Маргарита Павлова - Неизданный Федор Сологуб

Смерть, воспринятая как ступень к грядущему воскресению, интонирует все позднее творчество Сологуба и придает ему исключительную монолитность и особый орфеический тон. В своих многочисленных молитвенных обращениях к Творцу поэт как бы дерзает повторить подвиг великого певца древности, скорбь которого об усопшей возлюбленной сокрушила волю богов.

Одновременное усиление в поэзии 20-х годов двух на первый взгляд противоположных тенденций (связи с современностью и «воли к смерти») по своей сути не являлось конфликтным. Резкое неприятие и отрицание советского режима, осложненное болью личной потери, сопровождалось обострением чувства одиночества, которое по-своему стимулировало творческий процесс. Творчество, всегда являвшееся для Сологуба самой высшей ценностью, в 20-е годы становится для него и единственной реальностью.

С точки зрения интенсивности поэтического труда последние годы жизни поэта уникальны, особенно 1925–1926 гг. При хронологическом расположении текстов легко заметить, что Сологуб писал почти ежедневно, иногда по два, три или даже четыре стихотворения в день. При такой интенсивности художественный уровень произведений достаточно часто опускался ниже «планки», установленной им в лучших образцах лирики. Обилие несовершенных опусов, несомненно, не отнимает у Сологуба имени большого поэта. Кроме того, резкое колебание художественного уровня текстов в определенном смысле предполагалось своеобразием его поэтической системы и подчинялось авторскому заданию.

Например, сравнивая лексику шедевров и так называемых неудавшихся стихотворений, можно заметить, что она чрезвычайно однородна и однообразна. Одними и теми же словами Сологуб изъясняется и в лучших, и в слабейших произведениях и, при резко ограниченном словоупотреблении и высокой частотности отдельных словосочетаний, достигает противоположных результатов. При сквозном прочтении его поэтических текстов создается иллюзия сознательного языкового пасьянса, к которому прибегал автор. Подобно шахматисту, просчитывающему все возможные варианты партии с данным числом фигур, Сологуб, казалось, «просчитывал» возможные варианты сочетаний опорных слов и образов, чтобы создать из них единственный — совершенный текст. Со всей определенностью это устремление поэт выразил в стихотворении «Скучная лампа моя зажжена…» (1898):

Господи, если я раб,Если я беден и слаб,       Если мне вечно за этим столом       Скучным и нудным томиться трудом,           Дай мне в одну только ночь           Слабость мою превозмочьИ в совершенном созданьи одномЧистым навеки зажечься огнем.

В свете герменевтических поисков Сологуба вполне объяснимо, почему он не уничтожал слабые, «графоманские» сочинения. Они были рабочим материалом, необходимым при установке на создание идеального текста, некоей магической словесной формулы, — нельзя снимать леса, пока здание не достроено. Гигантский труд Сологуба за 50 лет творческой жизни может быть уподоблен поиску «философского камня» поэзии, и в этом смысле материалы к полному собранию стихотворений являются памятником уникальной творческой лаборатории поэта-символиста.

В настоящей публикации стихотворения расположены согласно хронологическому принципу, за исключением цикла 15 басен 1924–1925 гг., который печатается автономно в целях сохранения художественного целого. Подавляющее число текстов в материалах к собранию датировано. Даты, не проставленные автором, восстановлены с помощью библиографии к стихотворениям, подготовленной Сологубом (ИРЛИ. Ф. 289. Оп. 1. № 543–544).

Библиография состоит из трех разделов: стихотворения, включенные в собрания сочинений; стихотворения, опубликованные в сборниках и в периодике; ненапечатанные стихотворения. Каждый из разделов представлен рукописной картотекой, карточки расположены в алфавитной последовательности по первой строке. Кроме того, библиография содержит общую, сквозную для всех текстов хронологическую картотеку, с помощью которой, за редким исключением, можно выявить дату написания текста[17].

Стихотворения, написанные после 1918 г., Сологуб, как правило, отмечал двойной датой: по старому и по новому стилю (в скобках). Систематически двойные даты он начал использовать после 1921 г., в связи с чем многие тексты 1918–1921 гг. в материалах к полному собранию стихотворений датированы только по старому стилю, которому Сологуб отдавал предпочтение. В то же время на карточках авторского библиографического указателя в подавляющем большинстве случаев в датировке сделаны дополнения с учетом нового стиля. В настоящей публикации стихотворения, написанные после 1918 г. и датированные Сологубом по старому стилю, печатаются в целях единообразия в соответствии с поздними поправками.

