Стэнли Милгрэм - Как хороший человек становится негодяем. Эксперименты о механизмах подчинения. Индивид в сетях общества

И с чем мы остаемся, со всем этим знанием возвращаясь в лабораторию С. Милгрэма к его чудовищному пыточному электроприбору, пусть и декоративному? Что он открыл один из поведенческих фреймов, из которого человеку некуда деться? Что можно поставить галочку, внести этот фрейм в реестр и принять как объективную неизменяемую данность?

Сам С. Милгрэм определенно мыслил оптимистичнее:

«Мне думается, что темы подчинения личности групповому давлению, конфликта совести и власти и той конструктивной роли, которую играют группы в жизни личности, – это центральные вопросы опыта личности в социуме. То, что мы, появившись на свет, попадаем в социальную матрицу, – это основа человеческого бытия, однако каждый из нас борется за то, чтобы быть личностью. Без социальной матрицы невозможно строить жизнь, она снабжает нас языком и привычками, достойными цивилизованных людей, дарует нам цели, ценности и драгоценное общество себе подобных. Но как только нам даруют систему ценностей, она становится нашим личным достоянием, и тогда человеку приходится бороться, чтобы отстоять свою индивидуальную совесть, суждения и критическое мышление под давлением толпы и власти, которая навязывает ему свои представления.

Самые яркие черты человечества – то, что люди получают от других: язык, навыки рационального мышления, человеческие ценности. Однако человек, чтобы сохранить в себе самое лучшее, зачастую вынужден в одиночку противостоять толпе и власти. Человек усваивает эти ценности, а потом должен их отстаивать – иногда в борьбе с тем самым обществом, от которого их получил. Хотя на человека зачастую оказывают колоссальное давление, чтобы он отказался от критического мышления, шел на сделку с совестью и отказывался от своей человечности, зачастую он оказывается упорным и стойким, выдерживает сиюминутное давление и снова обретает силу и целостность духа. Однако же, как показывают наши эксперименты, так бывает не всегда. Но это идеал, к которому стоит стремиться».

В этой цитате С. Милгрэм трижды упоминает критическое, рациональное мышление как важнейшее качество, позволяющее личности противостоять групповому и властному давлению. Является ли оно тем спасительным средством, которое может дать человеку вырваться из болота сансары его самообманов, или, как хорошо сказала Карин Шульц на одной из TED-конференций, «выйти за пределы этого крошечного, закошмаренного пространства правоты и посмотреть вокруг, друг на друга и обратить внимание на необъятность и сложность, и тайну Вселенной, и быть в состоянии сказать: „Ого! Я не знаю. Может, я ошибаюсь“?»[6]

Да, та же самая закошмаренная собственной правотой индивидуальная конструпретация позволяет не только истово предохраняться от признания своих ошибок и уютно гнить в застойной вере своего совершенства, но и научаться аналитической рефлексии, логике, примирению со своим несовершенством и ограниченностью и открытости аргументированной критике. Человек способен поверить практически в любую свою – или чужую – фантазию, и когда он каким-то образом обретает веру в критическое мышление, то она по крепости ничем не уступает любым другим верованиям, зато по рациональности и полезной эффективности оказывается абсолютно вне конкуренции.

Что же мешает овладению критическим мышлением не двумя-тремя, а хотя бы двумя-тремя десятками процентов населения? Кажется невероятным, что фантастический вклад критического, то есть научного, мышления в преобразование нашей материальной среды, средств коммуникации и образа жизни не вызывает сам по себе сильного желания приобщиться к его волшебной силе у всех хоть сколько-нибудь разумных граждан любого возраста. Все просто должны, вроде бы, неистово требовать от системы образования, парламентов, президентов и правительств, чтобы их неотложно обучили тем чудодейственным принципам и техникам мышления, благодаря которым ученые и инженеры успешно запускают марсоходы, создают невероятные гаджеты и искусственный интеллект, развивают генную инженерию, решают казавшиеся неразрешимыми загадки устройства Вселенной и спасают ранее неизлечимых больных. Массовых демонстраций с лозунгами «Обеспечить каждого гражданина критическим мышлением!», однако, почему-то не наблюдается, хотя представляется очевидным, что это и есть первоочередная задача для социума XXI века.

