Казалось бы, легче заложить копи на низине, где до серебра рукой подать. Тем не менее святые отцы, оставив за собой трудный участок, раздали участки на низине всем желающим. Та шахта, по которой мы прошли с инженером Бендой, поминутно стукаясь касками о низкий потолок, принадлежала монахам.