В связи с тем, что все известные библиографические указатели к творчеству Сологуба наиболее ущербны в области лирики, существенной трудностью при составлении настоящей подборки было выявление неопубликованных произведений. Проследить все прижизненные публикации стихотворений поэта в провинциальных и даже в столичных газетах — задача трудноисполнимая. Библиография самого Сологуба не является исчерпывающей, в ней не всегда учитывается факт газетной или зарубежной публикации. В отдельных случаях на библиографической карточке писателем сделаны пометы о передаче стихотворения издателю, например: Гржебину, Ионову[18] — т. е. во «Всемирную литературу», или: в «Алконост» — т. е. С. М. Алянскому[19]; никаких дополнительных сведений о дальнейшей судьбе переданного текста, как правило, картотека не содержит.

Кроме того, в авторском указателе встречаются библиографические данные, требующие проверки: вероятно, иногда поэт выносил на карточку сведения о предполагавшейся публикации, которая по каким-то причинам не состоялась.

Таким образом, при сравнительно массивной подборке из ненапечатанных стихотворений следует допустить известную степень риска — абсолютной уверенности в правомерности включения в публикацию всех (и каждого в частности) текстов, вероятно, быть не может. Критерием отбора стихотворений в данном случае служила библиография Сологуба, а также библиографический указатель Г. Пауэр[20], в котором учтены посмертные публикации стихотворений поэта по 1988 г. включительно.

Тексты воспроизводятся по авторизованной машинописи, по верхнему слою; разночтения и варианты строк или строф в примечаниях не даются, за исключением разночтений в первой строке стихотворения, существенной для библиографических указателей. Орфография текстов приведена в соответствие с современной языковой нормой.

Вступительная статья, публикация и комментарии М. М. Павловой.

Стихотворения

1[21]

МОЛИТВА ПОКАЯНИЯ                  Покаяния отверзи ми двери, Жизнодавче.

Открой мне двери покаяния,Создатель и Спаситель мой!Душа моя к святому зданиюВозносится в храм светлый Твой.

Мольбу Ты слышишь о прощении,Спаситель и Создатель мой.Ты милостив, — святым забвениемВсе язвы грешные покрой.

Наставь меня на путь спасения,Невеста неневестная!Прости мой грех, мое падение,Пречистая, пречестная.

В грехах прожив все годы лучшие,Грехами душу осквернив,В слезах стою, овца заблудшая,К Твоим ногам главу склонив.

И все грехи мои позорные      Я вижу пред собой,И низко голова покорная      Лежит перед Тобой.

Внимай мольбе, Господь немстительный,Меня жестоко не казня:Твоею благостью спасительнойПокрой, о Господи, меня.

3 мая 1878 2

РУСАЛКА

Луна скользит меж легких туч,И дремлет серебристый луч   Над спящею землею.Русалке любо выплыватьИ тихо косами играть   Над темною рекою.В воде любуяся собой,Поет русалка под луной.   Несутся грустно звуки   Томления и муки.Поет русалка, смотрит в даль,Кого-то ждет, кого-то жаль,   О ком-то все тоскует,   Кого-то зачарует.

9 мая 1878 3

Убежать бы в леса, отдохнутьВ их широких и вольных чертогах.Где вливался б в усталую грудьВольный воздух, прозрачен и легок!

Не за то не люблю здешний шум,Что не дружен он с миром мечтаний.Не развеять ему тихих дум,Светлых снов и святых упований.

Но, чем радостней город шумит,Тем сжимается сердце печальней,Тем пугливее ум мой бежитЗа мечтою волшебной и дальней,

И чем ярче блестит предо мнойВ дикой мгле образ вечной свободы,Тем страшней для души молодойМоря жизни суровые воды.

3 июня 1878 4

Желанье страстное — сорватьНа мне лежащую печать,Печаль и страстное томленье,Удел безрадостный — молчать,Надежда — тяжкого мученьяПринять святую благодать.Боязнь жестокого мученья,Тоски холодная игра,К чему-то смутное влеченье, —Вот чем наполнен день с утра.

24 июня 1878 5

ЯР-ХМЕЛЬ

Земля покрыта мглой холодной,Обвита снежной пеленой,Бездушной, мертвенной, бесплодной.В лесу не воет волк голодный,И не бежит своей тропой.И леса нет, одна пустыня,Ветров безгласная рабыня.По ней блуждает ветер злой,И мрачно-тихих гор твердыняЕго не сдержит пред собой.По всей поверхности унылойВезде и всюду мрак унылый,Повсюду холод гробовой,И спят глубоко в недрах силы,И странный царствует покой.