Вряд ли является случайным, что та же академическая среда, что породила С. Милгрэма, еще за почти четыре десятилетия до его знаменитого эксперимента стала и почвой для первого в мире теста критического мышления – теста Уотсона-Глейзера (Watson-Glaser™. Critical Thinking Appraisal), разработанного в 1925 году профессором Goodwin Watson и студентом E. M. Glaser в Columbia Teachers College. Спустя 65 лет, в 1990 году, была завершена организованная Американской философской ассоциацией двухлетняя работа методом Дельфи большой группы экспертов (выработка экспертного консенсуса) по созданию стандартной модели критического мышления. Результаты были зафиксированы в итоговом докладе «Критическое мышление: отчет об экспертном консенсусе для целей образовательного анализа, оценки и обучения».[7]

К настоящему времени в мире (англоязычном) разработано огромное множество учебных курсов критического мышления от уровня детского сада до самого продвинутого бизнес-образования, десятки или даже сотни тестов критического мышления любой профессиональной направленности – от вспомогательного медперсонала до топ-менеджеров. Одна страна за другой признает овладение критическим мышлением первоочередной целью всех ступеней образования и важнейшим компонентом профессиональной квалификации.

Старейшая и ведущая профессиональная организация США по продвижению критического мышления в образовательные и прочие массы, The Foundation for Critical Thinking, даже обозначила своей целевой миссией формирование «критического общества» (critical society) и «критической личности» (critical person), а недавно создала петицию с требованием сделать курсы критического мышления обязательными в школах и университетах (некоторые университеты уже делают это в экспериментальном порядке).

Представим себе, что миссия данного Фонда успешно реализована. С чем мы можем столкнуться в лаборатории, если попробуем воспроизвести эксперимент по подчинению с критическими личностями, растущими в критическом обществе? Доброволец-подопытный внимательно выслушивает вступительное объяснение цели эксперимента (напомню, что оно было ложным, отвлекающим), а затем требует серьезных научных обоснований и эмпирических подтверждений с предъявлением источников аргументов, прежде чем нажать хотя бы первый тумблер, иначе отказывается участвовать. Дополнительно он настаивает на вызове полиции, чтобы она предотвратила преступные планы экспериментаторов применить садистские и смертельно опасные удары током на живых людях. Эксперимент завершается, не начавшись. Что-то мне подсказывает, что С. Милгрэм был бы очень рад такому провалу…

Мне могут сказать, что такая картина выглядит из сегодняшнего дня скорее утопичной, чем реалистичной. Скептикам напомню, что когда-то утопией казались всеобщее избирательное право, всеобщая грамотность и многие другие социальные инновации. А затем люди им научились и поверили в них.

Предисловие к первому изданию

Покойный Гордон У. Олпорт учил, что предмет социальной психологии – воздействие предполагаемого, реального или воображаемого присутствия других людей на мысли, действия и чувства отдельного человека. В центре его определения стоит отдельный человек, личность, – и личность остается в центре моего собственного представления об этой сфере. Поэтому структура этой книги приблизительно отражает четыре основные категории фактов общественной жизни, с которыми сталкивается личность: город, власть, группы и средства массовой информации.[8]

В этой книге описаны исследования, которые я вел на протяжении 20 лет, и поблагодарить всех тех, кто помогал мне в отдельных экспериментах, уже не представляется возможным. Однако мне хотелось бы упомянуть нескольких человек, перед которыми я в особом интеллектуальном долгу. В первую очередь это покойный Гордон У. Олпорт, который с самого начала поддерживал во мне убеждение, что я могу принести некоторую пользу социальной психологии, и трое моих учителей и вдохновителей – Соломон Э. Аш, Роджер Браун и Джером С. Брунер.

Многие описанные здесь эксперименты проводились в контексте моих курсов по социальной психологии в Гарварде, Йеле и Городском университете Нью-Йорка. Многие студенты, участвовавшие в этих исследованиях, были моими полноправными партнерами, и я хотел бы выразить признательность каждому из них.