Славянская мифология. Словарь справочник - А. М. Вагурина
Если из слова «язык» вычесть «зык», отзвук вечной правды, останется последняя буква русского алфавита, на что, впрочем, древнерусская традиция находила веское возражение: «Да аз первая». Действительно, русский алфавит располагался между двумя обозначениями первого лица, и это знаменательно: по существу, весь русский алфавит высказывал апокалиптическую истину, то, что говорит о Себе Агнец Божий Христос: «Я есмь Альфа и Омега, Первый и Последний» (Откр. 1, 8). Бог говорит о Себе: «Я есмь», и каждый человек, называющий себя «я», вольно или невольно подтверждает, что он образ Божий. Так в повседневной, обиходной речи подтверждается таинственная истина, возвещаемая словом: я — зык, то есть, «я» — отзвук Божественного имени, а я сам — образ и подобие Бога. При этом само по себе «я», как бы оно не обозначалось в разных языках, — из мифов миф. В самом деле, что такое «я»? Это не желудок, не легкие, не печень, не сердце и даже не мозг. Можно сказать о себе «я хороший», «я плохой», «я умный», «я глупый», но все это внешние признаки «я», даже если они врожденные. О самом «я» ничего не скажешь, кроме как «я — это я». Так называет себя каждый человек, и в каждом случае он обозначает нечто уникальное, неповторимое. О самом «я» нечего сказать именно потому, что словом «я» сказано о человеке все. Когда человек теряет сознание своего единого «я», когда его «я» расщепляется на несколько разных «я», врачи говорят, что этот человек психически болен, у него шизофрения. «Я» означает необходимую жизненную позицию человека по отношению к миру и к самому себе. Уже первый крик новорожденного определяет эту жизненную позицию, ибо даже для того, чтобы дышать, необходимо отличать себя от мира и вступать с ним в некий контакт. Тот, кто совсем не отличает себя от внешнего мира, сам превращается во внешнее: в разлагающееся мертвое тело, но та же участь постигает и того, кто не хочет иметь с миром ничего общего: он гибнет в самоубийственной изоляции. Мироощущение человека не может быть отвлеченной идеей, оно лежит в основе дыхания, еды, питья, не говоря уже о моем отношении к другому человеку. Мое мироощущение — это все то же мое таинственное «я», произносимое всеми одинаково, присущее всем, но при этом мое и только мое.
Мироощущение человека — само миф и одновременно начало каждого мифа. Миф есть присутствие человека в мире, распространяемое на весь мир. Миф реален, потому что для человека нет ничего реальнее его мироощущения. В то же время как раз из мифа явствует, что миф не может быть совершенно ошибочным, превратным или ложным. Руководствуясь мифами, человеческий род просуществовал тысячелетия, досуществовал до нашего времени и намерен дальше существовать. Это опять-таки вопрос, что достовернее информирует человека о мире, миф или современная наука, в особенности, если наука не сознаёт своего собственного мифического корня. Так или иначе тоска по мифу — существеннейшая примета современной духовной жизни, и жизненно важно отличать подлинный миф от его низкопробного суррогата. Миф многозначен именно потому, что он по своей природе не способен вводить человека в заблуждение. Говорят, что язычество — это многобожие, но боги являются богами, ибо у них есть нечто общее: их божественность. Эта божественность едина, и отдельные боги, как и вообще все существа, — лишь ее проявления. Таким образом, естественная религия человечества — пантеизм, отождествляющий все существующее с божеством, а поскольку божественно все существующее, оно не может не включать себя и человека, говорящего о себе: «я». Следовательно, по крайней мере одна из формул пантеизма: «мир — это я».
Нечто подобное мы находим в древнейшем памятнике индийской мысли, в «Чхандогья Упанишаде». Мудрец Уддалака Аруна говорит своему сыну Шветакету: «И эта тонкая /сущность/ — основа всего существующего, То — действительное, То — Атман. Ты — одно с Тем, Шветакету» (Чхандогья Упанишада, Москва, 1992, с.115). «Tat tvam asi» на санскрите буквально означает: «Ты еси то». Но если ты есть то, а «то» есть основа всего существующего, то ты и я тоже (то же), и я, собственно, не к тебе обращаюсь, а к самому себе: я — это ты, ты — это я, я основа всего существующего, мир — это я. Такова истина, расположенная у истоков индийской мудрости и, может быть, у истоков философии вообще. Это тоже миф, но миф, опровергающий другие мифы или, по крайней мере, рассматривающий их как нечто вспомогательное, вторичное по отношению к самому себе. Однако три санскритских слова можно понять и совсем иначе.
Если ты есть то, а то — это я, значит не только «то» (то есть все или мир) — это я, но и я — это мир, то есть я — то, я — оно, и оно — я. Тогда в пантеистической формуле начинает преобладать третье лицо (оно), и если первое прочтение пантеистической формулы можно назвать пантеизмом первого лица, то наряду с ним различается пантеизм третьего лица: весь мир (и я в том числе) оно, Ding an sich, как сказал Кант, вещь как таковая, вещь, о которой ничего не известно, кроме того, что она есть. Это основополагающий миф западной культуры; он распознается уже в древнегерманской мифологии, например, в золоте Рейна, которому Рихард Вагнер посвятил свою знаменитую тетралогию «Гибель богов». Название это характерно. В основе великих пессимистических теорий лежит, как правило, именно пантеизм третьего лица, опровергающий личность безликим, неопределенным «оно», подобным слепой злой воле в философии Шопенгауэра.
Вероятно, уже во втором тысячелетии до Рождества Христова произошел великий религиозный раскол между двумя ветвями арийского племени, индийской и иранской. Благие божества древних индийцев, именуемые «дэва», оказались для иранцев грозными