Но Солнцебог прогнал туманы,Оковы холода разбил,И вихри, бури, ураганыЛучами солнца он сразил,И зиму взором победил.Яр-Хмель дохнул, — весна настала,Природа вышла из оков,Вода разбила свой покров,И хлынула и побежала,И залила снега лугов.Земля покрылася цветами,И воздух жизнью задышал,И над зелеными лугами,И над долами, над горамиПрироды голос прозвучал.Лес вырос днем, и золотыеЛучи в нем весело прошли.За днями ночи хмелевые.Тихи, загадочно-немыеИ нежно-страстные текли.Земля пылает страстью тихой,Любовью чистой и святой,И страстный царствует покой,Забавой не нарушен дикой,Храним живою тишиной.В кустах горячее дыханье.Поет так сладко соловей.Здесь нет тоски и ожиданья,Везде и шепот, и лобзанья,И блеск неведомых очей.Они так скоро пролетели,Часы тех сладостных ночей,В лесу уж листья пожелтели,И птицы вольные не пели,И становилось холодней.Яр-Хмель уж землю покидает,И опечалилась она,И слезы светлые роняет,И Бога тихо упрекает,Пред ним недвижна и бледна.Не плачь, сказал ей бог могучий, —Возьми подарок от меня,Из всех даров природы лучший,И помни бога, дар храня.К тебе, подруге темноокой,Вернусь; лаская и любя,Весною посещу тебя. —И он припал к груди высокой,Ее руками он обвил,И улетел он в путь далекий;Но пробежал огонь глубоко,И грудь земную наводнил.И с той поры огонь сокрытыйВсех обитателей живит,И, мощным гением открытый,Природу он животворит,Глаза поэта отверзает,И силу в грудь его вливает.

27 июня 1878 6

На лестнице не видно никого,Бутылку с водкой в рот я опрокинул.Нельзя сломать сургуч, да ничего,Лизнул я пробку, но ее не вынул.

Попала только капля на язык,Но эта капля сладкой мне казалась.Я водки не пил, к ней я не привык,Но так была приятна эта шалость.

А Дмитриев из рюмки водку пил,Он офицер, и очень любит водку.Вчера, как и всегда, он скромен был,А все ж луженую имеет глотку.

2 июля 1879 7

Обширен русский Пантеон,Богов чужих вмещает он,А наш святой, великий БогДавно покинул свой чертог.

28 сентября 1879 8

Застенчив я, и потому смешон.Моей неловкости мне часто стыдно.Когда ж в задор бываю вовлечен,То говорю и дерзко, и обидно.

Я б никому понравиться не мог,Кто знает, что застенчивость — причина?Молчу, молчу, но слов прорвется ток,И будто бы раскрылася причина.

Когда бы я спокойным быть умел,Я говорил бы кротко и учтиво,И правду в комплименты б завертел,И улыбался б вежливо и льстиво.

Но не могу, волнует все меня,И долго я в себе таю обиду.Иной подумает: «Вот размазня!»Когда, сконфуженный, я тихо выйду.

Всем кажется, — я, как тростник, дрожу,И никуда я в жизни не гожуся,Но я порой внезапно надержу,Или с мальчишками вдруг подеруся.

Тогда бранят меня, стыдят, секут,Как будто бы со мной нельзя иначе,Как будто бы березовый лишь прутМне нужен так, как кнут упрямой кляче.

9 ноября 1879 9

МУЗА

Муза — не дева, не резвый ребенок,Муза — не женщина, стройно-развитая.Муза — не ангел, не гений небесный,Муза — не тайна, от века сокрытая.

Честь и невинность давно потерявши,Все же ты манишь, богиня прелестного,Но я бегу тебя в страхе и ужасе,И удаляюсь от ложа бесчестного.

Эти позорны объятия музы,Гениям праздности вечно открытые,И порождает конфектные куклыЛоно твое, широко плодовитое.

Но, гражданин и служитель народа,Я убегаю от храма напрасного,И поклоняюсь труду вековому,Музе невинной труда и прекрасного.

14 марта 1880 10[22]

НА ШИПКЕ ВСЕ СПОКОЙНО                      Три картины Верещагина

Гром орудий на БалканахПосле битвы призатих.Оба лагеря спокойноВыжидают битв иных.Снег сверкает на вершинах,И в долинах он лежит,И при месяце огнямиРазноцветными блестит.Месяц в небе птицей мчится,То укроется меж туч,То в разрыв их быстро броситЗеленеющий свой луч.Тесной стаей, вперегонкуПробегают облака,Будто гонит их куда-тоНевидимая рука.Тихо, слышен каждый шорох,Кручи белые молчат.На часах стоит, и дремлет,И качается солдат.

Воет ветер над горами,Гонит в небе облака,Пелена снегов клубится,Словно быстрая река.Потемнел Балкан лесистый,Встрепенулся ото сна,Мрачно смотрит, как за тучиРобко прячется луна.Точно духи в пляске мчатся, —Вихри стонут и вопят,И стоит в снегу по поясЗамерзающий солдат.Вьюга злится, вьюга плачет,Кучи снега намело,Все проходы, все тропинкиЭтим снегом занесло.Ничего вдали не видно,Ночь бурливая темна,И не светит из-за тучиОробевшая луна.Над волнистыми снегамиВидны шапки да башлык,Да торчит из снега острыйИ блестящий сталью штык.

14 марта 1880 11

ЦЕРКОВЬ

Без колебанья, без сомненьяЯ в детстве шел к вечерней в храм.Какие дивные мгновеньяПереживалися мной там!В углах — таинственные тени,В окно глядит немая ночь.Невольно клонятся колени,Не в силах слезы превозмочь.В душе светло, тепло, отрадно,Как в свежем венчике цветка.Святым словам внимаю жадно,И негодую на дьячка.Приду домой, — горит лампада,В душе такая благодать.Ни чаю, кажется, не надо,Ни есть не хочется, ни спать.Всю ночь в слезах и умиленныйПроволновался б, промечтал,И всё б стоял перед иконой,Всё б эти ризы целовал.Теперь не то: былые думы,Былая вера и любовьНе согревают ум угрюмыйИ не волнуют в сердце кровь.Все обаяние молений Уже рассеяно; инойПрекрасный и блестящий генийТеперь встает передо мной.Уж храма Божьего бегу я,Лишь поневоле иногдаС досадной думою вхожу я,И чуть не плачу от стыда.

29 июня 1880 12

Ах, зачем ты не затих,Не умолкнул навсегда,Мой небрежный, звонкий стих?Горечь темного стыда,Капли одиноких слез,Всю печаль, что я принесВ жизнь печальную мою,Всю тебе передаю.Но в тебе отрады нет.Ни среди гнетущих бед,Ни среди тоски немой,Неприветен отзыв твойНа призывную печаль.Мучит твой унылый стон.Никому не будет жаль,Что навек замолкнет он.

8 июля 1880 13[23]

Мне в Институте живетсяСкучно, тоскливо и трудно:То вдруг Смирнов придерется,Пилит ехидно и нудно;

То математик писклявый,Латышев, скуку умножит,Лапкой умывшися правой,Хитрый вопросец предложит;

То нас Гуревич замаетДлинно-сплетенным рассказом,Быстро по классу шагает,Пар поддает своим фразам.

Иль повязав полотенце(После попойки) чалмою,С ликом святого младенцаМучит своей болтовнею.

Щиплет свои бакенбарды,Трет покрасневшие веки,Мямлит он, что лангобардыПереправлялись чрез реки.

Естьеше глупый Наумов.Место ж такому невежде!Не заучив, не подумав.Врет он и врет, как и прежде.

Есть и Гербач чистописный,Ухов с гимнастикой пыльной,Рыбчинский есть закулисный,Галлер есть брюхообильный.

Выше директор над нами,Богу единому равный,Красными славный речами,Строгий, но добрый и славный.

Но Сент-Илера просилиМама и бабушка вместе…Что за последствия были,Я рассказал в другом месте.

Здесь же скажу, что в печальнойЖизни здесь есть и такоеВремя хорошее: в спальнойЛечь наконец на покое.

29 сентября 1880 14

…Прекрасен был его закат,Его последние мгновенья…Угас он тихо, как олень,Пронизан пулей, умирает,Как на горах, слабея, деньВ вечерних красках догорает,И закрывается гораМохнатой шапкою тумана.Наутро просветлеет рано,Настанет дивная пора.Туман, под солнцем исчезая.Сползет и скроется, — опятьВсе оживет. Но молодаяУже не будет жизнь сиять,И будет сломанная силаХолодным, вечным сном могилы,Покоясь тихо, почивать.

13 ноября 1880 15[24]

ГЕОК-ТЕПЕ

От полей бесплодных,От сохи и бороны,От детей голодных,От больной женыОн оторван. В край далекийОн отослан не один,

Но, душою одинокийСредь неведомых равнин,Все семью он вспоминает,О родимой сторонеИ о плачущей женеВсе он тужит и вздыхает.

Чужедальняя странаЛетом зною отдана, —Жгучий, знойный воздух юга.Ширь безжизненных степей;А зимой бушует вьюгаВдоль и поперек по ней.

Долго шли они по степи.Вот оазис, крепость, вновьСвищут пули, льется кровь.Пала крепость Геок-Тепе.

Пал и он с своей тоской,Окровавленный и бледный,Не увидевшись с женой,Ни с избушкой бедной,Ни с родною стороной.

Только в час кончиныПамять привелаБедные картиныБедного села.

Клеть давно пустая,Дом едва стоит,И жена больнаяВ гроб уже глядит, —Грудь слаба и впала,Ноги чуть бредут.Грусть ли доконала,Изморил ли труд, —Все равно, уж скороКости отдохнут,Дети без призораПо миру пойдут.

15 января — 28 июля 1881 16[25]

ПОДРАЖАНИЕ ПРОРОКУ АМОСУ

Ни я пророк, ни сын пророка,Но Бог воззвал меня от стад,Чтоб я, один во мгле порокаУвенчан правдою и свят,Перед безбожной ИудеейПровозгласил его закон,На трудный подвиг укрепленСладчайшим ангелом, Идеей.

Она явилась предо мной,Когда в долине ГалаадаВ лохмотьях нищенских, босой,Наемник бедный, пас я стадо.Сказала мне: — Не покидай,Меня, небесную Идею, —И я последовал за нею,И обошел из края в крайМою родную Иудею.Томясь тоской, я шел впередС моим громящим, вещим словом,И в поучении суровомКлеймил левитов и народ.

6–8 февраля 1881 17

На берегу ручья в лесуСидит красавица босая,В волнах роскошную красуЛица и груди отражаяИ ножки стройные купая.За ней под деревом в тениЛежат чулки, стоят сапожки:Она их сбросила, — ониТеснили маленькие ножки.Под солнцем было душно ей,На лбу стояли капли пота.Она ушла под тень ветвей,И налегла на очи ейЛесная тихая дремота.Волна прозрачная манит.Стряхнув очарованье лени,Она в воде ручья бродит.Волна сверкает и шумит,И лижет голые колени.

6 апреля 1881 18

В первой дикости свободнойНа охоту человекШел в пустыне первородной,И боялся шумных рек.

Проносились дни и годы,И придумал он топор,И в реках нашел он броды,И проходы между гор.

А потом везде дорогиПонемногу проложил,Неуклюжие пирогиСкоро на реку спустил,

И в моря на них пускался,В океан посмел он плыть,Только каждый путь свивалсяВ очень узенькую нить.

Шел в звериные берлогиИ вблизи, и вдалеке.По дорогам носят ноги,Носят руки по реке.

А потом сумел он лошадьУкротить и приручить,А теперь машина можетДалеко его носить.

Победил он всю природу,Силы все он оковал,Но один пустяк, свободу,Он навеки потерял.

10 сентября 1881 19

Парный воздух, гам и мгла.В шайки звонко брызжут краны.Всюду голые тела,И огни сквозь пар багряны.

Что же мне от наготы!Коль пришел, так надо мыться.Руки делом заняты,А глазам чем насладиться?

Вот сюда бы голых баб,Чтобы все их обнимали,И старик бы не был слабИ забыл бы все печали,

Чтоб нагая и нагойТелом к телу прижимались,Под веселою игройЧтоб скамейки сотрясались.

Но все очень тускло тут,Все полно всегдашней скуки,И безрадостные трутПо телам мочалкой руки.

1 февраля 1882 20

В чаще леса леший бродит,Принимает страшный вид,То в трущобы он заводит,То в кустарниках кружит.

В омутах русалки плещут,Ночью пляшут над водой,И глаза их жутко блещутНад опасной глубиной.

Домовой таится в банеИли в доме на печи.Он дохнёт, — и, весь в тумане,Задрожит огонь свечи.

В поле, жаркою пороюПодымаясь от земли,Над протоптанной тропоюПляшет вихорь, весь в пыли

Нашу скорбную природуОсветила раз однаДева светлая, — свободуОбещала нам она.

Стали мы смелей, и видим:Скрылась нечисть, кто куда.В поле, в лес, на речку выйдем, —Воздух чист, чиста вода.

Но пропала наша фея,Иль, быть может, умерла,И вкруг нас, еще мрачнее,Злая нечисть залегла.

12 июля 1882 21

Он был один. Горели свечи,Лежали книги на столе.С ним кто-то вел немые речи,Порой он видел на стеклеЗа глухо-спущенною шторойКак будто чей-то яркий взор,Неуловимо-беглый, скорый,Как в темном небе метеор.Порой горячее дыханьеОн над собою ощущал,И непонятное желаньеВ больной душе переживал.Его мечты неслись нестройно,Отрывки мыслей были в нем,А голос тот звучал спокойноКаким-то гордым торжеством.

19 сентября 1882 22

Поскорее добрести быДо ближайшего леска!Под ногами глины глыбы,Слой горячего песка.

С неба солнце светит ярко,Так что все кружит в глазах.Груди душно, телу жарко,Как свинец в босых ногах.

Вот добрел, и повалился.Мягкий мох, лесная тень.Словно камень отвалился, —Так в лесу отрадна тень.

3 июля 1883 23

Старый муж давно наскучил,Подвернулся кстати я,И ее недолго мучил,И купчиха уж моя.

Для чего тебе, лабазник,Эта милая жена?Мне же с нею — светлый праздник:И красива, и умна.

Только жаль, таиться надо.Пробираюсь в сад, как вор,И под яблонями садаСладок краткий разговор,

Сладки нежные объятья,Поцелуи горячи,Беспорядок в женском платьеСкрыла темнота в ночи.

Шум ли старый муж почует,Не успею ль убежать,Он подумает: воруетКто-то яблоки опять.

Выйдет сам, — метнусь к забору,А она — обходом в дом.Коль меня поймает, — воруБудет мука поделом.

А ее, так скажет: — Кто-тоМне почудился в саду.Погнала меня забота,Дай-ка сад наш обойду.

— Слышишь, вор уж убегает:Не схвати, поймала б я! —Муж похвалит, приласкает:— Ай, хозяюшка моя!

30 августа 1883 24

Из отуманенного садаВливается в окно прохлада.Поутру ветки шелестят,Щебечут птицы там на ветках,И семь приятелей сидят,Поссорившися, в двух беседках.

А мне в какую же идти?Где чушь мне пьяную плести?Пора домой. Уроки скороНачнутся. Уж проснулась мать,И с нею, знаю, будет ссора,И будет долго упрекать.

Бреду, держуся ближе к тыну,От водки и прохлады стыну, —И точно, мать уже в дверях,Суровая, меня встречает;Еще молчанье на губах,Но уж и взором упрекает.

30 сентября 1883 25

Хорошо в широком полеПосбирать цветки-цветыИ на летней вольной волеПоиграть в свои мечты,

Да не плохо и зимоюУ окошка посидеть,Как вечернею зареюСнег чуть станет розоветь.

Все равно мечта, покорна,Унесет в далекий край,Где сверкающие зернаСколько хочешь собирай.

20 января 1884 26[26]

Город вовсе небольшойНад Холовою-рекой.Где ни стань, увидишь полеИ окрестные леса,А расширился б ты боле.Не видал бы чудеса.Не видал бы диких лешихНа лесных зыбучих плешах,Не видал бы домовыхИ коварных водяных.И тебя бы замостилиКамнем сплошь и плитняком.На базар бы не ходилиВ старых платьях босикомЧинодралов мелких жены,Чтоб дешевле покупать:Мы ведь, вишь, не наряжены,Из чего нам передать?И мещане не срывали бВетки гибкие с берез,И в садах своих не драли бГолых жен пучками лоз.Дочерей насильно замужНе сдавали б, как теперь.Да расширься ты, а там ужВсе изменится, поверь.

23 апреля 1884 27

К первоначальной чистотеИ к первобытной простоте  Я возвратиться рад.Я вышел из дому босой,И по дороге полевой  Иду я наугад.

Прошел поля, вошел в лесок,Бреду задумчив, одинок,  Стихи слагаю я,И ноги голые моиС улыбкой погружу в струи  Веселого ручья.

31 июля 1884 28

На песке, пыли и глинеОставляя легкий след,Проходил я по долине,По-домашнему одет,

Не стыдясь людей нимало.Засучив штаны и бос.Лишь фуражка прикрывалаПряди спутанных волос.

Солнце жгло мои колени,И горячим стал песок.От усталости и лениВ тихий я вошел лесок.

Лег я на землю спокойно,Подо мной теплели мхи,Было так в душе спокойно,И слагалися стихи.

А когда я возвращалсяЯсным вечером домой,Я невольно улыбался,Кой-где след увидев мой.

Зимний след мне вспоминался, —Я нередко вечеркомЧерез двор проворно мчалсяПо морозу босиком,

А порой и вовсе голый.В баню быстро я вбегал,И внезапно жар веселыйМне все тело обнимал.

Виден был порою утром,Коль не выпал ночью снег,Хрупким скован перламутром,Ясный след, где был мой бег.

22 июля 1885 29[27]

Господь мои страданья слышит.И видит кровь мою Господь.Его святая благость дышитНа истязуемую плоть.

На теле капли крови рдеют,И влажен пол от слез моих.Но надо мною крылья реютЕго посланников святых.

И как ни страшны эти звукиНесущих пламя боли лоз,Покорно я приемлю муки,Как принимал их Ты, Христос.

Смиренно претерпев удары,Я целованьем строгих рукБлагодарю за лютость кары,За справедливость острых мук.

14 сентября 1885 30[28]

Упадешь ты в лужу или в грязь,Или свалишься ты на сухое, —Соберется вкруг толпа, смеясь.Но веселье людям здесь какое?

И зачем упавший на путиДержится, как виноватый?Средство есть насмешки отвести.Дам совет я, не гонясь за платой.

Ты в глаза им прямо погляди, —Просто все, что в жизни ни случится, —И своей дорогою иди;Тотчас смех в толпе угомонится.

Я недавно это испытал.К имениннику меня позвали.Я средь грязной улицы упал.Два мальчишки на мостках стояли.

Устремленный к ним мой взгляд простойСделал то, что слышим в небылицах:Ни одной насмешки озорной,И улыбки нет на детских лицах.

10 декабря 1886 31

Люблю мою родную землю,Люблю я жизнь, и потомуСтраданье всякое приемлю,Покорен всякому ярму.

Страданье иногда полезноДля тела, как и для души,И, кто признал закон железный,Тому и розги хороши.

Стыда и боли злая вьюгаВедет насилием к добру,И потому ее, как друга,Без отговорок я беру.

Но все же мы упрямо спорим,Как с диким и жестоким злом,С напрасным, безнадежным горем,С ужасным, мстительным врагом.

Перед Бедою, ведьмой черной,Что сторожит у всех дверей,Склоняться в страхе так позорно,Невыносимо для людей.

Мы ведьму мерзкую прогонимУсилием ума и рук.Но не сглупим мы, и не тронемСемью стыда и кратких мук.

21 декабря 1886 32

Когда царицы скромно косыПлели, как жены пастухов,И почасту ходили босыПо стогнам тихих городов.

Ремнями тесными сандалийНе жали голые стопы,И не затягивали талийНа удивление толпы,

В те дни цветущая ЭлладаРождала то, чем живы мы,В чем наша верная отрадаОт вековечной нашей тьмы.

Воскреснет в сердце человекаДавно погибшая мечта,И дети будущего векаПоймут, что значит красота.

25 марта 1887 33

В окно моей темницыНа склоне злого дняЛикующие птицыНаведали меня.

Но мгла моей темницыВспугнула скоро их.Ликующие птицыВ просторах голубых.

8 мая 1887 34

Сплетают тени на песочке, —И в тенях много красоты, —Акаций узкие листочкиИ кленов крупные листы.

А где смешались тени этиС тенями плотными кустов,Там на песке трепещут сетиИз мелких золотых кружков.

В саду, подальше, — там березки,Такие светлые стоят.От веток их порой полоскиПо телу моему скользят.

Когда нарвут зеленых ветокОт белоствольных тех берез,Иной уж цвет тогда у сеток,На тело брошенных от лоз.

Сперва они на белом полеЛожатся, узки и красны,А после, с возрастаньем боли,Смотря по степени вины,

Они синеют, багровеют,На поле красном так близки,И вот уж капли крови рдеют,Сливаясь скоро в ручейки…

Но всё ж березы, липы, клены,Акаций запыленных ряд,И даже галки и вороныИ глаз, и ухо веселят.

14 июня 1887 35

Любопытные соседкиУ себя в саду стоят,И на окна той беседки,Где секут меня, глядят.

Я заметил их местечкоУ ольхового стволаВ час, как мама от крылечкаНаказать меня вела,

И один из мальчуганов,Что пришли меня стегать,Молвил: — Барышни, Степанов,Захотели много знать.

Я крепился и старайсяНе орать и не реветь,Только все же разорался, —Больно так, что не стерпеть.

После порки в сад я вышел,Раскрасневшися, как мак,И насмешки их услышал:— Разрумянили вас как!

— Эти яркие румянаГде, скажите, продают? —И хохочут мальчуганы,И Лежонов кажет прут.

— Вам урок мальчишки дали?Вот какие смельчаки! —И, смеяся, убежали, —Все мои ученики.

— Ну, и громко ж вы кричите,Ой-ой-ой да ай-ай-ай!Мы утешим вас, хотите?Приходите к нам пить чай.

— Вас березовой лапшоюУгостила ваша мать,Мы вас будем пастилою,Сладким чаем угощать.

— Есть варенье из малины,И сироп такой густой,Все забудете кручины,Не стесняйтесь, что босой.

Отказаться не умею,К перелазу я иду,От стыда и боли рдею,Очутившись в их саду.

Самовар уже в столовой,И варенье тут как тут.— Поздравляем с баней новой!— Ну и часто вас секут!

Три сестры за самоваромНаострили язычки.— Поздравляем с легким паром!— Молодцы ученики!

Посмеялись, но немного, —Мы дружны уж с давних пор, —И сказала Вера строго:— Розги дома не в укор!

Вы простите, мы без злости.Малость надо постыдить,А теперь пришли к нам в гости.Будем мирно говорить.

14 июля 1887 36

Осенью скучнойДождь однозвучныйВ окна стучит,Думы мрачит.

Там на полянеВ белом туманеНикнет трава.Еле жива.

Лист увядает,С веток спадает.Голых ветвейРопот слышней.

Грустные взгляды,Нет вам отрады.Близь или даль,Всюду печаль.

Все же не стануЗлому тумануПлачущий раб.Так ли я слаб?

В трудной работе,В скучной заботеЯ с золотойДружен мечтой.

15 октября 1887 37[29]

Душа и тело нам даны,А третье — дух; его не знаем.К нему стремленья направляемИз нашей темной глубины.

Признали два лица за нами, —То скажут «вы», то скажут «ты».Разъединенные чертыНе слиты этими словами.

Когда мне мать или сестра«Ты» говорят, слышна здесь ласка;Но «ты» Сосулькино — указкаДля тыканья; она остра.

Все имена для нас игрушка,И как меня ты ни покличь,Иль уважительно на «ич»,Или презрительно на «юшка»,

Ведь все не то! Я — Божий Дар,Но это имя слишком ярко,Я звался б Дашка или Дарка,А то так с «ичем» Божидар.

О, если бы мы в духе жили!Какой бы славой заалелНаш удивительный удел,И как друг друга мы б любили!

Но Дух от нас еще далек.Не душу даже, видим тело.Любовь нам сердце не согрела,И каждый каждому жесток.

Стремлюся к Духу я всечасно.Живу ли в Духе, как мне знать!Ужели буду возжигатьЯ светочи мои напрасно?

Враг Духу — тело. Я смирялЕго жестокостью страданий,И от телесных наказанийЕго ни разу не спасал.

И говорит мне мой Хранитель,Что верен мой суровый путь.О, если бы хоть раз взглянутьНа лучезарную Обитель!

28 октября 1887 38

Избороздил я все окрестностиЛетом, осенью, весной,Исходил все эти местностиВдоль и поперек босой.

Я парнями-забиякамиБыл издразнен в деревнях,Я облаян был собаками,Но не знал, что значит страх.

Раз под вечер темной рощеюПроходя неспешно, яПовстречался с бабой тощею,Смелость сникнула моя.

Мне в лицо старуха глянула.— Где корона, царь босой? —Прошептала мне, и канулаВ сумрак осени сырой.

20 января 1888 39

Слова весьма разнообразны.Окраска разная у них.Воспоминанья с ними связныПобыток тех или иных.

И есть два облика у слова:Один к тому, кто говорит,И очень часто для другогоСовсем не так оно звучит.

Жестокие слова угрозыСказавшему, как ал венец.Другому ж — черные обозыРечей тяжелых, как свинец.

11 июня 1888 40

Из-под летней светлой блузыС полотняным пояскомДо колен штаны кургузы,Да фуражка козырьком.

Вот и весь наряд мой скромныйИ в дороге, и в лесу.Что найду в тени укромной,Все в корзинке унесу.

17 июня 1888 41

ПОЛУДЕТСКИЕ ГРЕЗЫ

Не можешь ты понять, что сталось вдруг со мной,И смотришь на меня, качая головой.Ты прав, — уж я не та, совсем не та, что прежде.Мой звонкий смех теперь, как прежде, не звучит.И равнодушна я к прическе и к одежде.Как мне веселой быть! Тоска меня томит.Так мысли спутаны, и так мечты неясны!Хочу их разобрать, — усилья все напрасны.Мечты меня влекут в неведомую даль,И трудно мне сказать, о